Кто же вёл бой?
Я задаю этот вопрос себе и чувствую, как все волосы на моём теле встают дыбом.
Кто?
Месяц уходит на то, чтобы найти FF.
FF сменил номера телефонов, уничтожил sim-карты, завёл новый ящик на Яндексе.
Ади обнаруживает его в Берлине, где FFБокоFF готовится к презентации «Невест Смерти».
Большой, почти квадратный альбом. С чёрной матовой обложкой из полимера приятного и странно прохладного на ощупь.
В центре – чёрные блестящие буквы с названием. На корешке, такими же, – имя автора.
У Ади зубы сводит после того, как он вскрывает виниловую упаковку и переворачивает несколько плотных, глянцевых страниц. Он чувствует, что края этих страниц невероятно остры. Одним неверным движением можно распанахать пальцы до кости. Ади думает:
«Бомба».
Он думает:
«Это не выстрелит. Это реально порвет».
– Мне кажется или я чувствую запах фиалок? – спрашивает он, глядя расширившимися зрачками в альбом. От бумаги исходит слабый, какой-то еле уловимый, смутно знакомый аромат. От всего вышеперечисленного – у Ади мороз по коже.
– Это не фиалки, – говорит человек, сидящий напротив Ади в белом и асимметричном кресле, изображающем стоящий на объективе фотоаппарат с открытой задней крышкой. Валики в виде катушек фотоплёнки подпирают острые локти.
– Это не фиалки, – говорит он, – это специальная ароматная эссенция, входящая в состав клея, которым склеены листы в альбоме. Букет составлял тот же человек, который создал [[[x]]] woman. Ограниченная серия.
Человека, сидящего напротив, зовут Томас.
Ади хочет встать и ударить его со всей силы. Коленом. В лицо. Он закрывает глаза на секунду. Открывает. Говорит:
– Ограниченная серия.
Томас кивает.
Немецкий агент Фёдора Фёдоровича Бокова.
Получает 200 евро в час.
И знает, что будет получать в два раза больше.
Как минимум.
Все вопросы с недавних пор, все разговоры
а) решаются
б) ведутся только в его присутствии.
– Круто, – говорит Ади.
– Да, – кивает Томас, улыбаясь, – как всегда.
Секунд двадцать Ади смотрит куда-то между FF и его агентом. По его лицу сложно понять, о чём он сейчас думает. Он вдруг поднимает глаза к потолку:
– Спасибо Тебе, Господи.
– За что?
– Он знает, – говорит Ади, встаёт и кладёт альбом на сидение своего кресла.
– До свидания, – кланяется ГлавРед @chtung (!) РОССИЯ.
И уходит.
– Так, – говорит Ади, стоя перед выстроившимися перед ним большим полукругом сотрудниками @chtung (!) РОССИЯ. – Так. Даём текст извинения. Говорим всем участникам и читателям, что в связи с Техническими Неполадками промежуточные результаты будут объявлены позже. Всем поднять всю почту, всех провайдеров, но чтобы послезавтра в обед все уничтоженные нашим Мудиславом рассказы и всё мыло наших авторов были у меня в кабинете. Ясно?
Около полусотни стоящих полукругом людей одновременно кивнули.
– [ЛЖИNET [!] занимаемся по очереди. Работы по @chtung (!) продолжаются по графику. Сейчас я отвернусь, и все, кто хочет уйти, смогут сделать это, зная, что я не прожигаю им взглядом спины. Взглядом, в котором будут представлены в пропорциях «шесть к четырём» Ненависть и Зависть. Потому что я завидую идиотам, уходящим из @chtung (!) РОССИЯ навсегда. Завидую тому, что они идиоты. Потому что только настоящий клинический идиот может добровольно уйти из @chtung (!). Я отворачиваюсь на счёт «пять». Оставшиеся, знайте, что вас ожидает лишение сна и пищи, секса и скуки. Раз, два, три, четыре, пять.
Старый тёмно-зелёный «Patrol» с разбитым правым стоп-сигналом и выцарапанным на водительской дверце словом «ВЫХОД» остановился под таким же старым и темно-зелёным знаком «ЖД станция РЭП-4». Знак был сварен из труб толщиной с запястье взрослого мужчины и был похож на широкую заглавную «П», по верхней переклaдине которой нарисовали мелкоячеистую стальную сеть, к которой неаккуратно прикрепили двенадцать букв, одну цифру и знак дефиса. Все – ржаво-бледно-красные. Именно так.
Человек, сидящий в автомобиле, заглушил двигатель.
Прежде чем замолчать окончательно, «Patrol» вдруг задрожал всем корпусом. И заглох.
Человек, поворотом ключа прервавший урчание японского двигателя внутреннего сгорания, вышел из машины. Он задрал голову и посмотрел на знак.
– Каково же было удивление оперативников, – сказал он достаточно громко и перевёл взгляд на свою левую руку. В левой руке он держал голубую пластиковую корзину для транспортировки мелких домашних животных.
– Ноль денег в кармане и двухмесячный котёнок-перс в голубой пластиковой корзине для транспортировки мелких домашних животных, – с той же громкостью сказал он.
Чуть сильнее сжав кисть левой руки и не выпуская корзины, водитель приблизил запястье взрослого мужчины к глазам и посмотрел на часы, сапфировым стеклом прикрывающие глубоко синий циферблат.
– Мяу, – подал голос котёнок.
Человек различил две светящиеся точки сквозь тонкие зубья пластмассы.
– Вот примерно тоже самое думаю и я, – сказал он, разглядывая, как идеально преломляется свет в двух созданных миллионы лет назад комплектах хрусталиков и сетчатки. Как свет превращается в два тлеющих изнутри бирюзово-изумрудных огонька.
Человек опустил корзину и сделал шаг к машине. Он повернул к себе водительское зеркало бокового обзора и наклонился к нему, чуть коснувшись щекой стекла в дверце.
– Он был похож на рок-звезду, которая позавчера поняла, что она лысеющий мужчина лет тридцати пяти, – сказал он зеркалу.
Человек выпрямился и во второй раз за последнюю минуту поднял взгляд на знак, превышающий его размерами втрое.
– А ты – турник, сделавший операцию по смене мозга, – произнёс он чуть громче и полез во внутренний карман коричневой кожаной куртки. Он достал из него небольшой, квадратный и прозрачный полиэтиленовый пакет с компакт-диском внутри.
«Штурм СИЗО „КРЕСТЫ“ 23 февраля 1992 года» – белые буквы по чёрному круглому полю с отверстием посередине.
Человек, не глядя, швырнул диск через плечо и, сделав три десятка шагов, вошёл в парикмахерскую.
– Здрасьте! – сказал он и поставил голубую корзину на низкий столик с журналами у входа.
– Здрасьте! – сказала из подсобки парикмахерша Зинаида. На бейдже её фломастером было написано: «Варвара З.». И это была фамилия Зинаиды с инициалом её имени.
– Как будем стричься? – спросил её мужчина.
Зинаида два раза хлопнула ресницами. Спросила:
– Как?
– Сбой в программе? – подмигнул ей посетитель.
Зинаида два раза хлопнула ресницами.
– Итого четыре, – сказал мужчина и кивнул в сторону журнального столика. – Это Четыре. Так зовут этого котёнка. Он ваш вместе с корзиной. А вы меня подстрижёте, да?
Зинаида посмотрела на синюю пластиковую ёмкость. Потом опять в лицо мужчине:
– Как стричься будем?
– Оп! – сказал мужчина радостно. Добро пожаловать в «Минуту Назад»!
Через время он вышел из парикмахерской «Эдем» в вязаной шапочке на голове. Он посмотрел в затянутое облаками мартовское небо. Перешёл небольшую площадь перед зданием станции и вошёл в дверь с надписью «ФОТО».
«Эдем» и «ФОТО» находились в графе «Сфера услуг» станции РЭП-4.
Прямо напротив здания станции расположилась трёхэтажная районная больница, которой в следующем году исполнялся сто сорок один год.
Парикмахерская, сменяя названия и персонал, бессменно базировалась в здании гостиницы с середины двадцатого века. «ФОТО» – примерно столько же, но в торце магазина.
Все жители близлежащего посёлка Путеец покупали, лечились, фотографировались и работали здесь же. Станция относилась к районному центру Перевальск, и кладбище у этих двух объектов было общее.
Кладбище.
Ровно посередине между РЭП-4 и Перевальском.
Прямо у Путейца.
Люди, являющие собой Население обоих Населённых Пунктов, называли его «новым».
«Старое» было в десяти километрах севернее.
Последние дома посёлка упирались в могилы первых захороненных здесь в 1978 году жителей района. Кладбище за своё тридцатилетнее существование превратилось в город памятников и крестов. С улицами и переулками. Вид маленького (визуально – в десять раз меньшего по размерам) посёлка рядом с внушительным кладбищем подавлял любого, кто посещал эти места.
Мужчина, приехавший на ржавеющем «Patrol», перешёл площадь перед станцией и вошёл в дверь с надписью «ФОТО».
Фотограф Шурик Харитонов был седым дедом шестидесяти лет. Он пил чай, когда дверь Мастерской (так величал две тесные комнатушки он сам) быстро и уверенно открылась и так же закрылась.
– Здрасьте! – сказал вошедший.
– Здравствуйте, – Харитонов отставил кружку.
– Понимаете, – сказал мужчина, – сегодня Большой Праздник, и, по законам моей страны, мне сегодня нельзя держать деньги в руках. Совсем. Но мне очень нужно сфотографироваться.
