Константин Кропоткин - … и просто богиня (сборник)

© Кропоткин К. Н., 2015

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015

– Я вот что подумал, – объявил я утром, часов в девять. – У нас будут восемь женщин, но они не просто женщины, а восемь моделей. Восемь моделей счастья.

– Почему? – спросил тот, кого назову Колей. Мы с ним вместе праздник задумали. А почему проживаем вместе, не скажу.

– Смотри, – пояснил я, – Ника замужем. Живет за городом с мужем и дочкой. У Зины муж и три любовника. Маша и Даша… ну, они друг с другом счастливы. Марьяна-большая ездит к своему в гости в Ленинград, он у нее парадно-выходной. Марьяна-маленькая гейшей при богаче. Лена одним только творчеством и живет, не знаю, есть ли кто у нашей живописицы. А Аня – она восьмая получается – недавно развелась.

– И это ты называешь счастьем?

– Она мужнины измены столько терпела, если бы продолжала, это было бы горе… – Я задумался. Потом продолжал: – Мне не нравится только, что их восемь. Если расскажу кому-то, что пригласил на Восьмое марта восемь женщин и они предьявили мне восемь моделей счастья, то меня поднимут на смех. Надо избегать прямолинейных ходов. Но я же не виноват, что девятая уехала маму проведать.

– Так ты и не рассказывай.

– А зачем я тогда в магазин ходил, кучу еды накупил? Зачем ты торт печешь? Зачем я накрутил бумажек с поздравлениями разной степени идиотизма? Зачем вино в холодильнике стоит?

Первой пришла Аня – та, которая развелась. Она живет недалеко. Скинула мне на руки черно-белую шубку, пояснив: это «хорь». Прошла к столу и села, погрузившись в солнечный свет, льющийся из окна. Волосы у нее рыжие, а яркое солнце их еще и вызолотило, и персиковый пушок на щеках проявился.

– Тебе к лицу развод, – отметил я. – Наверное, активируются какие-то резервы организма.

– Нет, просто последние полтора года мы жили так плохо, что дальше может быть только лучше, – по обыкновению нараспев произнесла она.

Я ей не поверил: мы пили с ней чай за пару месяцев до того, как она мужа выгнала; Аня цвела и делилась мелочами, которые казались мне верными приметами счастливой семейной жизни. О том, что муж ее крутит роман со своей сотрудницей, Аня еще не знала.

– В браке она была счастлива, а когда развелась, еще и похорошела, – проговорил я, думая в то же время, что хорошо было бы ввернуть эту фразу в какой-нибудь текст про современную любовь.

Вторым номером, минут через десять, то есть где-то около полудня, оказалась Марьяна-большая.

– Мне подарок сделали ночью, – сказала она, выпрастывая свое крупное тело из кашемирового пепельного пальто.

– Здорово, – заключил я. – Впереди еще целый день, а ты уже с подарком.

– Мы расстаемся. – Синие глаза ее сияли, крашеные черным волосы вились кудрями, но лицо было, на мой вкус, бледновато.

– Больше не будешь ездить в Ленинград. – Я вздохнул. – А попозже он тебе не мог сообщить эту прекрасную новость?

– Я знала, что этим закончится. Мы смеялись всю ночь. – Оказывается, и по такому случаю можно радоваться.

Стали пить вино и кофе, икру на черный хлеб намазывать. С сервировкой мы с Колей постарались: длиннющий стол был заставлен фарфоровыми тарелками, кружками кофейными, бокалами для белого вина; в стеклянной вазочке почивала красная икра, обложенная льдом, на круглом блюде курчавился миндальной стружкой бисквитный торт, а в плетеной корзинке румянились булочки и круассаны из ближайшей кондитерской. И еще рыба была, и тарелка с колбасно-мясными ломтиками. И вегетарианские соусы в судках.

– Не думал, что от расставания можно похорошеть. – Эта мысль меня все не покидала. Аня развелась, Марьяна-большая рассталась. И обе прекрасно выглядели.

– Когда это произошло, друзья сразу отправили меня к психотерапевту, – певучим голосом заговорила Аня. – Мои родители тоже развелись. Мне тогда было двенадцать, а не четыре, как моему сыну сейчас. Отношения с отцом у нас были плохие. И вы знаете, поговорив со специалистом, я села и написала отцу. Всего две строчки, которые должна была написать, наверное, двадцать лет назад. И стало так легко!..

– Мы же все несем из семьи, – с азартом поддержала Марьяна-большая. – Как только перестаешь действовать, как твои родители, значит, проблема решена.

Марьяна-большая всегда все знает, на любой вопрос у нее есть аргументированный обстоятельный ответ: и на вопрос, почему обрела, и на вопрос, почему утратила….

Следующей явилась Зина в ярком бирюзовом кушаке.

– Красивый ремень, – констатировал Коля, который и подарил ей этот аксессуар на ее последний день рождения.

– А то, – сказала Зина и с зычным «Здрасьте!» промаршировала к столу. – Того, – повелела она, – и этого. – И протянула бокал.

Мы с Колей кинулись ухаживать за Зиной. Каждый на свой лад. Коля плеснул вина, а я протянул тарелку со свернутыми в трубочку бумажными полосками.

– Выбирай! – произнес я громко и звучно, Зине в тон.

– Что это? – Она в удивлении округлила свои темные цыганские глаза, обычно полуприкрытые.

– Поздравления. Я пока по заграницам ездил, русский язык забыл совсем. Позаимствовал вот у коллективного разума.

– Из Интернета, что ли?

– Я тоже хочу! – закричала Марьяна-большая.

– И я, – вторила ей Аня.

– Будет, всем все будет, – пообещал я и в подтверждение своих слов потряс блюдом, полным до краев бумажных валиков.

– «Что пожелать тебе Восьмого марта? От жизни каждый хочет своего. А мы желаем тебе в жизни счастья, чтоб понемногу было, но всего!» – раскрутив свою бумажку, громко прочитала Зина.

– Тебе подходит, – заметил Коля.

– Что это ты имеешь в виду? – сказала Зина с ленивой усмешкой (она всегда говорит с ленивой усмешкой, отчего кажется, что ее жизнь – перманентный отдых).

– Торжество разумного компромисса – мой любимый жизненный принцип, – поспешил сказать я, не желая, чтобы разговор перешел на сложные отношения Зины с ее мужем, с которым она развелась, но живет вместе, с ее любовником, с которым у нее интим на работе, а также с отпускным любовником и со свежеиспеченной влюбленностью. – Анечка, а у тебя что? – Я и персиковой гостье предложил блюдо с чужими поздравлениями – основное блюдо, как нечаянно выяснилось.

Аня выбрала самый маленький валик. Может быть, так она свою вежливость обозначает.

– «Пусть же в этот день, Восьмого марта, жаворонок песню вам споет, лучик ласковый пригреет жарко, и цветок любви ваш расцветет», – звонко прочла она, вскинув бровки.

Я громко засмеялся. Точнее, заржал.

– Я б такое ни в жизнь не сочинил. Просто прелесть. Жаворонок любви…

– Цветок любви, – поправила меня Аня, к слову, редактор по профессии.

– А ты бери самую большую записку, – предложил я Марьяне-большой.

– Нет, я возьму, что в руку попадет. – Она отвернула лицо, окунула руку в блюдо и повертела.

Попалась ей чепуха, конечно, – ничего другого я к празднику и не приготовил.

– «Пусть праздник ваш будет красивым, а жизнь веселей и щедрей, цветите всем близким на диво от нежной заботы мужей», – нарочито пискляво прочла Марьяна-большая. И добавила: – Ага, чужих мужей.

Аня прыснула. Познакомились дамы только что, но общий язык явно нашли.

– Хочу жить в Индии, – сказала вдруг Марьяна-большая.

– Тебе бы пошло, – подхватил я. – У меня одна знакомая, она аюрведой занимается, тоже жила в Индии. Ей там слона мыть доверяли.

– Ну, слона мыть я, конечно, не буду, – покачала головой Марьяна-большая.

– Говорят, особая честь.

– У меня другие планы… Нет, у меня уже нет других планов, – поправила она сама себя и рассмеялась, звонко, рассыпчато.

«Вот так они всю ночь и смеялись», – подумал я. А вслух произнес:

– Подожди, он же у тебя ленинградец был, а не индус.

– Зато с чернявой душой…

Коля на празднике больше молчал, но скучно ему не было. Он все время чем-то занимался – разливал вино, бегал с судками, музыку менял.

– «Влюбленная женщина», – объявил он в какой-то момент, прибавив громкости. – Барбра Стрейзанд.

– О! – выдохнула Аня, сделав рот пухлой буковкой.

– Эта песня напоминает мне об одной смешной приятельнице, – заговорил я. – Ее семнадцатилетний мальчик соблазнил. Она очень любила эту песню. Интересно, некоторые песни – как консервы: они сохраняют наши воспоминания. Когда слышу «Вумэн ин лав», я всякий раз вспоминаю, как ездил к ней на дачу давным-давно. А Коля молодец. Однажды с подругой слетал на концерт Стрейзанд в Бостон. На два дня.