Часть II Anamnesis vitae (История жизни)
21.08.09
Ушедшая неделя была замечательна лишь вчерашними криками с угрозами «отрезать руку красной суке», выданной на-гора больным Вироненном со товарищами. Кипеж подняли из-за двух паек завтрака, недоданных балантерами (от слова «баланда» – баланду раздают). Для Вироненна спор закончился вызовом усиления из восьми человек с дубинками и последовавшей «резинкой».
Почти двухметрового роста, голый худой шизотипик, с гордо вскинутой неусмиренной головой проследовал в засранное узилище эрмитажа.
Врач-дерматовенеролог (в измененной реальности Кошкиного дома – терапевт) Лала Викинговна Голышкина, когда отсутствуют или в отпуске психиатры, описывает за них психстатусы больным, ставит диагнозы, готовит на СПЭК (судебно-психиатрические экспертизы). В Бутырке свободна ставка кожвена, но Лала три дня в неделю трудится терапевтом (разрешили – далеко ездить из-под Александрова). Некоторые диагнозы Лалы Викинговны достойны Книги анти-Гиннесса: «гастрит без уточнения», «алкогольная нейропатия». Она отчего-то бережет никотинку, ругает меня, если я назначил. Любые болезни живота лечатся у нее ранитидином. «А что? Если у нас больше ничего нет?!» Удивительно, но она не любит кожные болезни! После того как в Бутырке появился один, а позже – целых два дерматолога, стала приглашать их. Лала Викинговна по уши в синдроме Адлера: себе не верит на йоту. «Кроме Бутырки, меня никуда не возьмут!» А ведь в свободные от Бутырки дни работает же дома кожником-венерологом.
06.09.09
Прошло пять месяцев, как я работаю в Бутырке (с 02.04.09). Ныне – на больничном: пью по таблетке кофеина-бензоата натрия и иду на прием к врачу 3-й поликлиники ГУВД, что на Алексеевской. Взвинтил АД до 160/110. Поставили диагноз гипертония 3-й степени. Добиваюсь сердечного санатория.
Эмвэдэвские доктора (терапевт Мышкина) то ли верят мне, то ли жалеют, сами трудом затраханные. Однако кардиолог – злобная незамужняя толстуха отчитала: и от детей я бегу, и нанятая мною нянька дорогая. Сказала: «Ешьте меньше жирного!» Я ей: «На двадцать одну тысячу в месяц вы хотите, чтобы мы вырезку к столу покупали?!» Нерастраченный шар (кардиологша) обещала на сутки обвешать меня датчиками и «вывести на чистую воду»… А мы в ответ – в осеннюю воду вплавь да по кофеинчику.
За пять месяцев у нас в ПБ сошли с ума двое из персонала.
Санитар-зэк Денис, отчисленный студент второго курса юрфака, вдруг стал есть таблетки душевнобольных и загаллюцинировал. Я завел на него историю болезни, описал первично, потом – каждый день, все как положено. Дениса посадили в камеру бээсэсников (бывших сотрудников правоохранительной системы – отдельно, чтобы «черные» больные не побили).
«Черные» – уголовники, по цвету тюремной робы, «красные» – сотрудники, по цвету прежних, советских, околышей. Зоны делятся на «черные» (меньшинство) – контролируют «авторитеты», администрация – для вида; «красные» (большинство) – контролируются администрацией – реально. Бутырка считается «красной».
Проштрафившаяся контролерша с входных ворот вдруг заработала у нас на коридоре II-го отделения. Ходила в белых перчатках, так на воротах брала ключи. Поясняла: чтобы заразу не подцепить. Чуть позже записалась на прием к психиатру ГУВД. Во время приема неожиданно укусила психиатра за руку.
Нашу психбольницу расширяют. Скоро после ремонта откроют второй этаж. На трех этажах дуракам уже тесно.
19.09.09
За то время, что я болел: с 02.09 по 14.09 (АД) – ни один из двадцати пяти прибывших больных осмотрен не был. Все без лечения ожидали моего возвращения. Представим, если б я ушел в отпуск на положенные два месяца! Кое-где О. В. сделала жалкие царапки в одно-два предложения. Острых больных медсестры лечили самостоятельно по минздравовским схемам, прикрепленным к стенам обеих процедурных.
В этом гуляй-поле 501-я камера неожиданно набросилась на несовершеннолетнего Мариновского. Возможно, хотели «опустить» (спецобряд з/к: удавка на шею, придушенного загнуть, задний проход прижечь огнем нескольких спичек, наречь женским именем и как женщину дальше использовать), но забили насмерть.
О. В., как и в случае с Курицыным, не верила и тормошила общепризнанный синий труп. Человек околел не сразу. Удивительно другое: рентгенолог Бутырки, в общем-то славный человек, подрабатывающий на скорой, на произведенном снимке не увидел переломов шести ребер и перитонита в два литра. Заключение местного светила: патологии не выявлено.
И все же: 4:0. Это во II-м отделении, где был и мудрый властолюбец Чингис, и вздорная истеричка О. В. Доколе, Господь, милуешь меня? За что прощаешь грешника?
Судьба умершего была настолько безразлична лечащему врачу, что Чингис не поехал на вскрытие. Не вышел на работу под предлогом поездки в морг, а сам ограничился телефонным разговором с патологоанатомом. О. В. осудила Чингиса в приватной беседе со мной и Крабовым (Гиммлером) и… продолжила бездельничать. Ее и старшую сестру II-го отделения всегда можно разыскать в сестринской, отданной под столовую (пятый этаж; если стоять спиной к входу – слева). Там они курят и болтают часами. С ними обычно и покуривающая «тайно» Гордеева.
27.09.09
Грымов Алексей Владимирович – этого провинциального доктора (расхожий штамп профессора по облику, не по внутренней сути) я видел два дня. Почти год он находился в отпуске, добившись суммирования неиспользованных отпусков за несколько лет. Грымов, второе колесо антиэлтоновской коалиции, сардонически торжествовал: «Как минимум на месяц раньше пидора уволят!»
За 12 лет службы во ФСИНе майор внутренней службы врач-психиатр Грымов не добился жилья в Москве и мстил, давя кому-то на психику, ночуя теплыми и не очень весенне-летне-осенними ночами на лавочке пред входными воротами Бутырки. Для крепости сна доктор принимал на грудь. Не единожды сотрудники, выстроившиеся перед КПП, стояли подле заспавшегося психиатра.
Ему не простили ни отпуск в год, ни сон в подворотне. Робин Гуд, он добился дополнительных психиатрических отпусков (один месяц, у аттестованных в зависимости от выслуги и больше), положенных по закону, но не признаваемому в Бутырке, для всего медперсонала Кошкиного дома! Чудовищно! Какая несправедливость! Изгоняемый Грымов обещал мстить, и люто. Из курской деревни он достает московское начальство, звоня в суды из автомата.
Из других «подвигов» Грымова: в ПБ незабываема его поездка во Владивосток, имевшая целью создать иллюзию командировки для покрытия паузы между двумя отпусками. Из Дальневосточного УФСИНа отзвонился в столицу, дабы не заподозрили в обмане. Попросил и получил деньги на возвращение!
Рекордсмен отпусков, Грымов клял управление, признаваясь в желании «поработать до Нового года». До заветных двенадцати с половиной лет ему оставалось 6 месяцев.
Грымов любил улыбаться: соломенные густые усы на матером лице, дородная голова дородного тела, два выбитых верхних резца («Упал!» – позже узнаем правду) – калька жизни психиатра, отданной тюрьмам и лагерям. Почему он не вставит зубы? Да все недосуг!
04.10.09
Среда ознаменовалась явлением отечественных правозащитников. Я столкнулся с престарелыми тетками, когда мы пересекали КПП, расходясь в разные стороны. Они входили. Рассмотрел американскую ID-card у наиболее неважно одетой старухи – хотелось подать. Другая держалась не без изящества, вышагивала в белом пальто.
Надурили обеих. Привели в дамскую камеру нашей ПБ (поведала О. В. Окунева). Кровати заправили чище, чем в армии. Зэчки впервые за две недели намыты, оттого животно радостны. На любые подковырки старух построившиеся психбольные браво отвечали: «Жизнь – сказка. Спасибо, все есть, ничего не надо».
«Хозяин» Д. В. Комков и его люди расплывались ущербными улыбками каменных фейсов. Старухи не доверяли: «Что-то больные у вас заученно отвечают?» Прорваться через тренинг лжи было невозможно. «А лекарства у вас современные есть?» – хитро прищуривались они. «А какие современные?» – принимала удар Окунева. После отплытия теток тюрьма над ними ржала.
Чингис взял за привычку прихватывать в метро бесплатную газету с соответствующим месту раздачи названием. Во время утренней поверки он раздавал газеты больным, т. к. «они имеют право на информацию». Часть газет передавал мне для I-го отделения. И вот в пятницу вышли в смену две матерщинницы, давненько растерявшие честь, совесть и вообще все, что встречается у человека и у женщины в частности.
Эти медсестры, достойные кинокамеры Тарантино, материли больных во время обхода почем зря. Не мывшимся по полмесяца по не зависящим от них причинам советовали «мыть яйца холодной водой в раковине». Видавший виды, я содрогался.
Днем началась кампания по массовому забору у больных крови на ВИЧ и сифилис. Я стоял в дверях ординаторской, «реализуя право больных на информацию». Заметив, что рекламные издания оказались у обматеренных больных, медсестры вырвали у них из рук газеты и швырнули на пол. Что обозлило? Да «неуместный» вопрос, когда же, наконец, будет баня? Мое существование игнорировали. Часть газет сестры не просто бросали, но прежде – рвали в клочья. Вот имена этих героинь: тулячка Лена Фимова и Любовь Станиславовна Цветикова.
