Помимо блестящих находок и решений, в картине было много банальностей. И банальности эти были неконцептуальные. Банальности оказались такими, которые банальностями и являются. Но всё это уже не отталкивало от фильма.
Единственное, отчего я сильно переживал, и моё переживание множилось к концу просмотра этого кинопроизведения, – я видел работу талантливого молодого человека, который изо всех сил рвётся к свободе высказывания и при этом не понимает, что страшно несвободен от диктата фестивальной конъюнктуры. А ещё он отказывается быть услышанным своими соотечественниками и современниками, отказывается от того, чтобы люди, такие же, как герои его картины, увидели фильм, и для них бы это стало настоящим, огромным событием. Он отказывается от желания быть услышанным своей родиной в пользу желания понравиться некоему фестивальному жюри. И вполне возможно, что он делает это бессознательно.
Именно в этом бессознательном кроется большая опасность и вред, который наносит фестивальная конъюнктура развитию сегодняшнего кино и развитию отдельного художника.
Картина Байгазина демонстрирует огромный, можно сказать, беспримерный за последнее время уровень художественной задачи, которую ставит перед собой режиссёр, но он пока не знает способа решения этой задачи, он пока, возможно, слишком молод и сильно ошибается, полагая найти поддержку в фестивальном контексте. А какая мощная драматургия содержится в картине, которую публика не увидит!.. Да и не должна увидеть – по причине того художественного решения, которое так понравилось жюри Берлинского кинофестиваля.
Грустно мне было после просмотра фильма, но в то же время я испытал сильную надежду в отношении автора картины. Он смело взялся за невероятной сложности драматургическую задачу, а когда люди ставят перед собой задачи, на решение которых у них пока нет сил… Только такие задачи и развивают искусство.
Хочу завершить свои впечатления от Сахалинского кинофестиваля. Напомню, что это международный кинофестиваль, в программе которого были три отечественные картины. Две – художественные, так называемые игровые, и одна документальная. Это «Долгая и счастливая жизнь» Бориса Хлебникова, «Географ глобус пропил» Александра Велединского и документальное 2½-часовое полотно Виталия Манского «Труба». Хочу сказать об этих фильмах и о том, что мне довелось посмотреть их бок о бок с китайским и японским членами жюри, видеть и слышать их реакцию и даже обсудить эти произведения.
Удивительно, но чем лучше была отечественная картина, тем меньше она была понята, а то и вовсе не понята моими восточными коллегами по жюри.
«Труба» Манского им показалась интересной. Но именно интересной с некоей познавательной точки зрения. Они удивлялись тому, что видели на экране, совершенно не различая равнодушия и лобовой прямолинейности автора картины. Только моими усилиями удалось вывести картину из обсуждения по причине её документальной сути. И несмотря на то, что в программы многих фестивалей игрового кино теперь модно включать документальные ленты, я весьма категорично отказался следовать этой практике. К тому же мне было очевидно, насколько картина адресована именно фестивальному взгляду. Бесконечно длинная и исполненная такого взгляда на жизнь, с которым я стараюсь бороться всеми возможными художественными средствами. В этой картине есть подлинность и правда, но правда однозначная и замысел элементарный, и я не понимаю восторга, который был высказан кинокритиками после показа фильма на «Кинотавре».
Я не ругал этот фильм на заседании и вообще о нём не говорил. Я просто отказался его обсуждать.
Китайский режиссёр Джанкэ очень хотел поговорить и даже говорил, но было ясно, что он навыдумывал себе по поводу показанного таких своих восточных метафор и наплёл столько символизма, что обсуждать это с ним не было никакого смысла.
В картине есть эпизод, где в маленькую деревню, в которой нет церкви, приезжает вагон-храм, и батюшка ходит по дворам, приглашая людей прийти. Потом показана служба, и выглядит это действительно удивительно для китайского глаза, когда среди заснеженной, отдалённой и брошенной земли стоит на затерянном аппендиксе железнодорожных путей красный вагон, и в нём молятся довольно странные люди. Он увидел в этом много символов, а я ему говорил, что это просто так и есть, что здесь нет никакого художественного вымысла. Господин Джанкэ пару дней думал, потом сказал: «А может быть, мне всё это было интересно смотреть, потому что я иностранец?» Я хотел ему сказать что-то тонкое и умное, но не удержался и просто с ним по-честному согласился.
Фильм Бориса Хлебникова «Долгая и счастливая жизнь» своей фабулой практически полностью совпадает с фабулой первой из четырёх новелл замечательного фильма самого Джанкэ «Прикосновение греха». «Прикосновение греха» – это экранизация четырёх трагических случаев, которые активно обсуждались в китайском интернет-сообществе. В одном случае человек совершил несколько убийств людей, которые, по его мнению, осуществляли социальную несправедливость. Другой случай – совсем молодой парень, в третий раз уволенный с работы, неожиданно покончил с собой. Ну и ещё два похожих случая.
Китайский режиссёр не воспроизводит документ, он художественно и вольно трактует реальные события. Это мощная и впечатляющая картина, наполненная подлинным и весьма нетривиально выраженным гуманизмом. Редкий случай, когда страшные сцены насилия художественно осмыслены, а стало быть, оправданны.
Я надеялся, что господин Джанкэ поймёт и примет картину Бориса Хлебникова как близкую. Ан нет! Ему она показалась неоправданно растянутой, и он не увидел того, что блестяще удалось Борису в его фильме. Он не увидел того, что делает фильм «Долгая и прекрасная жизнь» подлинно реалистическим произведением. Я убеждённо утверждаю, что этот фильм – лучшая Борина картина. Я трепетно отношусь к тому, что делает Хлебников, и каждый раз с опаской смотрю его новые фильмы, боясь разочарований и потери надежды в этого важного для меня автора.
В какой-то момент, после фильма «Пока ночь не разлучит», я подумал, что развитие режиссёра Хлебникова закончилось. Я остро это переживал. В известной мере ещё и потому, что в его картинах всегда работают актёры из моего театра «Ложа». Собственно, это актёры, которых я когда-то в актёрство пригласил и актёрами сделал. Мне было крайне важно видеть, что способ актёрского существования, который был мною разработан и воплощён в маленьком театрике города Кемерова, оказался интересен и нужен молодому, остросовременному режиссёру Хлебникову. А ещё этот способ актёрского существования оказался жизнеспособен на экране.
Однако я видел в работах Бориса некий наблюдательный, отстранённый взгляд на героев, хоть и сочувственный, но сверху вниз. В «Долгой и счастливой жизни» Хлебников в лучшем смысле этого слова спускается к своим героям и, не побоюсь сказать, выходит на какой-то астафьевский взгляд на жизнь и уровень реализма.
Эту картину надо обязательно смотреть. Просто обязательно. И хоть у меня есть целый ряд вопросов к драматургии, эти вопросы несущественны по сравнению с тем, что в картине удалось, и по сравнению с тем огромным шагом вперёд, который Борис сделал как художник. Я рад шагу именно в этом направлении, потому что он мог шагнуть и совсем в другую сторону, в сторону, в которую жизнь толкает всякого видного автора.
Японский продюсер просто отметил, что фильм Хлебникова сделан хорошо, ему очень понравились актёры, но стало ясно, что фильм его не затронул и он также был склонен усмотреть в правдивом бытописании хлебниковской картины какие-то символы и дополнительные, не задуманные автором смыслы.
Фильм Велединского «Географ глобус пропил» мне хочется сейчас пересказать и обсудить, но я не могу этого делать. И не хочу, пока вы его не посмотрите, а увидеть вы его сможете только в ноябре. Не хочу что-то предвосхищать и писать заранее. Я непременно напишу о нём, когда он выйдет на экраны и будет активно обсуждаться. А в том, что он будет активно обсуждаться и будет просмотрен огромным количеством людей, – я не сомневаюсь. Точнее, я боюсь, что этого не случится, и тогда будет обидно. Этот фильм должны посмотреть многие, многие и многие. Такого кино давно не было.
Фильм «Географ глобус пропил» не был и не мог быть понят китайским и японским моими коллегами, как не был когда-то понят фильм Георгия Данелии «Афоня», привезённый в Японию на фестиваль. Он не мог быть понят в силу своей прекрасной самобытности, которая, как ни пытайся, не может быть переведена на другие языки. Так не может быть понят или понимается совершенно неправильно Гоголь с «Мёртвыми душами», как непонятен Шукшин… Да что там – проще перечислить те наши произведения, которые приняты и поняты за пределами нашей культуры.
