– Как дела? – спросила она Рому, улыбаясь непонятно чему.
– Хорошо. За мной скоро приедут?
Татьяна Владимировна кивнула и ушла.
«Что приходила? Что лыбилась?»– не понял Рома.
Он сгорал от нетерпения и весь превратился в слух. Сердце колотилось в висках. Давление опять начало пробивать крышу. «Скорее. Где вы? Заберите меня уже»
За стеной в ординаторской тем временем становилось все шумней и шумней.
– Не можем же мы его просто так взять и отпустить. Надо устроить ему темную.
Рома узнал голос одной из ведьмочек и понял, что говорят о нем.
– Конечно, устроим ему концерт. Запомнит сволочь, – поддакнул кто-то.
– Я сказала ребятам с морга. Они ему наваляют, когда он в хирургии будет.
«Ага. Напугали пугало. Ребята с морга – это зомби что ли?»
– Помните, как деда дырявого провожали, так и этого поводим.
– Давайте, готовится. Быстрей пока его не увезли.
– Мила, у тебя остался старый текст. Давай чуть поправим.
– Давай, зови всех.
«Вот, блин, уроды, – расстроился Рома. – Этого еще не хватало. Мне вообще не до вас».
– Мы разучим песню. Устроим ему маленький концерт. Маленький концерт для большого засранца.
Послышался дружный хохот. Кто-то включил фонограмму «минус один» и медсестры стали хором петь. Мелодия была та же, как в песне бабок про жаренные ложки. Песня начиналась с того, что «всего-то 30 лет назад, а выглядит на 40, родился на помойке ушлепнутый мальчонок». «Папаша был алкаш и бомж, а кем же была мать? Без рифмы тут не обойтись – была, конечно, блядь».
«Охренели что ли?! – возмутился Рома.
Дальше пелось о том, как рос «уродик». «Никто его не обижал, так пи*дели чуток». «откликался на кличку Чмо». Потом ему не давали девчонки даже за деньги. Потом одна дала, а у него не встало. Потом, когда встало, то лучше б не вставало. «… давай ее *бать, а девка с хохотом в ответ: эй, хватит щекотать»
«Что за дуры? В дурдом вам надо. Сумасшедшие совсем. Мне по фиг что вы там думаете обо мне. Мне нужно ехать. У меня дела».
Дальше пошел разговор про жену и дочку. Это задело еще сильней. Особенно про дочку.
– Смысл такой: ее будут иметь все, кому не лень, а кому лень на том она сама попрыгает за леденец, – весело прокричал кто-то.
«Убью гадов. Не посмотрю, что дуры», – стал злиться Рома. Песня по пошлости и хамству зашкаливала.
– А когда допоем, давайте забросаем его шариками с мочой.
– Ага, сделаем бомбочки с его мочой. У меня есть шарики. Сходи слей мочу в ведро.
– А почему я?
– Ты же санитарка?
– Ладно.
«Как страшно. Мне по фиг. Я отмоюсь. Быстрей только давайте. Я опаздываю. И вообще все это лишнее. Господи, это уже не для книжки что ли? Слишком затянуто получится и плоско. Какие-то дуры хотят отомстить непонятно за что. Кто читать-то это будет?»
В палату заглянула девушка в халате. Она хихикнула и убежала. Рома чуть-чуть приподнялся на подушку. «Если будут кидать мочой закрою руками лицо и яйца. Хотя по яйцам не должны попасть. Я так ноги подниму».
– Ну что? Что он там?
– Сидит, как король.
Все дружно заржали.
– А король-то вонючий!
Засмеялись опять.
– А если он нас слышит?
– Пускай слушает. Обосрется, наверное, от страха.
Рома хотел надменно усмехнуться, но почувствовал, как закрутило кишки. Еще не хватало обкакаться по-настоящему. «Держись, Ромка, а то будут думать, что я их боюсь», – бормотал он, сжимая ягодицы.
За стеной, тем временем продолжали репетицию. Песню начинали снова и снова. Что-то дописывали, меняли, пытаясь сделать песню еще мерзостней. В хоре появились мужские голоса. Алексей, похоже, тоже был с ними. Время от времени в палату заглядывали медсестры и смеясь убегали. Рома был готов к любым испытаниям, единственное чего он не мог – это ждать.
В палату опять вошла Татьяна Владимировна и с улыбкой подошла к Роме. Рома тут же понял, что она главная заводила всего этого представления. Это же она там всеми командует – ее голос.
– Как дела? – спросила врачиха.
– Хорошо, – смотря в сторону ответил Рома.
– Что делаешь?
– Жду.
– Чего ждешь?
– Концерта.
– Какого концерта? Это же реанимация.
– Ага, реанимация. Думаете я ничего не слышу, – Рома кивнул в сторону ординаторской и подмигнул врачихе. – Давайте быстрее. Что тянете?
– Хорошо, – сказала Татьяна Владимировна. – Ты только ничего тут не трогай.
– Что я могу трогать?! – повысил голос Рома. Он не мог сдержаться. – Заколебали. Что тут трогать-то? Вас что ли?
– Ты как со мной разговариваешь? Ты знаешь кто я? – повысила голос в ответ Татьяна Владимировна.
– Да что вы такие. Слово вам не скажи. Извините, простите, только давайте быстрей уже.
Татьяна Владимировна ушла.
– Пошлите, собираемся, – раздалось за стеной. – Давайте, строится.
– Еще раз пропоем? Генеральная репетиция.
Они снова затянули свою идиотскую песню. По коридору туда-сюда сновал народ. Все смотрели на Рому и хихикали.
– Он не просто дебил. Он к моей Саше приставал. Его посадить надо.
Рома узнал голос Натальи Викторовны, Лизиной воспитательницы с садика.
«Она-то что тут делает? Бред какой-то».
Наталья Викторовна продолжала тем временем рассказывать, как Рома домогается до ее Сашеньки. Сашей была ее 4-летняя дочка, подружка Лизы по садику.
«Что за фигню ты несешь, дура убогая?! Совсем чокнулась?!».
– Он заставлял ее делать себе массаж, – продолжала Наталья Викторовна.
– Какой еще массаж? – не выдержав, крикнул во весь голос Рома, – Она просто лупазила меня по спине, играли мы так. Ты хоть понимаешь, что с детьми можно играть, извращенка сумасшедшая.
Тут во входную дверь позвонили. Повисла пауза, которую прервал дружный хохот. «Это – она. Вот это нам повезло. Сейчас мы ее обрадуем. Пока не говорите ей ничего. Сейчас мы ей устроим хоровод».
Рома с ужасом понял, что это пришла Вера. «Ну почему, ты пришла именно сейчас? Может не она? Нет, она. Точно она. Козлы, не трогайте ее».
– Я к Бугаеву. Когда его выпишут? – четко услышал Рома голос жены.
– Вера, иди домой! Не слушай их! Меня выпишут скоро, а они придурки! – во всю глотку заорал Рома. В ответ из-за стены и из коридора раздался хохот.
– Давайте обольем ее дегтем и обсыплем перьями.
– Здорово придумала. Давай.
– Не трогайте ее, суки! У нее сердце больное! Я поубиваю вас! Вера уходи! Беги отсюда!
В палату тем временем вошел Айболит со студентом. Они встали к стенке и не сводили глаз с Романа. «Тоже пришли поржать? Давайте-давайте».
Палата стала наполняться людьми. На пороге встала Татьяна Владимировна. Она кому-то кивала в коридоре.
– Начинайте уже ваше представление хреново. Бомбочки сделали? Давайте уже. Я тороплюсь.
– Что с ним случилось? Что случилось? Да говорите уже? – запричитала Вера и стала плакать. Рома почти видел ее лицо. Он знал это выражение. Оно называлось «удар ножом в сердце». Послышался грохот тела о пол. Это его жена потеряла сознание.
– Блин, кто б знал? – расстроенно сказала одна из ведьмочек. – Хотя по фиг, тащи ее в палату.
– Эй, суки, – грозно заорал Рома, бросая в сторону одеяло. – Отпустите мою жену. Вы не знаете с кем связались. Я вас поубиваю всех.
Рома спрыгнул с кровати и хотел рвануть в коридор, но его не пустил провод, торчащий из члена. Рома схватил его двумя руками и попытался вырвать из себя, но он держался намертво. Было очень больно.
– Немедленно ложись! Нельзя вставать! – закричала Татьяна Владимировна.
– Блин, ты себе писюн оторвал, – испуганно сказал доктор Айболит, подбегая к Роме. – Давай ложись-ложись. Как без писюна-то будешь? Девчонки не поймут юмора.
Доктор Айболит схватил Рому за одну руку, студент за другую, и они аккуратно уложили Рому назад на кровать.
– Надо срочно сделать операцию, а то пришивать нечего будет.
Рома послушно закивал. Он был сбит с толку.
– Надо тебя привязать на секундочку, что бы больно не было.
Доктор Айболит и молодой человек синхронно привязали скрученными бинтами руки больного за запястья к решеткам кровати.
– Мы его иммобилизировали.
– Сам дался.
«Блин, дурак, тебя же связали». Рома стал изо всех сил рвать бинты. Не получалось. Привязали его крепко, профессионально.
– Развяжите меня, – по возможности спокойно попросил он доброго доктора Айболита. – Я не буду больше вставать.
– Нет, – ответил доктор сурово, – нельзя.
«Теперь будут издеваться надо мной. Делайте что хотите. Только как там Вера.? Что они с ней сделали? И как я ей теперь помогу?»
Тут огромная волна навалилась на Рому, и он провалился в глубокую черную яму…
Рома открыл глаза. Заходящее солнце раскрасило стены оранжево-желтыми переливами. Было тихо. Ни хора, ни медсестер. Даже назойливая скрипка молчала. Только раздавался размеренный стук. Это молодой парнишка, студент, друг Айболита что-то резал на железной тумбочке.
