– Я навсегда запомнил, как себя вести, – вполголоса рассказывал Дато. Ни в коем случае нельзя сопротивляться, плыть против этого течения. Лучше всего поддаться ему, приняв позу поплавка. Чем дальше в море, тем оно слабее. Потом можно двигаться параллельно берегу. Метров сто проплывёшь, и можно вылезать. Так и я жил в рабстве. Не перечил, плыл и ждал. А сегодня понял, что пришло время действовать. Ваш двоюродный брат вёл себя очень мужественно, даже вызывающе. Он приказал вам молчать, чем спровоцировал аффект у Улана. Вы бы и так молчали, а Михаил мог остаться в живых. Понятно, что женщине сдержаться легче, чем молодому мужчине. Но вы ведь тоже кинулись на свояков, верно? Хорошо, что не сделали этого раньше. Например, при захвате. А тут я уже был готов. Такой вот модус операндис в экстремальной ситуации. В чём бы ни заключался экстрим…
– Михон увлекался восточными учениями. Часто бывал в Индии. Там это называется виргати – геройский уход. Только ведь жизнь и так слишком коротка. Я сдалась бы, наверное. Честно говоря, и сейчас не знаю, кто из нас победил, а кто проиграл. Мой бывший муж-араб немного научил меня своему языку. И, знаете, там смерть звучит как «хаттаф». А победа – «фаттах».
– Интересно. Не сразу и различишь. Я не знал.
– Вот и я о чём! Мы не смогли бы взять их сами – никогда. Без вашей помощи были обречены. Но нельзя каждый раз надеяться на чудо. Мы вчера попались, как в мышеловку. И не всем удалось спастись.
– Если чудо произошло, значит, оно угодно Богу. Сейчас узнаем новости. – И Дато опять взялся за рацию.
Но тут заколотили уже в нашу дверь. Влад пошевелился и застонал. У меня внутри всё заледенело.
– Есть здесь кто-нибудь?! – крикнул незнакомый мужской голос. – Назовитесь, откройте замок и не двигайтесь с места!
Что ответил Дато, я не расслышала. Прямо над нами громыхнуло ещё раз, и от пыли запершило в горле. Послышался топот нескольких пар ног, и запахло горелым.
– Взрывотехник у них классный! – Дато, по-видимому, знал толк в этих делах и мог оценить. – Они здесь, ребята сообщили, несколько бронированных дверей так вскрыли. Ювелиры, иначе не скажешь. Ну, без пыли не обойтись, стекол тут нет, а штукатурка целая. Похоже, лепят небольшие заряды из пластита по периметру двери. «Точечно» сносят замки или петли, так не бойтесь. Направленный взрыв нам не повредит…
Может, Дато это и восхищало, но моя бедная голова мало что могла выдержать. Бок сверлило, будто перфоратором, и на глазах отекали пальцы рук. А уж запах взрывчатки и вовсе не был аппетитным. И я очень боялась испортить велюр надувного дивана.
«И где конец маразма? Я сейчас задохнусь. Чихать очень больно. Так, что темнеет в глазах…»
Клацнул замок, и в подсобку ворвались двое высоченных мужиков в масках. Вернее, они хотели ворваться, но остановились на пороге, потому что всё помещение занимала надувная кровать.
Издалека слышались крики других бойцов. Похоже, они разбирали свои трофеи.
– «Браунинг Икс-Пауэр», Бельгия, на 14 патронов…
– «Гренделл», полуавтомат, Бельгия, калибр 38…
– «Вальтер П99», «Star SA»…
– «Глокк», патроны к нему – тридцать штук, 9х19, «люггер»…
– «ТТ» – две штуки…
– Двустволка ТОЗ-34…
– Сюда иди, хорош балду пинать! – позвал кто-то из коридора. – Гляди, что я нашёл. Ноутбук из чистого золота. И переводчик «Мульти-люкс» – весь в «кристаллах Сваровски».
– Эти чмошники говорят, что остальные в «Ангелине» сегодня гуляют, на Парадной. Смоются ещё, пока мы тут загораем. Ты Халецкому доложи. Пусть туда другую группу отправят…
– Вы Марианна Ружецкая? – уже мягче спросил громадный спецназовец. В руках он держал короткоствольный пистолет-пулемёт «Вереск». Похоже, ему было очень жарко – бой дался нелегко. Где-то вдалеке ещё стреляли.
– Да, это я. И со мной Влад Брагин. Он тяжело ранен, и его пытали. А это – доктор. Он нас обоих спас. Пожалуйста, «скорую помощь» пригласите. Владу кровь нужно срочно перелить.
– Не беспокойтесь, вас заберут сейчас, – пообещал этот чудесный громила в чёрном.
Остальные бойцы, пробегая, заглядывали к нам. И, убедившись, что здесь всё чисто, устремлялись дальше, по коридору.
– Петляков, «двухсотых» грузи! – крикнул командир кому-то в дверь.
Моё сердце сжалось. «Двухсотым», «холодным», мёртвым теперь был и Михон. А ведь я уже получила красивейшее приглашение на их с Эвелиной свадьбу. Потом вспомнила перепалку братишки с Женей Озирским, подаренного филина – и задохнулась от горя. Чтобы немного полегчало, подумала, что среди «двухсотых» есть свояки. Они только что воссоединились с любимыми жёнами…
Спецназовец вытащил что-то из своей «разгрузки», протянул мне. Это оказалась моя «труба», забытая в сумке. Кажется, я уронила её под стол во время захвата на дачном участке.
– Брат вам просил передать, Богдан Михалыч, – пояснил великан. – Отсюда не звоните. Когда отъедете на «скорой», успокойте его. Скажите, что с вами всё в порядке.
– Командир, мои люди, наверное, уже у вас. – Дато говорил спокойно, но голос его странно звенел. – Они очень много сделали для того, чтобы штурм оказался успешным.
– Как их звать? – Громила почесал лоб под маской.
– Отар Картвешвили и Зульфикар Бабаев. С ними ещё человек восемь должно быть…
– Они с оружием? – перебил спецназовец.
– Да. У них «глокки», «ярыгины», самозаряды.
– Фью! – присвистнул командир. – Думали, что весь арсенал взяли в гараже. А тут ещё целый схрон? Хорошо вас снарядили для боя. Ну, ничего, разберёмся. А задержанные-то лапшу нам на уши вешали. Говорили, что тут «ижики» одни.
– Свояки всегда прибеднялись, и людям своим приказывали. У них лома не было – всё самое лучшее, прямо с полицейских складов.
– Вижу. – Командир немного подумал. – Вы и есть Давид Асхабадзе? Пойдёмте-ка с нами. Надо кое-что уточнить. Это касается потайных выходов в лес. А с больными наш врач побудет.
– Да, конечно. – Дато поднялся с надувной тахты. – Один вопрос… Солнце взошло уже?
– Давно взошло. – Великан посмотрел на Дато, как на ненормального.
– Жаль. Борщевик будет сильно жечь, – пояснил Асхабадзе. – Норы специально так расположены, чтобы труднее было обнаружить.
– Ничего, потерпим, – ухмыльнулся командир.
– Пожалуйста, скажите, женщину с детьми освободили? – Я сжала кулаки, чтобы окончательно не сорваться. – Её зовут Диана Разживина. Жена Евгения Озирского. Её куда-то хотела отправить на вертолёте, с близняшками…
– Всё в порядке. Их уже в город увезли. Вертолёт не взлетел, и слава Богу. Грохнулись бы все, и – всмятку. Конечно, это не для них готовилось, а для «свояков». Масляный фильтр совсем забился. Значит, механик был в сговоре. Я с чувством перекрестилась, Дато – тоже. Лицо его просветлело, черты разгладились. Скорее всего, врач сам возглавлял этот заговор и очень переживал из-за вертолёта.
– Евгению сообщили уже? А то он с ума сойдёт…
Я увидела в проёме дверей ещё одного бойца в маске. В верхних прорезях «чулка» сверкали белки глаз, а в нижней, большой – крепкие желтоватые зубы. В руках боец держал снайперскую винтовку «Взломщик».
– Сообщили. Он ждёт семью. – Командир повернулся к снайперу. – Чего тебе?
– С собаками что делать? Их тут семнадцать голов, и все бойцовые. Страшилища несусветные.
– Их нужно обязательно пристрелить! – вмешался Асхабадзе. – Всех до единой! Время от времени их кормили человеческим мясом. И потому животные стали смертельно опасными даже для своих хозяев. Вряд ли их кто-то возьмёт себе.
– Это точно, – согласился снайпер. – Один из задержанных хотел в вольере схорониться. Лысый такой, здоровый. При себе имел нож-кукри. Наверное, кормил их, раз не побоялся. Так они в глотку вцепились. И нож не помог ни фига. Всего изодрали, насилу отбить удалось. Так что его, ушлёпка, ещё и спасать придётся…
21 сентября (день)
– «Нет большего несчастья для семьи, чем смерть её младшего члена», – сказал дядя, ни к кому, собственно, не обращаясь.
Трудно было себе представить, что началась не только календарная, но и астрономическая осень. «Бабье лето» в Москве удалось на славу – уже нажарило двадцать пять градусов. Все мои мысли были сейчас о купании и о пляже.
Но они не могли воплотиться в реальность по двум причинам. Во-первых, все деревья вокруг полыхали «золотом и багрянцем». Во-вторых, с таким брюхом нормальные женщины на пляж не ходят – даже летом. Оставалось сидеть в кресле перед коттеджем «Монреаль», где принимал нас Старик, и вести степенную беседу.
Деревянный дом, скорее всего, был казённым. В жизни Ерухимович предпочитал более богатые дачи. Да и на мебели я заметила инвентарные номера. Но теперь Геннадий Григорьевич стал ещё осторожнее. Он старательно, как лиса, заметал хвостом следы.
