стоит. Ты знала, что тебя удочеряли?
– Удочеряли? Что? Кода? Это значит, что я не… не папина?..
– Нет-нет, сейчас ты с родным отцом. Но давным-давно, лет двенадцать или даже четырнадцать назад, тебя удочеряли. Ты этого не помнишь?
– Нет! Совершенно не помню!
– Ясно. Но кое-что ты помнишь, и это меняет дело. Тот трейлер, о котором ты рассказывала, и женщина по имени Мэв… И убийство в лесу.
– Да? Продолжайте!
– Все это навело меня на одну мысль, и я решила проверить. Тут неподалеку есть охотничье угодье Стаутона – небольшой лес; лет пятнадцать назад во время охоты там случилось убийство. Все сходилось. Так что я связалась со своим другом из местного отделения социальной службы. Он давно на этой должности, знает всех… Он и Мэв сразу узнал, когда я ему о ней рассказала. Ее фамилия Салливан, миссис Салливан. Она часто берет детей под краткосрочную опеку, особенно часто – из местного католического приюта. И занимается этим уже много лет. Мне дали ее номер, поэтому я позвонила и поговорила с ней.
– И что она сказала?
– За это время у нее жило несколько сотен детей. Сначала она не понимала, о ком я, но потом все-таки вспомнила тебя. Сказала, ты была трудным ребенком.
– Я? Почему?
– Рисовала на всем, что под руку подвернется. И была еще какая-то история с косметикой, но я не поняла толком…
– Зато я понимаю! Я нашла ее в трейлере и… Но где тогда был папа? Почему меня пришлось удочерять?
– Она не помнит. И, возможно, даже не знает. Вряд ли ей кто-то объяснял.
– Поверить не могу… То есть могу, но не могу понять, почему он мне не рассказал?
– На этот вопрос я не могу ответить, милая. Единственный способ узнать – это спросить у него самого.
Джинни ничего не ответила. Это был не единственный способ – ее только что посетила другая идея, но Венди об этом рассказывать не стоило.
– Понятно. Спасибо вам.
– У тебя ведь есть мой номер на случай необходимости?
– Да, вы дали мне визитку.
– Тогда все в порядке. Я продолжу задавать вопросы, вдруг еще что-то всплывет. Но тебе все равно придется рано или поздно поговорить с ним.
Джинни положила трубку, помедлила немного, сомневаясь, а потом взбежала по лестнице и заколотила в дверь Роберта.
– Что еще? – зло спросил он. В голосе не было и следа сонливости.
Джинни распахнула дверь. Роберт лежал на кровати полностью одетый, заложив руки за голову.
– Хочешь узнать правду? – требовательно спросила она.
– Какую правду?
– Правду о нас, конечно. Мы говорили вчера об этом. Хочешь или нет?
– Как? – Он сел на кровати.
– Но ехать надо сейчас. Поезд через десять минут. Поедешь или нет?
– Куда?
– В Честер.
Он пожал плечами. Смерил ее внимательным взглядом.
– Ладно.
– Тогда живей. Я жду внизу.
Джинни бросилась в свою комнату, схватила рюкзак, закинула внутрь кое-что, сверху положила куртку и деньги, которые успела заработать. Написала записку: «Ушла гулять с Робертом, вернусь», оставила ее на кухонном столе, потом заперла заднюю дверь и побежала в прихожую, где уже стоял Роберт.
Он покосился на рюкзак:
– Это надолго?
– Как получится. Идем, у нас нет времени болтать.
* * *
От вокзала Портафона они добежали до автобусной станции: автобус до Ливерпуля и Честера уходил в одиннадцать. Оставалась еще минута, когда они заняли места. Джинни наконец смогла расслабиться: все время, пока они мчались через город, ее буквально трясло от мысли, что откуда-нибудь вот-вот появится Джо Чикаго. Она смогла перевести дух, только когда автобус закрыл двери, тронулся с места и принялся карабкаться по холмам. Ей досталось место у окна слева, рюкзак занял соседнее сиденье, а Роберт сел через проход справа. Джинни порадовалась про себя, что им не пришлось садиться ближе.
– Так что там, в Честере? – спросил Роберт.
– Папины родители. Бабушка и дедушка. Твои и мои.
Он удивленно нахмурился.
– Они ведь знают, что произошло, да? – нетерпеливо спросила она. – Обо мне они точно знают: я как-то жила у них в детстве. Понятия не имею, как это получилось. Но о тебе и твоей маме они наверняка знают, как иначе. Мы приедем и спросим у них все.
– Он о них не упоминал, – ответил Роберт.
– Ну да. Но знаешь, что-то слишком много накопилось того, о чем он не упоминал, и мне это здорово надоело. Сегодня утром я узнала… Помнишь. Телефон звонил? Это была Венди Стивенс, женщина из социальной службы. Она сказала, в детстве меня удочерили. Я даже не знала об этом. Не то чтобы меня это тревожило, но, черт возьми, я имею право знать. Разве нет?
Все это время Джинни внимательно наблюдала за его лицом и видела, как Роберт удивляется все сильнее. «Ну и ладно, – решила она. – Он мне не нравится и вряд ли понравится, но мы в одной лодке. Папа не был честен с нами обоими».
В эту минуту между ними мелькнула искра взаимопонимания. Не произнеся ни слова, они оба признали это путешествие зоной вне боевых действий, временем перемирия.
Помедлив еще немного, Джинни переставила рюкзак к себе на колени. Роберт поколебался и пересел ближе. И тогда она рассказала ему все про Мэв и трейлер, про вопрос Хелен о том, не сидел ли их отец в тюрьме, о «Современных художниках» и выставке картин, о куртке Джо Чикаго и звонке Венди.
– Мне неважно, что он сделал, – я смогу простить его за это, о вот чего я простить не могу, так это то, что он мне не рассказал. Не рассказал нам, – подытожила она.
– Эта история с тюрьмой… Мне что-то не верится. Ты же не думаешь, что она как-то связана с тем убийством в лесу? Как он там назывался? Угодья Стаутона? Ты же не думаешь…
– Думала. Естественно, я подумала об этом. Жестокость с ним как-то не вяжется, но вот Джо Чикаго – он жестокий, а папа был с ним знаком и мог оказаться во что-то втянут… Так что не знаю.
– Думаешь, бабушка и дедушка нас узнают?
– Конечно. Вот увидишь.
– Даже если и так, они могут не захотеть нам рассказывать.
– Захотят. У них нет выбора.
* * *
Долгое путешествие по жаре закончилось, и им сразу же пришлось остановиться у киоска и купить карту, чтобы понять, как добраться до Гроув-роуд. Благодаря ей, они смогли сесть на автобус и доехать до первого магазинчика в длинном ряду других таких же магазинчиков, аккуратно сложенных из кирпича в 1930-е годы; рядом с ним оказалась лавка с пряжей, чуть дальше – цветочная лавка и магазин одежды. Все здесь, казалось, за последние пятьдесят лет совершенно не изменилось. Дорога, которая вела прочь от улицы с магазинами, точно так же застыла во времени. Вдоль нее тянулись двухэтажные домики на две семьи, перед которыми были разбиты аккуратные сады, на окнах – занавески. Стоял жаркий полдень, и
