Виктор скрипел зубами, вынужденный сносить гнев отца и до поры до времени молчал. В старших классах он ни с кем не дружил, стал еще более резким, и его недолюбливали. Во время серьезных конфликтов с одноклассниками Виктор, не обладая особой силой, набрасывался на обидчика с такой яростью, что потом уже никому не хотелось с ним связываться. Так между ним и окружающими постепенно образовалась невидимая, но прочная стена. Но его это не слишком беспокоило. Он жил своей особой жизнью, все свое свободное время посвящая рисованию, или слушая музыку.
Поворотным моментом в его жизни стала встреча с учителем рисования. Тот пришел в их школу, когда Виктор учился в шестом классе. Увидев его детские рисунки, учитель сказал: «Есть в тебе искра Божья». Возможно, именно тогда он уверовал в свой особый дар и избранность и тогда же и решил стать художником.
Учитель верил в него и старался научить чему мог. В школе учителя рисования и черчения не любили за своеволие. В младших классах он предпочитал проводить занятия не в классах, а на природе, считая что учиться нужно «не у стен», как он выражался, «а у совершенства жизни». В старших классах он предлагал ученикам разные замысловатые графические задачи. «Ну же, пораскиньте мозгами», – весело говорил он, лукаво щуря свои светлые глаза, – «это же так интересно!»
Ученики с недоумением и досадой смотрели на него – им хватало заданий по другим предметам. Они жаловались на него. Жаловались и их родители, но учитель все равно все делал все по-своему.
Учитель предоставил ему в распоряжение свою мастерскую, делился красками и холстами.
Чем старше Виктор становился, тем меньше старался бывать дома. Отчуждение между ним и родителями росло все больше.
Чтобы не зависеть от родителей, он подрабатывал во время каникул где мог – разносил почту, например.
К его увлечению рисованием мать относилась снисходительно, как к какой-то блажи. Отец был гораздо более резок. «Это не работа. Найди себе профессию которая позволит тебе нормально зарабатывать», – часто говорил ему отец.
И Виктор затаил на родителей глубокую обиду за то, что хотели сделать из него ремесленника. Обращаясь к ним он опускал «мама» или «папа», просто излагая то, что необходимо было сказать.
Особенно доставалось его младшему брату.
Тот, будучи ребенком, тянулся к старшему, но старший демонстративно даже не смотрел в его сторону, а когда ребенок однажды попытался приблизиться к его холстам, то Виктор схватив его как котенка, выкинул из комнаты, заперев дверь.
Это вызвало самый громкий скандал между ним и родителями. «Фашист!» – сказала тогда отец. «На себя посмотри!» – огрызнулся Виктор.
Глаза отца побелели от ярости, и они обязательно бы сцепились, если бы не мать. После этого отец дня три болел, хватался за сердце, но Виктор, глядя на отца, не испытывал к нему ни жалости, ни сострадания. Он вообще ничего к нему не испытывал, как будто это был совершенно чужой для него человек. Точно так же и к матери. Младший брат смотрел на него теперь все время с обидой, а у Виктора он вызывал все большую неприязнь.
Незадолго до окончания школы он решил поступать в художественный институт и начал серьезно готовиться.
Не то чтобы он стал лучше учиться. Но он тянулся, и не в последнюю очередь ему помогло то, что он украсил всю школу гравюрами из дерева, на которых выжигал по сделанным заранее эскизам картины (это было его новое увлечение).
Благодаря этой работе директор выделила ему отдельный кабинет в подсобке, где он при желании мог даже жить, если бы захотел.
Дома он теперь почти не появлялся, буквально поселившись у художника. В школе знали о странной дружбе учителя и ученика, но решили не вмешиваться в жизнь двух чудаков, каковыми считали обоих.
После школы он собрался поступать в Академию Художеств. Отец, узнав о его планах, сказал: «Тебе будет тяжело заработать себе на хлеб. Всю жизнь будешь ходить без штанов».
Тогда он высказал отцу все, выплеснув накопившуюся обиду за то, что тот никогда всерьез не воспринимал его талант, что вечно он должен был искать для своих занятий и материалы, и принадлежности сам.
«Ты забыл, что у нас есть еще один сын», – сказал отец. «У вас есть один сын», – злобно бросил он и не глядя на отца повернулся и вышел.
Поступая в институт, он жил то у новых знакомых, с которыми познакомился во время вступительных экзаменов, то у художника и, готовясь, подрабатывал где мог. Мать пыталась дозвониться до него, обзванивая всех, кого можно, но он либо отделывался односложными предложениями в разговоре с ней, либо просто не подходил к телефону, хотя деньги, которые она передавала для него, всегда брал.
Потом уже, когда родители уходили навсегда, каждый в свое время, он побывал у каждого из них всего один раз. Посидел, поднялся, и ушел.
С братом же лишь обменялся взглядом. И все.
Поступая, он был уверен, что увидев его работы, комиссия тут же зачислит его в институт. Но все получилось совсем наоборот – его не приняли.
Это был жестокий удар.
Можно было бы конечно попытаться поступить снова, но он не стал рисковать и совершил первый в своей жизни компромисс, подав документы в педин, на факультет изобразительного искусства. «Ничего, потом как-нибудь выйду на свою дорогу», – думал он.
На собеседовании декан факультета, испытующе посмотрев ему в глаза, спросил: «В школу работать потом пойдете?» «Пойду», ответил он слукавив. Нет, школа – это не для него. Пускай неудачники идут в школу, у него же другая судьба.
Учился он легко, очень любил историю искусств и вскоре уже часто спорил с преподавателями по тому или иному вопросу.
Чтобы ни от кого не зависеть, подрабатывал где придется – то дворником, то сторожем.
В это же время у него стало сильно падать зрение, из-за чего его не взяли в армию.
С Ольгой он познакомился на третьем курсе. Она училась здесь же, в институте, только на факультете математики. Ее восхитили его познания, независимость в суждениях и она влюбилась.
Для каждого из них это была первая любовь. До сих пор он нравился многим девушкам, но узнав его поближе, они быстро с ним порывали. Ольга же воспринимала его таким, как он есть: со всеми его достоинствами и недостатками.
Когда он говорил, она слушала его затаив дыхание, и ей хотелось, чтобы он говорил так целую вечность.
Ее родители жили в Подмосковье, она часто к ним ездила. Родителям не нравился ее выбор. «Они рано или поздно все уедут», – говорили они дочери, – «И останешься ты одна, а то еще одна и с ребенком».
Но она, возможно, впервые в жизни не послушала родителей и уже не представляла себе свою жизнь без Виктора.
И Виктор тоже привязался к этой скромной и доброй девушке. Она была первой, кто любила его таким, какой он есть.
Они были совершенно счастливы, но жизнь вокруг них вдруг резко изменилась.
Под красочное телевидение и елейные речи с прилавков магазинов исчез даже тот небогатый ассортимент, по поводу которого еще недавно все вокруг ворчали.
Вместо них появились, как грибы после дождя, бесчисленные лотки и магазины с импортной одеждой и косметикой, а потом и вся страна вдруг превратилась в бескрайний базар импортного барахла.
Никому уже ни до кого не было дела. Обязательное посещение занятий отменили, и студенты, так же как и все граждане страны, выживали кто как мог.
Большинство его однокурсников неплохо зарабатывали тем, что рисовали портреты прохожих на набережной. Подрабатывал и Виктор.
Ольга работала в школе, они сняли отдельную квартиру, но денег не хватало, и она тоже занялась торговлей. Ей совсем не шло это занятие, но выхода не было. Они начали ездить то в Польшу, то в Венгрию, привозили и продавали что могли.
Поначалу дело это было весьма доходным, хотя и нелегким. Но по мере того, как росло количество магазинов импортных товаров, хлопот становилось все больше, а денег все меньше. Расходы росли, нужно было платить всем – на таможнях, в поездах, на рынках.
И все-таки это был хоть и нелегкий но заработок, которого хватало на вполне сносное существование.
Продолжать учебу в институте он не стал. Кому в стране торгашей нужны художники, тем более – учителя рисования?
Однажды он получил известие от родителей – те собрались уезжать. Он не поехал к ним и даже не стал отвечать на телефонные звонки, когда мать пыталась дозвониться до него через знакомых.
Родители сдали квартиру, как тогда полагалось, коммунальным службам и уехали.
Возвращаться ему было теперь некуда. Такая жизнь вскоре надоела ему, и тогда он объявил Ольге о своем решении.
Документы он оформил чрезвычайно быстро и, взяв картины, отправился на землю обетованную.
Когда он прилетел в Израиль, цены на жилье достигли своего пика. Тех денег, что он получил в аэропорту в рамках так называемой «корзины абсорбции» – помощи новым иммигрантам – едва хватало, чтобы заплатить за два месяца проживания на съемной квартире.
