– И от Металлурга с Уланом в том числе? – подсказал генерал. – И потому отзыньте, ухожу в несознанку?
– Примерно так. Но я хотел выразиться мягче.
– Это не имеет значения. Много имён-то сменил?
– У меня было сорок фамилий, я сменил пятьдесят паспортов, – опять привёл чью-то цитату «НН». – Но от родительского имени так и не смог отказаться. Решил, что всё уже в прошлом. Я ведь тоже участвовал в боях, мог там погибнуть. А раз выжил, счёл, что вину искупил, огнём очистился. К героизму нельзя призывать. Его можно только проявлять, и этим увлекать за собой. Вокруг меня совершилось столько подвигов, что трудно было оставаться прежним. И не перед Олимпиадой мне стыдно, а перед теми, кто в Новороссии погиб. А Липка была бы сейчас там же, где сестричка Оксана. Госпожа Бабенко посещает дорогой магазин на Пятой авеню в Нью-Йорке. «Масис» он называется. Про киевские кабаки я не говорю – всё время там торчит. Ни в чём себе не отказывает. И не ей нас судить. Раньше она торговала телом. Сейчас торгует совестью и Родиной.
– Ну, ты, потише! – Грачёв наконец-то сорвался. – Если что и было, то поневоле. Так свой долг исполнять труднее, чем бросаться на амбразуру. Я понимаю – сейчас особенное время. Люди соревнуются в том, кто более гадко и злобно оскорбит своего оппонента. Так нынче выявляется крутизна. Я долго работаю в правоохранительных органах. И знаю, что среди бандитов тоже далеко не все трусы. Напротив, там было достаточно смелых и рисковых, готовых умереть в любую минуту. Но назвать их героями не поворачивается язык. И героиня для меня – Оксана. Какие бы виражи ни выписывала её судьба… Но не будем тратить время на пустой спор. Всё равно каждый из нас останется «при своих». Ты скажи, Микола, жалеешь хоть о чём-нибудь?
– А как же! Жалею о том, что не успел с собой покончить. А ведь обещал! Моё слово до сих пор ценилось дороже золота. Ведь Донбасс порожняк не гонит. Получается, предал друзей, хоть и неумышленно. Ребят подставил. «Бабки» не добыл, которые так нужны. Теперь мне хоть под расстрел. Так ведь мораторий, черт побери! Я не смерти, Всеволод Михалыч, я жизни боюсь. А какие были планы! И всё рухнуло. Мог ведь в Донецке остаться, мне предлагали. Так нет – захотел сам всё контролировать…
Генерал не спеша поднял трубку телефона, сказал несколько слов. Когда в кабинет вошёл Арсений Рындя, глаза у «НН» стали, как монитор – большие и квадратные.
– Ну вот, Арсений Филатович, как обещал! – Генерал смотрел на Матвиенко, словно художник – на свою лучшую картину. – Вы опасались давать показания, пока гражданин Матвиенко находится на свободе. Теперь Финансист вряд ли сможет вам навредить.
– Не давайте пустых обещаний, – скривил «НН» тонкие губы. – Я не смогу, так другие смогут. Лучше бы ты, Арсений, молчал в тряпочку. Жена у тебя, дети…
– Великойский молчал, а чего добился?! – возмущённо перебил Рындя. – Все свои сбережения, всё имущество вам отдал! А вы захотели взять и то, что Мирон себе на жизнь оставил. И мочканули его вместе с Евой, чтобы не мельтешили.
– Это и есть ваш сюрприз, господин генерал? – вежливо спросил Матвиенко. – Весьма посредственно. Я ожидал большего. С таким же успехом можно заявить, что Великойских убивал сам Арсений. Врачи это очень хорошо умеют делать. Слово против слова. А где доказательства?
– Да ты не говори «гоп» раньше времени, – предупредил Грачёв.
Он сидел, развалившись в офисном кресле, пускал дым в потолок. Дорогая сигарета качалась в его крепких зубах. В кабинете стало светлее. Дождь кончился. И выглянуло солнышко. Генерал прищурился, словно прикидывая диспозицию перед боем.
– Как говорят водилы, «на каждую трансмиссию есть своя отвёртка». И германская «кримполицай» ещё не отозвала из Интерпола свой запрос на членов вашей преступной группы. Так что не кататься тебе, Микола, в новенькой «Вольво» с подсветкой в салоне, которая сама изменяется в зависимости от температуры…
– Ничего, детям останется, – Финансист и глазом не моргнул. – Богу виднее, чем меня испытать. Надо будет сесть – сяду. Теперь мне ничего больше и не осталось. Что же касается дочки Великойских, так я про это не знаю. Детей я принципиально никогда не обижал. Вон, генерал знает.
– Разве только матерей их убивал, а так – подтверждаю. – Грачёв постучал сигаретой по малахитовой пепельнице.
– Да лучше в детдоме, чем с такой матерью! – Матвиенко сжал кулаки на коленях. – Не я, так другой Липку сделал бы. Шлюхи именно так и кончают. У неё это крупными буквами было на лбу написано.
– Ты хоть на мёртвых грязь не лей, – попросил Грачёв. – Спал же с ней, жениться собирался. Если была такая «палатка», зачем хотел её под венец вести?
– Дурак был молодой. Да и квартира в Москве манила. Сейчас бы – ни за что! Сам себе удивляюсь. Бедность людскую психику калечит.
– Если психика не в порядке с рождения, её искалечит и богатство, – возразил генерал. – Арсений Филатович, расскажите-ка про Ширака Асланяна. Для начала – кто это такой?
– Это – второй человек после Николая Николаевича был. Жил в Донецке, раньше часто ездил к нам. По сути, он и организовал фонд «Спасение»…
– А сейчас он где? – равнодушно спросил Грачёв. Финансист заиграл желваками.
– Его таллием отравили. Слишком много знал, а доверия лишился. Таллий входит в состав крысиных ядов, достать его легко. Смертельная доза для человека – 0,6 грамма. Асланян отвечал ещё и за связь с банками, которые отмывают деньги. Такой же смертью умерли ещё трое служащих кредитных учреждений. Исполняющий обязанности главы городского филиала, экономист, начальник отдела мониторинга. Я знаю об этом точно, потому что сам доставал таллий и давал консультации господину Матвиенко.
– Асланян, насколько я знаю, давно водил дружбу со «свояками»? И с Николаем Николаевичем его познакомил лично Металлург?
– Да, ещё на своей старой квартире, в Екатеринбурге. Это – обычная «трёшка» в кирпичном доме, но внутри отделана как дворец. Там скандал был, когда за счёт чердака потолки подняли. Сейчас в этой квартире живёт Наталья Сокол – сестра Металлурга. Там каждый этот дом покажет. Местная достопримечательность, так сказать. С улицы смотришь – самый обычный дом. Кирпичный, буквой «Г». А войдёшь – золото, мрамор, зеркала, паркет дубовый. Стиль «барокко».
– А кухня при этом – семь метров, – добавил Грачёв. – Даже рамы до сих пор деревянные, и батареи чугунные.
– А это чтобы не выделяться на общем фоне, – улыбнулся Рындя. – Воры-то как раз по рамам «объект» намечают, а потом уже идут двери смотреть.
– С этим ясно, – подвёл черту генерал. – Арсений Филатович, вы можете назвать фамилии людей, погибших от таллия? Кроме Асланяна, конечно.
– Гастилович, Бондарев и Залманова. Все они скончались в токсикологических отделениях разных больниц. Уголовные дела возбуждены не были.
– И за это пришлось выложить круглую сумму, – добавил генерал.
– Арсений, ты что, совсем пень? – удивился «НН». – Ты слишком рано нас похоронил. На государственную охрану надеешься?
– Вот, значит, как мы заговорили? – удовлетворённо спросил генерал. – А то сидел тут, как мороженая рыба. Разумеется, государственная охрана семье Рындя будет предоставлена. А теперь переходим собственно к Великойским. Кто убил Мирона и Еву?
– Тэрджи Джиоев, – сглотнув слюну, ответил Рындя. Он уже забил на всё и решил идти до конца.
– Но при нём не было денег и вещей, – напомнил Грачёв. – Однако квартира ограблена. Это подтвердили несколько свидетелей.
– Деньги Дорофей унёс, и украшения тоже.
– Какой Дорофей? – Генерал хитренько поглядывал на Матвиенко. Тому было уже не смешно.
– Монах. Ходил к Великойским, как на работу. За доченьку молиться. Те его щедро благодарили.
– Вот как?.. – Грачёв изобразил удивление. – Можете восстановить события того вечера?
– Николай Николаевич являлся соучредителем нашего фонда «Спасение», – начал Рындя.
Он сидел за столом для совещаний, по правую руку от Грачёва. Финансист расположился напротив. Наручников на нём не было.
– Фонд – общественная организация. Деньги поступают и от физических, и от юридических лиц. В последнее время мы испытывали серьёзные затруднения. Из-за кризиса поступления резко сократились. «НН», простите, господин Матвиенко заявил, что мы сами должны сами искать спонсоров. Это означает не то, на что можно подумать. Спонсор – тот, кого можно заставить поделиться.
– И как заставляли Великойского?
– По-всякому. На людей, приехавших с Украины, всегда можно надавить. Чтобы спокойно жить, Мирон платил. Но, как известно, сюзерены тратят быстрее, чем вассалы производят. И тогда заявляют, что чернь не умеет работать. Но Мирон не мог отдать всё. В последнее время деньги и ценности он держал дома. Оружие из коллекции никогда не «выгуливал». Николай Николаевич велел ввести в их дом Юру, то есть Тэрджи. Чтобы привыкли, подружились. Это, правда, не очень получилось. Один раз Мирон Джиоева одного не впустил. Тогда поступил другой приказ – идти вместе с Дорофеем. Батюшке Мирон отказать не мог. Они приехали к Великойским вечером двадцать девятого мая. Тэрджи уже знал, где у Мирона лежит наган с патронами. Пока хозяева молились вместе с Дорофеем, он влез в сейф и достал наган. Потом, уже после совместного ужина, вошёл в комнату и выстрелил два раза. Он воевал в Донбассе, а перед тем – в Южной Осетии. Так что рука не дрогнула. Полина в это время уже спала. Во вместительный саквояж Дорофея, с которым он обычно ходит, уложили награбленное. Ещё взяли со шкафа чемодан. Кто подумает на благообразного батюшку? Снежану решили не впутывать. Она – женщина взбалмошная. Может среагировать по-разному.
