Стул. Скамейка. Карандаш
– Вениамин Игоревич! Звоните в администрацию! Я не знаю, в милицию звоните! – ректор даже не заметил, как декан ворвалась к нему в кабинет.
– Да что, Дарья Сергеевна? – поднялся Вениамин Игоревич ей навстречу. – Вы уже студентов заболтать не можете? Ерунда какая-то!
– Да вы послушайте! Там черт знает что! Будто на митинге!
Через длинный коридор, спустившись этажом ниже, ректор прошел в лекторий. Внутри, так что ничего не разобрать, стоял густой гул голосов, которые возмущались, выкрикивали что-то и вопили; нагло заявляли или угрюмо напирали друг на друга, на ученый совет, на профком, на всю власть и весь белый свет.
Дарья Сергеевна вырвалась вперед и замахала руками. Студенты заголосили еще громче.
– Вы что? – сразу оживился при виде ректора полный, с круглыми щеками и двойным, несмотря на молодость, подбородком и зачесом на лысеющей голове, парторг в лощеном светло-сером костюме, с широким, на заколке, галстуке в крупную клетку. – Пособничаете преступникам? Или они среди вас? Мы найдем виновных! – поднял он пухлый кулак.
– Ищите, ищите, – сыпалось из рядов. – Привыкли вынюхивать!
– Вы против выявления бандитов, нападавших на администрацию? – гремел парторг, краснея и сбрасывая в ярости прежний стерильный вид.
– А вы против выявления бандитов в администрации? – не унимались ряды.
Вениамину Игоревичу за тридцать лет работы таких студентов видеть не приходилось. Он привык к наглецам-одиночкам, к идейным, с болезненно сверкающими глазами, в конце концов, к озлобленным нищетой и унижением, но слабым, с прозрачной душонкой просителям. Теперь перед ним стояла стена крепких сытых лиц, в глазах – огонь, в словах – дерзость, в голосе – твердость умно скроенных фраз.
Ректор послушал, поморщился при виде Александра в первом ряду, о чем конечно узнают где нужно, вышел к центру зала, поднял руку и, когда толпа немного поутихла, заговорил:
– Все мы учимся и работаем для достойного, стабильного будущего. Для такого будущего нам необходимо крепкое государство, крепкая власть…
– Нам – не нужна! – раздалось из глубины студенческих рядов.
Ректор стрельнул глазами на голос и, не сбившись, продолжил.
– А государство не может существовать без закона. Руководство города и района было избрано демократическим способом…
– Но не народным! – выкрик с другой стороны.
– И много лет работает на благо…
– Слишком много лет! – голос с первого ряда.
Ему на миг показалось, что это крикнул Александр. Вениамин Игоревич властно посмотрел на него, сделал паузу. Тридцать лет ректор выступал с речами. Внимательным взглядом обвел студенчество. В рядах снова приутихли.
– …работает в меру сил, по законам государства, – он остановился и выше вскинул выточенный будто из бронзы подбородок. – Чего хотите вы? Другой власти? Других законов? Участвуйте в выборах! Занимайтесь политикой – никто не мешает! Достигайте власти законным путем.
– У этой власти нет закона! – без сомнения, с удивительной твердостью послышалось с самых первых рядов, и ректор чуть вздрогнул лицом – снова послышался сыновний голос. Вокруг одобрительно зашумели.
– Жители Тихомира, – с еще большей твердостью продолжил ректор, – живут по законам, хотят порядка, а не анархии. Мы все хотим мира и все что можем – делаем для этого. Вы – учитесь…
Екатерина Михайловна мельком оглядела себя в зеркало, взгрустнула по новой морщине, медленно, затаив дыхание зажгла свечки, окинула взглядом торт и вышла к гостям.
Вокруг именинника притихли. Витя подошел к маме и разом затушил свечи. За столом поздравительно зашумели. Екатерина Михайловна растрогано улыбнулась. Гордость переполняла ее: пусть работа не с высокой зарплатой, но стабильная, уважаемая – в газете статьи выходят, в городе сына знают, водительские права получил, квартиру ему купили, вот и девушку первый раз привел, Оксаной зовут. Вон как смотрит на Витю. Друзей полон дом, и разговоры у них современные, прогрессивные. Пойдет далеко. Есть у Екатерины Михайловны знакомые на местах, все пионерами к ней в библиотеку бегали.
– Ну а что, Игорь Сергеевич, как вы думаете бандитов поймать? – повернул на новый виток застольную беседу Егор. – У нас на заводе одни только про то и разговоры, – обратился он к неминуемому гостю на всех застольях в этом семействе, инспектору следственного комитета, школьному приятелю и свадебному свидетелю Витиного отца. – У Саши спецсобрание в институте. На проходной, рассказывает, чуть ли не обыскивают всех. Оружие какое-то ищут.
Все дни город бурлили разговорами о налете. Кто говорил, разбойников было двое, кто пятеро. По рынку бродили слухи, что у налетчиков были гранаты и автоматы, вслух они читали «Интернационал» и пели «Марсельезу». В музее шептались – бандиты оказались при шпагах и шляпах с перьями, а из соседнего Придонья донеслось, будто в тот же день там видели троих на телеге в крестьянских косоворотках, но почему-то при казацких палашах и с турецкими ятаганами. Доводы, что телегу полдня вытаскивали из пруда и теперь она стоит во дворе УВД – успеха не имели. Одно знали точно – оба главы города в больнице, полуживую секретаря таскают каждый день на допросы, а дежурная с проходной на проверке в психиатрической больнице. Говорят, несет какой-то бред про троцкистский заговор, кричит, что ни в какого Кирова она не стреляла и призывает всех идти на поклон к мавзолею.
Игорь Сергеевич дело изучал, проверки проводил, выступал по телевизору. Говорили, даже кого-то допрашивал, и что трое или четверо уже задержаны. Но в своем кругу следователь говорил только, что пострадавшие в больнице под охраной, в администрации совсем пусто. Хотели было и туда милицию направить, но охранять оказалось как-то некого. Впрочем, поставили четверых на входе, выход во внутренний двор замуровали, и по периметру здания постоянно курсирует патруль.
Игорь Сергеевич налил себе еще стопку, крякнув, выпил, устало облокотился на стол:
– Шустрая молодежь пошла! Вам бы все повоевать, поспорить. А кто работать будет, интересно? Кто страну на ноги поднимать? Кричать, гулять научились, а дальше-то что? Мы, вот, помню, – он посмотрел куда-то выше голов, – и в лагере и в институте, и днем и ночью…
– Извините! – будто врезалась с разбегу в разговор младшая сестра Оксаны, которую близкие называли обязательно Женечкой и никак иначе. Она сидела рядом с Егором и украдкой скашивала глаза в его сторону. – А вот у нас в школе говорят, никого вообще не ловят…
Игорь Сергеевич оборвался взглядом, удивленно огляделся вокруг, чуть замешкался, зашевелил губами, встрепенулся и вмиг сделался трезвым:
– В какой это школе? Мы никого не упустим. Этот налет – политическая провокация оппозиции. Проплачена из-за границы! Дело государственное, – понизил он голос и склонился вперед. – Покушение на законно избранную власть! – вдруг совсем другим тоном прикрикнул он, распрямившись, задохнулся от переизбытка слов и окончательно смешался фразами. – Виновные подвергнутся каре – dura lex, sed lex! Хоть свинцом, хоть ледорубом! Преступники не уйдут из под бдительного ока… – он вдруг замолчал и с плоским выражением лица посмотрел на жену. Будто извиняясь перед гостями за супруга, Любовь Николаевна сочувственно гладила его по руке и тихо, внушительно приговаривала:
– Ну, хватит, хватит, дорогой. Разошелся, как на съезде… У ребят праздник. Нет бы, поздравил Виктора…
– Это конечно… – в точности прежним вдохновенным голосом, Игорь Сергеевич набрал с запасом воздуха в грудь и продолжил. – Я хочу от имени… поздравить нашего дорогого Виктора… который только стал на путь… Тебе и твоим товарищам предстоит укрепить.. – он прервался, будто потерял нить выступления, но быстро собрался и продолжил, – укреплять в жителях Тихомира чувство… за нашу страну, за наш любимый город…
– Игорь Сергеевич! Скажите! – вдруг привстала со своего места Женечка, и с видом девочки, которая вдруг решилась на большое, взрослое дело, спросила. – А правда в школе говорят, все предприятия в городе – банкротные?
К себе вернулись затемно. Поставили чай, наскоро порезали сладкое.
– Ну Женечка и зарядила! – улыбнулся Витя. Та смущенно улыбнулась в ответ и принялась расставлять чашки.
– Что в школе еще говорят? – в тон ему спросил Егор
– Да то же все, – устало и неожиданно грустно пожала плечами Женечка. – Покусились. Недопустим. Наказать.
– У нас зашептались, мол, – вернулась с кухни Оксана, с рулетом на блюде, – давно судья оправдательных приговоров не выносил. – Оксана работала секретарем в городском суде и доставала Вите сведения, какие тот сам узнать не мог.
