В свое время мне довелось увидеть перед собою изумленную морду хищника, правда, это был не тигр и не лев, а леопард, точнее, леопардиха с нежным именем Зося. Случилось это на рубеже восьмидесятых и девяностых, во время конгресса иллюзионистов, на который меня затащили мои легкомысленные друзья-фокусники.
– Повеселишься, – заявили они.
– Повеселиться я могу и в другом месте, – ответил я. – Лучше объясните, в качестве кого я буду там присутствовать?
– А просто в качестве нашего друга тебя не устраивает?
– Не устраивает. Я, конечно, ценю вашу дружбу, но в моей биографии и без того достаточно компрометирующих фактов.
На это мне ответили, что тому, кто набивает себе цену, в конце концов набивают морду. Последнее прозвучало убедительно, и я согласился.
Фойе Октябрьского дворца, где проходил конгресс, было необычайно многолюдно, напоминая несколько муравейников с курсирующими между ними живыми тропками. В центре этих муравьиных кучек главенствовали трое: крохотного роста пожилой мужчина, долговязый разбитного вида юнец и необычайно эффектная женщина лет тридцати пяти с медно-рыжей гривой волос. Пожилой мужчина развлекался тем, что бросал поочередно в окруживших его почитателей металлический рубль. Рубль не отскакивал, а намертво прилипал к мишеням, после чего старичок, чрезвычайно довольный собою, срывал монету с груди жертв его магического искусства и повторял трюк по новой.
– Кто этот обмылок престидижитации? – поинтересовался я.
– Авангард Скворечников, – пояснили мне. – Старейший питерский фокусник. Удивительно нудный тип. Не связывайся с ним.
– Поздно, – ответил я. – Между нами уже установилась тонкая внутренняя связь.
Я приблизился к господину Скворечникову. Тот обрадовался пополнению в рядах поклонников и бросил в меня рублем. Рубль шлепнулся на мой свитер и прирос к нему. Я учтиво поклонился старичку, развернулся и зашагал прочь.
– Вы-ы куда-а? – изумленно проблеял мэтр.
– В буфет, – ответил я. – Пропивать ваш рубль.
– Вы-ы с ума-а са-ашли! – возопил Авангард Скворечников. – А-астанавитесь не-емедленно! Ве-ерните мой ре-еквизит!
Я остановился.
– Какой еще реквизит? – спросил я.
– Ру-убль! А-атдайте мой ру-убль!
– Он что, у вас последний?
– Е-единственный!
– Что ж вы швыряетесь деньгами, если у вас последний рубль остался? – попенял я старичку, отцепляя монету от свитера. С тыльной стороны к рублю были приделаны маленькие хищные крючки. – Нате, заберите ваш рубль. Только в людей им больше не кидайтесь. Странные у вас манеры для петербуржца.
Моя выходка привлекла внимание соседней группы и ее долговязого лидера.
– Эй, братан! – окликнул он меня. – Иди сюда. Фокус покажу.
– Спасибо, мне уже показали.
– У меня прикольней фокус!
– Змеей, что ли, в меня кинешь?
– Да ничем я не кину. Не бойся, иди сюда.
Я подошел.
– Неслабо ты Авангарда сделал, – улыбаясь, сообщил мне долговязый. – Старый скворечник уже всех задрал. Смотри сюда. – Он вытащил из кармана колоду карт, ловко ее стасовал и раскрыл веером. – Бери одну карту.
– Какую?
– Какую хошь.
– А если я никакую не хочу?
– Братан, не порть иллюзию. Тащи из середины.
Я вытащил.
– Запомни ее.
Я глянул на карту. Это была десятка пик.
– Запомнил?
– Может, мне лучше записать? – спросил я.
– Зачем это?
– На всякий случай. У меня память плохая.
– Братан, не гони пургу. Клади карту обратно.
Я положил карту в середину раскрытой веером колоды, долговязый сложил ее ровным кирпичиком и пару раз стасовал по новой.
– Браво, – сказал я и развернулся, чтобы уйти.
– Да погоди ты, псих! – остановил меня долговязый. – Дальше смотри. Думаешь, это колода? Нет, братан, это карточный лифт. Нажимаем на кнопочку, чик – и наша карта приехала на верхний этаж.
Он перевернул верхнюю карту. Это была десятка пик.
– Она? – ликующе спросил долговязый.
– Нет, – ответил я.
– Как это нет?
– Вот так – нет.
– Братан, ты гонишь, – нахмурился долговязый. – Ты какую карту вытащил?
– Не помню, – ответил я. – Говорил же – давай запишу. Некоторое время долговязый с недоумением рассматривал меня. Затем лицо его расплылось в улыбке.
– Братан, а ты мне офигенно нравишься. – Он протянул руку. – Антон Безруков. Микромаг.
– Майкл Джексон, – ответил я, пожимая протянутую руку. – Председатель магического братства Лукьяновского рынка.
– Братан, ты редкий кадр. Таких отстреливают и заносят в Красную книгу. Признайся, ты ведь вытащил десятку пик?
– Нет.
– А кого?
– Не помню.
– Братан, не играй на моей нервной системе. Она у меня и так расстроена.
– А ты пей поменьше.
– Неслабая мысль! – оживился долговязый. – Состыкуемся после конгресса в буфете? Тяпнем чего-нибудь за знакомство?
– Будем живы – тяпнем, – согласился я.
– А че, есть шанс не дожить?
– Есть шанс, что меня отстреляют и занесут в Красную книгу.
В это время в фойе появилась озабоченного вида хрупкая женщина в чудовищно огромных очках. В руках она держала какие-то ведомости, тоненькие каблучки ее туфель цокали, как лошадиные подковы, а голос своей мелодичностью мог потягаться с пожарной рындой.
– Шувалов, Мельниченко, Тамаева! – прогремела она. – Есть тут такие? Шувалов, Мельниченко, Тамаева!
Толпа, окружавшая даму с медно-рыжей гривой волос, раздалась в стороны. Женщина в очках тут же уловила это движение и направила свои каблучки в образовавшуюся брешь.
– Вы Тамаева? – набросилась она на медногривую.
– Перестаньте орать, – процедила та.
– Что значит перестаньте орать? – возмутилась обладательница цокающих каблучков. – Тамаева Людмила – это вы?
– Изыдите.
– Что значит изыдите? Вы не отметились в ведомости. Вот: Тамаева Людмила – прочерк. Я за вас должна расписываться?
– Меня зовут Люсьена Тамм, – высокомерно заявила медногривая.
– Никакой Люсьены Тамм у меня тут не значится, – отрезала женщина в очках. – Вот, читайте: Людмила Тамаева. Читайте и расписывайтесь.
Медногривая смерила свою визави презрительным взглядом, с брезгливостью приняла из ее рук ведомость и шариковую ручку и небрежно, с видимым одолжением расписалась.
– А теперь оставьте меня в покое, – изрекла она.
– Что значит оставьте меня в покое? Расписывайтесь вовремя, тогда вас все оставят в покое.
– Это какой-то кошмар, – сказала Люсьена Тамм. – Откуда только вас таких берут? Из хора анонимных девственниц? Вы мне испортили настроение. Совершенно не представляю, как я выйду на сцену. Я сообщу организаторам конгресса, что вы хотели сорвать мне номер.
– Что значит я хотела сорвать номер? Вы на меня ваших проблем не вешайте, у меня своих проблем повесить не на кого.
– Я это заметила, – криво усмехнулась Люсьена и, развернувшись, величественно направилась в сторону зала.
– Видал, как Люсьена разошлась? – Ко мне подошли сзади потерявшие и вновь обретшие меня друзья.
– Интересная женщина, – задумчиво проговорил я, глядя вслед уходящей Люсьене.
– Стерва.
– Не исключаю. Она тоже иллюзионистка?
– А как же. С леопардихой фокусы показывает.
– Что? Леопардиха показывает фокусы?
– Леопардиха ассистирует.
– Сумасшедший дом.
– Наоборот. Безотказный трюк. Публика любит детей и животных.
– Интересно бы на нее глянуть.
– Наглядишься еще. Только поосторожней с нею – она психованная.
– Еще бы. С такой нервной профессией…
– Дубина! Не Люсьена психованная, а леопардиха ее. Хотя… Люсьена тоже. Пошли в буфет.
В буфете мы заказали по чашке кофе, а я, поскольку мне не предстояло выступать, взял к нему рюмку коньяка. До начала оставалось окола часа. Друзья мои, допив кофе, ушли готовиться. Я пропустил еще пару рюмок, выкурил сигарету и направился в зрительный зал. В зале уже сидело несколько человек – видимо, как и я, из числа приглашенных, а на сцене, в эффектном черном платье с подколотой к нему багровой шалью, стояла Люсьена Тамм, нежно возложив сжимающую поводок ладонь на загривок пятнистой, внушительных размеров леопардихи. На безопасном расстоянии от них расположился фотограф, нацеливший на укротительницу и ее питомицу объектив своей камеры.
– Спокойно, Зосенька, спокойно, – ласково, но твердо приговаривала Люсьена Тамм. – Пора бы уже привыкнуть к подобным знакам внимания.
Не знаю, коньяк мне ударил в голову или что-то другое, но дальнейшие мои действия значительно опередили мои мысли. Я взобрался на сцену и направился к Люсьене и ее Зосеньке.
– Позвольте сфотографироваться с вами на память, – галантно произнес я, кладя свою руку на загривок леопардихи рядом с рукою Люсьены.
Сонная на вид леопардиха оказалась вполне адекватным и посмотрела мне в глаза. В следующую секунду я увидел перед собою два вспыхнувших рубина. Какой-то внутренний инстинкт отшвырнул меня назад, и я полетел вниз с полутораметровой сцены. В нескольких сантиметрах от моего носа просвистела, рассекая воздух, звериная лапа с выпущенными когтями. Приземлился я довольно удачно, на ноги, но, не удержав равновесия, покачнулся и шлепнулся на пол. На мгновение все оцепенели. Затем раздался голос Люсьены:
