Письмо, однако ж, переполнено замыслами и энергией. Линней радуется радости друга, но вместе с тем и печалится. Будто навсегда потерял близкого человека. Да так оно и есть.
Линней читает длинный Артедиев отчет о работе над большим манускриптом, посвященным рыбам.
Письмо выдержано в бодром тоне. «Удостоверено: в каналах можно плавать!»
Каменная ограда построена, после изрядных трудов. В своей Сибири Линней сажает жарки, сибирский пион, монгольскую жирянку, дикий тюльпан, шлемник и сибирскую астру.
Поливает из зеленой лейки.
Ночь. Садовник будит Линнея, ведет в сад. Садовник держит в руке факел, а наземь поставил посудину с какой-то жидкостью. Говорит взахлеб, будто в спешке:
— Огонь можно погасить водой. А вот мне известна вода, которая горит. Из пивного сусла я могу извлечь жидкость, которая, отстоявшись, горит. Гляди!
Садовник подносит к жидкости факел — она вспыхивает.
Линней делает шаг назад, чтобы огонь не опалил кафтан, и принюхивается, стараясь определить, что за вещество горит.
— Aqua ardens. Горючая вода. Обычно я помещаю в нее свои препараты. Отличное средство для консервации. В такой жидкости Бойль[15] целых пятнадцать лет хранил человеческий эмбрион. Правда, тут есть одна проблема — пожелтение тканей. Но преимуществ куда больше.
Четверг. Утро. Линней ждет. Приходит Хёрнер. Говорит, что подвоз провизии приостановлен. Возница и работник в розыске. Оба пропали.
— Дело касается Петтеровой жены. Анны Катрины.
— Да?
— Померла она. От хвори.
— От какой хвори?
— За три дня до смерти занедужила, съевши хлеба с тертым сыром. Жаловалась на жестокую головную боль и рвоту. Через день оклемалась. А за день до смерти сызнова то же самое — после чашки кофе. Стошнило ее. Но боли усилились. И больше она уж не встала. Померла. Вскрытие показало, что она была в тягости. А в желудке нашли черно-серую слизистую массу с мелкими белыми крупинками, которые при сжигании распространяли резкий запах и белый дым.
— Мышьяк, — говорит Линней.
— Вот все, что я слыхал, — говорит Хёрнер.
Линней слушает его рассказ. Но ничего не знает ни о работнике, ни о вознице, ни о жене оного. И сказать ему нечего.
Линней у своего окна, смотрит в ночное небо. В эту пору года оно светлое, звезды словно бы тускло тлеют. Только Марс у горизонта светит ровно.
3 августа. В дверь стучат. Утро. Линней отворяет. Студент, тот самый, что приносил диковинное растение, в котором Линней сумел распознать Linaria. Шёберг. Обеими руками он прижимает к груди большущий закрытый ящик. Линней ведет его на кухню, ящик водружают на стол. Шёберг вынимает растения, одно за другим. Ни слова не произносит. Линней кладет их рядком, друг подле друга, пристально рассматривает.
Молчание учителя тревожит Шёберга, он боится вспышки гнева, начинает оправдываться:
— Я нашел их на Сёдра-Госшер, на бугре, чуть поодаль от места первой находки. Их там много. Весь склон ими зарос.
Конец августа. Судя по всему, сибирские пионы и астры козам очень по вкусу. Ночами в Сибирском саду полным-полно рогатых злодеек.
Дни идут. Осень. Холодный утренний воздух пахнет ржавыми гвоздями.
10 октября. Раньше Линней такого не делал. Но знает, что произойдет. В своей комнате он плотно закрывает все окна. Шпалерной тканью, в несколько слоев. Придирчиво следит, чтоб ни лучика света внутрь не проникало.
Удостоверившись, что в комнате совершенно темно, вырезает в ткани отверстие. Оно смотрит в сад и имеет в поперечнике около дециметра. Снаружи ярко светит солнце, и в отверстие проникает толстый сноп света.
С помощью отменного зеркального стекла, купленного в Бьёркнесе, Линней направляет этот луч на экран, тоже обтянутый шпалерной тканью, только белой изнанкой вверх. Рассматривает перевернутое изображение, возникшее на экране. Это круг с темным мерцающим полем внутри, по которому наискось движется что-то маленькое, еще более темное. А с одного боку светового кольца — белая полоска, небо.
Линней знает, темное подвижное пятнышко — это садовник. Подносит руку к экрану, тыльной стороной к ткани, ладонь ловит свет, и темное пятнышко ползет по ней, он сжимает пальцы — пятнышко карабкается по костяшкам к запястью.
Взяв кисть, Линней намазывает экран густой кашицей из спирта и клея, но световая картинка не прилипает.
Потом он пробует тонким пером поймать изображение внутри круга. Но проводит всего лишь несколько черточек, поверх которых продолжается движение света.
Он проделывает целую серию опытов, раз за разом мажет экран всевозможными снадобьями. Йодом, парафином, рассолом, хлористым цинком, борной кислотой. Растворами мышьяка разной степени кислотности. Канифолью из сосновой камеди, формалином, глицерином, сахарным сиропом, хлористой ртутью и карболовой кислотой.
Но закрепить изображение не удается.
Он пробует состав из квасцов, поваренной соли, калийной селитры, поташа, мышьяковистого ангидрида и воды, добавив туда после подогрева присадку — глицерин и метиловый спирт. Изображение не закрепляется.
В конце концов он сбегает вниз по лестнице, в сад. Зовет садовника, велит ему зайти в комнаты. Но садовника нет.
Линней бежит в рощу, зовет — увы, он один, на ветру, среди безлистных деревьев.
Зима, уже 28 января. Именины Карла. Трескучий мороз.
Линней выходит в сад, в руках у него картина — превосходное красочное изображение летних ягод и плодов. Вишни, груши, черника, малина, земляника. Сбегаются ребятишки, с восторгом разглядывают нарисованные ягоды и плоды.
— Что есть холод? — спрашивает Линней. — Остановка частиц, которые в ином случае производят тепло? Или же холод — свойство активное, обладающее властью сжимать и сковывать?
В мечтах дети поедают ягоды и плоды.
Когда разбивают сад, рядом должна быть пустошь, невозделанное поле, потому что иначе настоящий сад не выглядит возделанным.
Но за этой пустошью нужно опять-таки представить себе территорию, которая соотносится с пустошью так же, как пустошь с садом.
Будь подобная территория населена, думает Ли н- ней, там бы жили люди четвероногие, безгласные и волосатые.
Они называются Homoferus[16]. Живут слепо и безмолвно, не ведая о нас.
Случается, этакий обитатель забредает к нам, и мы можем его изучить.
Линней ведет им учет.
Мальчик-медведь, Juvenus ursinus lithuanus, 1661 год. Рюссельская девочка, Puella transisalana, 1717 год. Пиренейские мальчики, Juvenusovinushibernus, 1719 год. Шампанская девушка, Puella campanica, 1731 год.
Он смотрит в окно. В сарае никак играют в карты?
У крестьянина, думает Линней, больше сходства с обезьяной, чем с придворным.
Со студентами. Бумажная ленточка. Большой палец.
— К Petrificatum pictura assimilis я отношу всё, что любезно тем, кто помешан на окаменелостях. За границей я видал огромные шкафы, набитые окаменелостями, которые невозможно толком упорядочить. Но если я их исключу, хотя они суть не более чем игра природы, я навлеку на себя гнев поголовно всех их поклонников.
Двадцать восемь студентов. Четверть сотни. Сала. Сурунда. Нюланд. Вибю. Ленточка в руке, большой палец в конце раздела.
— Они возникают, когда купоросная вода проса- чивается между пластинками расколовшегося сланца, после того как туда проникло какое-нибудь растение или животное. Оно погибает, купоросная вода кристаллизуется внутри, смешивается с почвой, и в результате возникает темный объект. Самый удивительный в этом порядке — Lapisgeographicus, точки и линии на нем напоминают географическую карту.
Всё-то он видит, всё должен отобразить. А потому непрерывно вносит изменения в свою «Systema naturae», расширяет ее.
Четырнадцать страниц in folio в первом издании.
Две тысячи триста страниц в двенадцатом.
Всё необходимо еще раз перепроверить. Ничего нельзя упустить.
Февраль. В дверь стучат. Стучащий представляется по-латыни. Г-н Мисса, француз. Вручает рекомендательные письма от Халлера[17]. Горячо желает стать учеником Линнея.
Линней выходит навстречу в треугольной докторской шляпе, которая обтянута шелковой светло-зеленой тафтой и украшена розовыми шелковыми лентами.
— Садовник! — зовет он. — Это господин Мисса, мой первый ученик-француз. Он оставил Бюффона[18] и приехал изучать ботанику к нам.
— Возьмите-ка эту лопату, — говорит садовник г-ну Мисса.
Линней в лучезарном настроении:
— Как говорит Вергилий, задача храбрых — подвигами множить свою славу.
Садовник:
