Они не могли не пожаловать. Слишком близко к Новолакскому была высота 715,3, которую местные называли Телевышкой. Как на ладони были видны отсюда и село, и все дороги, в него ведущие. Опытный корректировщик огня авиации ли, артиллерии ли, неважно, в одночасье заблокировал бы село при штурме. И уж слишком очевиден был просчёт боевиков, которые выдвигались на высоту лишь с рассветом, до заката контролируя окрестности и оставляя её на ночь. Хотя ошибка это была или инстинкт самосохранения, после ночной резни на горе Ослиное Ухо, где сделал своё дело спецназ ГРУ, уже и не выяснишь. Ясно другое: и захват Телевышки, и уничтожение своего дозора боевики восприняли как угрозу штурма села, и потому во что бы то ни стало им надо было вернуть господство над высотой.
Первая война многому научила чеченских полевых командиров. В первую очередь тем шаблонам, по которым часто действовали штабы российских войск. Поэтому-то основные силы боевики бросили не на штурм высоты, а на её блокирование: главное теперь – не пропустить подкрепление, которое обязательно пойдёт той же дорогой, что и спецназ.
Увы, всё так и вышло. И подкрепление – колонна бригады внутренних войск под командованием генерал-майора Терентина – попало в засаду, не дойдя каких-то пятисот метров до высоты, когда казалось, что всё уже, задача выполнена.
Ожесточённая перестрелка в зелёнке у подножия высоты была слишком хорошо слышна и понятна Яшкину. Посланная им вниз по заросшему редким леском южному склону разведгруппа угодила под плотный отсекающий огонь и вынуждена была вернуться. Откатилось обратно и подкрепление. Бросив пять сожжённых бронетранспортёров, генерал Терентин отступил, спасая колонну от полного уничтожения. И девяносто четыре спецназовца из отряда Яшкина остались один на один с несколькими сотнями боевиков.
* * *
Недовольный, невыспавшийся генерал Казанцин, командующий Северо-Кавказским военным округом и по совместительству – Объединённой группировкой войск в Чечне, появился на полевом командном пункте и раздражённо рявкнул, перебивая доклад дежурного офицера:
– Генерал-майора Черкашина ко мне, быстро!
Казанцин был зол. Через три дня в зону боевых действий должен прилететь новый премьер-министр России Путин, и потому из министерства обороны пришёл категоричный приказ – очистить от боевиков все сёла горного Дагестана и в первую очередь Ботлих и Новолакское.
«Ну с Ботлихом всё удачно вышло, – размышлял Казанцин. – Морская пехота из Каспийска вовремя подоспела на помощь местному ополчению и продержалась до подхода основных сил. И хоть пришлось повозиться, но войска своё дело сделали чётко – рассеяли и отбросили боевиков обратно в Чечню. А вот с Новолакским как-то сразу не заладилось. И местного ополчения тут не было, и о появлении боевиков никто не предупредил, и липецкий ОМОН попал как кур во щи – застрял в райотделе милиции. Вытаскивай теперь ментов этих, если они ещё целые, пока новый премьер не приехал. Кто знает, что стоит за очередной ельцинской загогулиной, может, и надолго Путин этот в премьерах задержится… Лучше бы его в Ботлих повезли, если уж так приспичило», – думал Казанцин.
Но думай не думай, а приказ надо выполнять, потому и пришлось Казанцину лично ускорять операцию по освобождению Новолакского. Всё проверил, всё утвердил, дождался, пока спецназ на высоту выйдет. Высота 715,3 особое место в плане Казанцина занимала. Потому и отправлял отряд налегке, чтобы как можно скорее её занять. Потому и дожидался доклада, что отряд укрепился и всё спокойно. Лишь после этого уехал с командного пункта в надежде хоть немного поспать. Но выспаться не удалось. Вроде только-только забылся во сне, как разбудили докладом о разгроме колонны Терентина. Почему так?! Ведь он же всё предусмотрел, подкрепление с боезапасом для армавирского спецназа вышло в положенный срок, по проверенному маршруту, и никаких неожиданностей, по его разумению, не предвиделось…
– Я не понял, Черкашин, – тяжёлые мысли командующего наконец-то выплеснулись на появившегося с докладом заместителя по внутренним войскам, – мне что, самому в атаку ваших вояк водить?! Почему Терентин откатился от высоты?! Ко мне этого генерала конвойного! Что с высотой?!
Командующий орал, распаляясь всё больше. Не любил он внутренние войска, не доверял им, потому и материл сейчас за глаза, не церемонясь, раненого генерала Терентина. Это была особенность чеченской войны, к которой привык Казанцин, да и все остальные тоже. Особенность в том, что все свои на этой войне на самом деле – чужие. Армейцы свысока смотрят на внутренние войска и побаиваются ФСБ. Внутренние войска отвечают неприязнью и, в свою очередь, не любят чекистов. И те, и другие, и третьи не считают за бойцов сводные отряды милиции. «Погибли не наши» на армейском языке часто означает, что полегли милиционеры или бойцы внутренних войск. И всё это из-за многолетней свары по поводу того, кто должен возглавлять Объединённую группировку войск на Северном Кавказе.
– Разрешите доложить, товарищ генерал-полковник, – заместитель по внутренним войскам знал, что ничего хорошего не стоит ждать от армейского генерала, и потому терпеливо искал возможности защитить своих. – Отряд Яшкина ведёт непрерывный бой. Успешно ведёт, всего один раненый. Но десять минут назад майор Яшкин доложил, что осталось по одному магазину на бойца. Он просит разрешить отход с высоты.
– Ты что, Черкашин?! Какой отход?! Держать высоту во что бы то ни стало! – побагровел Казанцин.
– Я отдал приказ на отход, товарищ генерал-полковник. Ещё есть возможность отряду пробиться обратно, – упрямо докладывал генерал-майор.
– Отставить отход! Вояки, мать вашу… – кулак командующего с размаху грохнулся об стол. – Командование операцией беру на себя. Яшкину держать высоту!
– До конца?
– До конца! – жёстко отрезал Казанцин. – Почему ещё не подняли авиацию?! Генерал-лейтенанта Горбенкова на командный пункт! Почему его здесь нет?! Он у меня сейчас лично штурмовики наводить будет! – и дежурный помчался вызывать командующего 4-й воздушной армией Валерия Горбенкова.
Это была уже особенность второй чеченской войны – перед визитом нового премьера Путина войсковыми операциями полкового уровня и даже ниже начинали руководить командующие армиями и даже выше…
* * *
– Слышь, Серый, у тебя там как с патронами? – воспользовавшись затишьем, Лёха Барышев выгреб из цинка последние патроны и теперь вставлял их в магазин автомата. Чумазый, перепачканный коричневой пылью, которую щедро выбивали из глиняной штукатурки старой кошары чеченские пули, Барышев вставил последний патрон, защёлкнул обойму в автомат и повернулся к Журкину. – У меня два рожка, один неполный.
– Три обоймы осталось, – Журкин похлопал рукой по разгрузке, специальному жилету со множеством карманов для боеприпасов, и, достав флягу с водой, хмыкнул: – Всего три, а думал, поболе будет, я-то ведь очередями не шмаляю.
– Взводный сказал, авиаторы вот-вот зелёнку проутюжат. Скорее бы, а то не по себе как-то без патронов. Мыслишка, кстати, на этот счёт появилась… – Барышев приподнялся и выглянул из-за стены на северную тропу. – Может, сползаем?
– Сдурел, Леший? – поперхнулся водой Журкин. – Куда ты ползти собрался?
– Куда-куда… Не ори, подумай, – недовольно взмахнул рукой Барышев, – к дозору чеченскому, который мы утром положили. Яшкин тогда запретил к ним соваться, а сейчас выхода нет. У них там минимум штук двадцать магазинов на десятерых будет, а то и больше. Да погоди ты кривиться, послушай… Послушай, говорю тебе! – горячился он. – Духи аккурат между нами и зелёнкой лежат, от зелёнки их валун прикрывает, так что оттуда и нас не увидят. И если прям сейчас по-тихому туда мотнуться, то, может, и дождёмся тогда авиацию эту грёбаную, которая, похоже, забила на нас свой болт или винт, что там у них… – окончательно рассердился Барышев.
– Ну и мастак же ты, Леший, ругаться, – Журкин поднялся и стал внимательно рассматривать в прицел винтовки и этот валун, перед которым лежал убитый им чеченский радист, и зелёнку, в которой сейчас наверняка готовились к новой атаке боевики, и особенно тропу, по которой Барышев предлагал спуститься за патронами. – Не, Лёха, тут же всё как на ладони… – медленно говорил он, всматриваясь. – Думаешь, духи дураки, что по южному склону прут, а нас тут лишь в тонусе держат, чтобы не расслаблялись…
Журкин сразу понял, что идти надо. Именно сейчас – потом такой возможности может и не быть. Но так не хотелось. И не потому, что опасно. Просто через четырёхкратную оптику прицела смотреть в лицо своей первой жертве гораздо легче.
