«Готовятся меня пытать», – подумал Рома. Он был крепко привязан к кровати. Одна рука крепче, другая – послабей. Рома стал ногтями рвать по нитке бинт, который послабей. Хотелось освободить руку. Нитки рвались легко, но их было слишком много. Рома бросил это занятие.
Студент взял со шкафчика несколько пробирок и понес их в сторону окна.
– Развяжи меня, – миролюбиво попросил Рома
– Не развяжу, – спокойно ответил молодой человек, не останавливаясь. Вернувшись, он снова стал что-то резать на шкафчике.
– Зачем меня связали? – спросил Рома
– У тебя белая горячка.
– Какая еще белая горячка? Я уже говорил, что у меня все нормально с мозгами. У меня не может быть белой горячки.
Студент, не слушая, подошел к нему с маленьким шприцом и аккуратно сделал инъекцию в плечо, после чего вернулся к шкафчику и снова стал методично стучать…
Наконец палату стали заполнять медсестры, ведьмочки, санитары. Они, похоже, приготовили наконец свой концерт. Студент стал настраивать фотокамеру. Он собирался устроить on-line трансляцию Роминого позора. Все стали кружить вокруг него как вокруг ёлки. Потом в него кидали шарики с краской, плевали, мазали чем-то отвратительным. Веселый энтузиазм прошел. Песен не было. Так, играло что-то за окном. Роме не было больно. Было неудобно и противно. Время стало вязким, как кисель. Рома повернул голову и посмотрел на листок со своей фамилией, приклеенный над кроватью. Листок был изрисован. «Роман Бугаев» было зачеркнуто и сверху написано карандашом «козел орловский». Дата рождения была исправленная на гораздо более раннюю. К диагнозу «панкреатит» было дописано «вонючий». «Не смешно. Так не смешно», – подумал Рома. Ему стало грустно. Он не понимал где находится. Это был первый этаж многоэтажки. Обычная квартира. Входная дверь была открыта. Из подъезда постоянно заходили все новые и новые люди. На улице было лето. Ветка с огромными зелеными листьями качалась в окне. Подъехала старенькая ржавая Скорая Помощь. Медсестры стали собираться по домам, но все никак не уходили....
Рома открыл глаза. Была ночь. Только в коридоре горел свет. Раздавался размеренный стук. У шкафчика чернел силуэт студента. Рома повернул голову и в полумраке разглядел листок. Роман Бугаев было написано на листке, ниже была дата его рождения и диагноз «панкреатит». Никаких смайликов. Это было похоже на реальность. Это и была реальность. Бесконечная тьма во все стороны. Рома понимал, что он в реанимации, но кто он и который сейчас час/день/месяц/год не понимал. Он только знал, что остался один в черном космосе и что этот черный космос – реальность, причем самая реальная из всех возможных.
Ему почему-то вспомнилось, как он с младшим братом идет с банкой к реке. В банке была рыба, которую купила мама в магазине. Рыба была замороженной, но дети пустили ее в ванную, и она ожила. Теперь они шли на реку, чтобы отпустить ее на свободу. «Было это или нет? Черт с ней с рыбой, а есть ли у меня братья, родители? Или все это глюки? Школа, институт, работа – было или нет?». Отчаяние стало бесконечным и ледяным, как труп. Во вселенной не было ничего за что можно было бы зацепится.
«Реальности не бывает 100-процентной, как и 100-процентного бреда. Каждое событие, мгновение, то более реальное, то менее. Сейчас самое реальное мгновение твоей жизни – 99,99 процента. Что бы дальше не происходило, в любую секунду может что-то щелкнуть снаружи. И ты окажешься здесь, в реанимации, привязанным к кровати и вокруг будет тьма и ничего кроме. Только студент будет стучать своим ножиком…»
Студент повернулся и с маленьким шприцом подошел к больному.
– Ты меня не развяжешь? – без особой надежды спросил Рома
– Нет.
– У меня была белая горячка?
Студент кивнул.
– Я тут, наверное, орал на всю реанимацию?
Студент кивнул.
– Это было смешно?
– Нет, – сказал студент и, сделав инъекцию, вышел в коридор.
Рома лежал неподвижно и не о чем не думал.
Тут из темноты выплыло лицо Айболита.
– Ну, ты как? – с улыбкой спросил он.
– Нормально. У меня была белая горячка.
– То-то же. Ладно, отдыхай. Завтра утром тебя развяжут и отпустят домой.
Доктор Айболит снова исчез в темноте. «Завтра меня отпустят домой», – повторил Рома про себя и улыбнулся. Звучало сказочно. Это было похоже на чудо. Жизнь снова приобрела направление. «Завтра будет завтра, а вчера было вчера. И я не буду лежать здесь вечность. Завтра я буду дома».
Потолок растаял, как туман, и Рома увидел звездное небо. Стало так хорошо, что ничего больше не хотелось. Звезды становились, то бардовыми, то голубыми. Рома плыл среди них. Словно потоки воды обрушились на него, смывая грязь и паутину…
14. Еще один самый длинный день в жизни
Ранним утром в палату вошла медсестра. Первым делом она подошла к Роме.
– Ты где находишься? – сурово спросила она.
– В реанимации, – спокойно ответил Рома.
– А номер больницы?
– 65 вроде.
– Через 5 минут я тебя развяжу.
Медсестра принялась наводить порядок. Рома никуда не торопился. Вскоре медсестра взяла ножницы и перерезала бинты на запястьях. Рома оставил руки там, где они лежали и даже не поменял позу. Ему было хорошо…
Потом был обход.
– Пришел в себя. Даже раскаивается, – заключила рассказ о Бугаеве Татьяна Владимировна. Рома с улыбкой кивнул. Он полностью вернулся в реальность и не собирался ее покидать. Вчерашний день вспоминался более-менее четко, хотя и остались провалы. Дольше всего не отпускала история с Верой. Он несколько раз порывался спросить в какой палате она лежит и как себя чувствует. Но каждый раз останавливал себя. Постепенно до него дошло, что история с женой была частью его бреда. Это было хорошей новостью.
Музыка почти стихла. Только скрипка никуда не делась вместе с флейтой. И женский голос иногда нараспев пел его имя. Голос был странный. Роме показалось, что именно так поют эльфы.
Главное, «радио» выключилось. Никаких больше хоров не звучало и оркестр ушел отдыхать. Рома был рад этому. Ему перестало нравится все, что отличается от обычной реальности. Он даже на кровати больше не хотел кататься. Правда, пару раз все-таки не удержался.
Рома все утро ждал, что за ним приедут и поднимут наверх. Но никто за ним не приходил.
– А когда за мной приедут? – спросил он Татьяну Владимировну, когда она забежала в палату по своим делам.
– Завтра, – с улыбкой сказала врачиха.
– Почему завтра? – расстроился Рома, хотя ответ его не удивил.
– Выпишем тебя, а ты начнешь на людей кидаться. С тобой должен еще психиатр поговорить.
Тем временем в палате появился новый больной. Это был настоящий бомж с ножевым ранением. Его положили в дальний от Ромы угол. Бомж кричал, ругался и постоянно какал под себя. Санитарки перестилали кровать каждые 2 часа. Из этих двух часов простыни были чистыми минут 15-20, не больше. «Зачем его только сюда привезли? Это же цивилизованное место», – подумал Рома сначала, но быстро понял, что он сам в сущности не очень-то отличается от этого бомжа.
Вокруг Горца снова началось шоу. Его все-таки решили заморозить. Два пожилых врача долго стояли рядом с кроватью больного и с юношеским энтузиазмом обсуждали технические нюансы. Потом Алексей с грохотом прикатил в палату огромный аппарат. Так как он не влезал между кроватями, Рому подвинули ближе к двери. Судя по разговорам этим аппаратом пользовались первый раз. Аппарат включили, и он затарахтел, как стиральная машина при сушке. Горца стали замораживать. Начали с пяток. Врачи были возбуждены и, похоже, получали удовольствие от процесса.
Медицинская необходимость в заморозке Горца, может и была, но казалось, что врачам просто не на ком было протестировать чудо-машину. Горца заморозили по пояс и аппарат был выключен. То ли потому что дальше морозить было нельзя, то ли потому что надоело. Аппарат увезли. Только сейчас Рома смог посмотреть на больного. Заморозка не была абстрактной. Горец действительно был покрыт по пояс слоем льда.
В палату вошла невысокая симпатичная женщина лет 40. Она подошла к Роме и села на край кровати.
– Вы меня помните? – спросила она.
Рома ее не помнил, но на всякий случай взял паузу.
– Не помню, но тут много людей ходит, а у меня плохая память на лица.
– А вчера вы мне сказали, что у вас глаза забиты пенопластом и вы ничего не видите.
– Да? – удивился Рома. – Вы – психиатр?
Женщина кивнула и улыбнулась.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. Только…
– Что?
– Лежать устал. А так все хорошо.
Психиатр стала задавать вопросы. Рома сказал фамилию, имя, отчество, адрес прописки. Он все помнил.
– У вас был классический алкогольный делирий, – заключила психиатр.
– Белая горячка?
– Да.
– Я сам догадался. У меня были глюки, галлюцинации, то есть.
