гораздо необходимее и труднее, чем это предполагают; если цель наша и стоит как живая перед глазами небольшого числа избранных, то она совсем не ясна для большей части народа, на который непрерывно влияет пресса буржуазная, либеральная, коммунистическая, коллективистическая и т. д., и т. д… И если мы хотим, чтоб в день разгрома народ единодушно выставил наше требование, мы должны непрерывно распространять свои идеи и ясно выставить свой идеал будущего общества. Если мы хотим быть практическими, мы должны заняться тем, что реакционеры называют «утопиями и теориями». Теория и практика должны составлять одно целое, чтоб победа была на нашей стороне».
«Первое и самое важное средство для борьбы за анархический коммунизм, – пишет Ветров, – есть просвещение». И далее следует длинный список того, что «необходимо доказать» народу («Анархизм, его теория и практика»).
Наконец – и это поворотный пункт в истории анархизма – современный анархизм все более приходит к убеждению, что социальное действие требует и социальных средств, что воздействие на самые основания общественной системы требует постоянных организаций, связанных между собой не иерархически, но по принципу федерации и тесно спаянных единством цели.
Организация перестает пониматься как инициативная группа «одиночек». Такие группы полезны как фермент, но строить политику на них нельзя. Такую «политику» могут нести на своих плечах только революционные слои, революционные массы в соответствующих организациях. Так пришел анархизм к «классу» и классовой борьбе. «Классовая борьба, – читаем в „Хлебе и Воле“, – есть единственная почва, на которой возможно построение здоровой, целесообразной революционной тактики».
Что же такое класс? И как анархизм понимает и должен понимать классовую организацию?
* * *
Экономическая эволюция в целом представляется нам систематическим, последовательным процессом выделения организационных или предпринимательских и исполнительских или рабочих, общественных групп.
Этот процесс, наблюдаемый в зачатках уже на самых ранних ступенях хозяйственного развития – в античном строе, феодальном строе, в эпоху товарного капитализма, наиболее рельефно и ярко выступает в современном капиталистическом строе с его почти законченной классовой организацией. «Экспроприация производителя от средств производства», к которой может быть сведен весь хозяйственный процесс, получила именно в наше время, благодаря окончательному торжеству машины над человеком, наиболее категорическое и резкое выражение.
В чем же сущность организационной и исполнительской функции? В чем разница между организатором и исполнителем? Что были они раньше? Чем стали теперь?
Удачный ответ на эти вопросы мы найдем в прекрасном очерке о классах и группах А. Богданова, помещенном в третьей книге его работы об «Эмпириомонизме».
Исполнители, независимо от их профессии, «сапожник, кузнец, земледелец, – рассуждает г. Богданов, – выполняют очень различные трудовые акты, но все эти акты лежат в сфере непосредственного воздействия со стороны человеческого организма на внесоциальную природу, непосредственной борьбы с нею, – словом, в области технического процесса в самом полном и строгом значении этого слова».
Наоборот, организатор, направляющий труд исполнителей, будет ли это патриарх родовой общины, или средневековый феодал, или рабовладелец античного мира, или предприниматель эпохи капитализма, воздействует на природу через этих исполнителей; он не вступает с ней в непосредственную борьбу… Для организатора непосредственный объект деятельности – не природа внесоциальная, а другие люди…»
В образовании этих двух групп – организаторской и исполнительской, и кроется зародыш классового начала. Разумеется, образование общественного класса далеко не совпадает с процессом выделения организаторских или исполнительских функций. Последние в той или другой форме возникают уже в самых ранних человеческих общежитиях, наоборот, общественный класс есть продукт долгого исторического развития.
Минуя ранние исторические эпохи и разнообразные идеологические учения, складывавшиеся на почве общественных антагонизмов [28], мы перейдем непосредственно к тому времени, когда начала слагаться социалистическая мысль, ибо в ее критике капитализма учение о классовом строении общества заняло одно из первых мест. Элементы этого учения мы находим уже у английских социалистов-утопистов: у В. Годвина, Ч. Голла и особенно В. Томсона. Затем идея классового строения общества получила широкое развитие в сен-симонизме, в «Демократическом манифесте» Консидерана, в трудах Пеккера, Бюре, Л. Блана, Прудона, вплоть до ученых идеологов французской буржуазии в роде Гизо. В этом беглом перечне нельзя не отметить также замечательного австрийского государственника» Штейна, труды которого, посвященные истории социализма и коммунизма во Франции и опубликованные до появления основных работ Маркса и Энгельса, несомненно влияли на политическую философию марксизма.
В «Письмах женевского жителя к современникам» (1802) Сен-Симон, набрасывая фантастический план будущего политического устройства, обращается с горячим призывом – осуществить его к различным общественным группам. «Ученые и артисты», как представители умственной инициативы, должны первые победить инертность. Собственникам – консервативному элементу общества – Сен-Симон напоминает, что они меньшинство в стране, что если они не примут его плана, они могут вновь подвергнуться ужасам революции. Остальным – страдающим и бедным – он указывает, что хотя они и многочисленнее собственников, но слабее их благодаря непросвещенности. Власть принадлежит только просвещенным. Господство черни в эпоху революции приведет страну к голоду.
В этом противопоставлении общественных групп, различных в экономическом смысле, с различным отношением к общественному строю, различной психологией, глубоко противоречивыми стремлениями лежит основа современного учения об общественном классе. Конечно, здесь многое неясно, анализ Сен-Симона неполон, классовые грани намечены суммарно, мы не говорим уже о глубоком политическом безразличии, характерном для всей системы Сен-Симона в ее целом, но здесь уже налицо элементы социологической идеи о классовом строении общества, здесь резкий, бесповоротный разрыв с буржуазными теориями «гармонии интересов». И в других своих произведениях Сен-Симон указывает на классовый антагонизм как движущий фактор истории. Борьба феодализма – землевладения с промышленностью – капиталом, обусловила, по его мнению, наступление Великой революции конца XVIII века. Сен-Симон предвосхищает современное социалистическое требование всеобщей трудовой повинности и право каждого на труд. Отсюда его критика права собственности на наследство и всякого права собственности, не основанного на личном труде. С необычайной силой он восстает против неравенства – не того, которое вытекает из самой сущности человеческой природы – это он приветствует, но того, которое своим происхождением обязано дурному социальному устройству. Его «Новое христианство» есть апофеоз труда и его представителей.
Ученики Сен-Симона продолжали и углубляли идеи учителя. У Анфантена мы находим блестящую критику буржуазной экономии. «Политическая экономия, – писал он, – софистика в пользу привилегий… Но капитал работает только потому, что к чему прилагают руки другие люди, сообщающие ему жизнь, рождающие его производительность». На улицах Парижа кипит июльская революция и, Анфантен обращается к французскому народу с пламенной прокламацией, в которой клеймит „праздных, живущих чужим потом“. В замечательном курсе лекций по сен-симонизму (1828) Базар характеризует всю историю человечества как систематическую эксплуатацию человека человеком. «Довольно бросить беглый взгляд на то, что происходит вокруг, – восклицал Базар, – чтобы видеть, что современный рабочий эксплуатируется материально, интеллектуально и морально так же, как прежний раб».
Еще более
