– ПЧХИ! – чихнул неожиданно Харитонов.
– Будьте здоровы. Так вот, я вам хочу предложить это… – мужчина неожиданно вскинул руку и стал расстёгивать ремешок своих часов.
– Это дорогие часы, – сказал он, протягивая их фотографу. – Даже немножко слишком.
Харитонов по весу, блеску стали и глубине циферблата понял, что держит сейчас в руке, как минимум, свою зарплату за последние пять лет.
– Вам на документы? – спросил он, чувствуя тяжесть часов в ладони.
– А какая ещё есть? – молодой человек снял свою потёртую коричневую кожаную куртку.
– Художественная, – ответил Харитонов, следя глазами за клиентом. Тот подошёл к стенду с образцами.
Там, размноженный во все форматы, висел сам Харитонов. Было четыре Харитонова «на паспорт». Четыре «на водительское удостоверение». Два «открытка». И один Харитонов «портрет». Это была самая большая фотография на стенде.
– Вот, мне такую, – сказал клиент, мотнув головой на «портрет».
– Но фото только завтра будет готово, – Харитонов рассматривал циферблат на расстоянии вытянутой руки.
– Отлично, – сказал клиент, снимая шапку.
Харитонов позже описывал его как бритого под ноль мужчину, явно младше его, Харитонова. Но не юношу призывного возраста, это точно.
В чёрной футболке с белыми буквами «АГАЩАЗБЛЯ» на груди он уселся перед объективом Харитоновской «Лейки» и широко улыбнулся.
Харитонов сделал ещё один, дублирующий, снимок.
– Завтра после обеда заходите, – сказал он, выписывая квитанцию. Ему хотелось быстрее остаться одному и примерить этот массивный, тускло мерцающий полированным сапфиром хронометр.
Мужчина кивнул. Вдел руки в рукава куртки. Подошёл к стенду. Вгляделся в одиннадцать разнокалиберных лиц Харитонова. Потом быстро вышел на улицу, на ходу засовывая квитанцию в задний карман джинсов.
Парикмахерша Зинаида видела, как он из «ФОТО» направился к своей машине. И что возле машины стоял Федя Гончаров. Федя Гончаров был помощником машиниста тепловоза и три года назад пришёл из армии. Он стоял, засунув руки в карманы, и рассматривал сквозь стекло приборную панель автомобиля. Зинаида видела, как Фёдор обернулся и пожал руку бывшему хозяину котёнка.
– Четыре… – пробормотала она. – Что за имя? Васька вот нормально… Или Мурзик…
– А «Patrol» как переводится? – спросил Федя и достал из портсигара (с гербом Волгограда на крышке) сигарету без фильтра.
– А сам, как думаешь? – мужчина открыл дверь и сел на водительское сидение. Оставил одну ногу на земле, левую.
Федя прикурил. Хмыкнул. Выдохнул дым:
– Сколько лет?
– Мне?
Федя снова хмыкнул. Покивал криво усмехаясь.
– Пожрать тут, где можно? – спросили вдруг из салона авто.
Администратор гостиницы Татьяна Рисухина смотрела на большие круглые часы над входной дверью. Смотрела так, как смотрит человек, находящийся в помещении один и автоматически поднявший глаза на прибор, отмеряющий ВРЕМЯ. Поднявший взгляд посреди бесконечного трудового дня и обнаруживший, что уже 15.00. Только что она задумчиво смотрела на коричневый налёт по краешку красной кофейной кружки и вдруг ЧАСЫ над входной дверью.
Колокольчик между ними – между часами и дверью.
Его тонюсенький язычок вдруг плавно качнулся, трогаясь с места и
– ДЗИЛИНЬ! – дверь открылась.
Поэтому она точно запомнила, что мужчину в коричневой потёртой кожанке она увидела в три пополудни.
– Такая… по дорогому потёртая кожа… – скажет она потом, – красиво потёртая…
– Здрасьте! – улыбаясь, произнёс вошедший. Татьяна не видела его зубов, но выражение его лица в этот момент вполне можно было идентифицировать, как улыбку. Ей нравились такие вот улыбки. Когда человек не скалился, а, действительно, улыбался.
– Здравствуйте, – тоже улыбнулась ему в ответ Татьяна.
Он подошёл к стойке и снял шапку. Сунул её в карман.
– Не по сезону у вас причёска, – сказала Татьяна.
– Ненавижу себя, – он стоял отделённый от неё высокой деревянной стойкой. Она видела его тело с солнечного сплетения по макушку. Говорил, не меняя выражения лица и глядя Татьяне в глаза:
– Довёл её до слёз. Бедная девочка. Плакала из-за меня. А я сидел и рычал на неё. Слюной брызгал. Пить бросаю… Да… Бросаю…
И замолчал. Татьяна, подняв левую бровь, смотрела на его губы.
– Но завтра, – сказал он неожиданно.
Татьяна отметила про себя, что глаза у него с каким-то непонятным янтарным отливом. Он посмотрел ими вправо. Потом перевёл их влево. Затем вернул обратно. В глаза Татьяне.
– Вы кино любите? – спросил он вдруг.
– Да, – кивнула она.
– А я нет… У вас зубной щётки запасной не будет?
Татьяна подняла вторую бровь.
– Запасной или лишней?
Татьяна отрицательно качнула носом вправо-влево пять-шесть раз. Сказала закончив:
– Нет.
Мужчина покивал. Помолчал. Потом:
– Меня Павел зовут.
– Татьяна… – она поняла, что мышцы её лба онемели и что она их не чувствует.
– Так вот, собака я бешенная. Довёл до слёз. И спать с собой не пустил. Скрипел зубами. Ногами выпихивал… Отвернулся… Пить бросаю теперь. Но не сегодня. У вас тут, говорят, ресторан.
– Да. При гостинице… – Татьяна посмотрела в сторону входа в ресторан. Мужчина проследил за её глазами.
– Там бар есть, – сказала она, – хороший.
– А виски есть?
– Виски, – она кивнула, – есть.
– Вы во сколько заканчиваете сегодня, – спросил мужчина, – работать?
– В восемнадцать ноль-ноль.
– Вы могли бы отужинать со мной сегодня вечером?
Татьяна поняла, что её открытый рот выглядит глупо:
– Во сколько?
– В девятнадцать ноль-ноль.
Вряд ли стоящий перед ней сейчас мужчина знал, что Татьяна Петровна Рисухина по образованию была библиотекарем (чего одно время стеснялась), что даже работала когда-то в Белгородской областной библиотеке. Что с первым мужем познакомилась прямо на рабочем месте: он пришёл сдавать «20 000 лье под водой» Жюля Верна, при знакомстве представился как Капитан Немо и оказался тридцатитрёхлетним киномехаником из кинотеатра «Мир».
Киномеханика звали Паша. Татьяна семь лет жизни с ним вспоминала как семь лет ада и секса. Что в этой гостинице она проработала уже восемь лет, что было ей почти сорок три, вряд ли всё это знал стоящий напротив неё мужчина. Он видел перед собой темноволосую стройную женщину с узкими скулами, чувственными губами и аккуратной грудью. «Скорее не с янтарным, а с медовым отливом», – подумала она и произнесла вслух:
– В девятнадцать ноль-ноль смогу.
Он кивнул:
– Вы виски будете?
– А я их не пила никогда…
– Так будете?
– Буду.
Пауза. Потом ещё раз:
– Буду.
2.
Ресторан был старым.
В следующем году ему исполнялся сто сорок один год. У ресторана была История. Каждые десять лет здесь что-нибудь происходило. Обрастало легендами и передавалось из уст в уста проводниками проходящих мимо поездов.
Поездов было два.
Вечером шёл поезд «Москва» – и какая-то невнятная «Бесконечность» в семь суток пути. Утром возвращался оттуда – из «Бесконечности» – очередной рейс «на Москву».
Повар Миша Рожков как-то задумался: ежедневно с одного из вокзалов Москвы отправляется этот, с трёхзначным номером рейса, состав. И с Противоположного Вокзала на Москву каждый день трогается тепловоз, тянущий вагоны. То есть практически неделю едущий обратно.
– Значит, сейчас, в эту самую минуту, на этом маршруте одновременно находятся четырнадцать составов, – сказал Миша Рожков Светке Зубовой, единственной официантке ресторана. Та посмотрела в потолок. Загнула семь пальцев.
– Ни фига себе, – проговорила, наконец.
– Здрасьте! – сказал кто-то позaди них.
Они обернулись.
– Здравствуйте, – Миша покивал.
– Добрый день, – отреагировала, наконец, Светка.
Мужчина подошёл к ним, держа руки в карманах куртки. Вытащил из обоих карманов по кулаку – правый и левый – протянул их Светке и Михаилу:
– В каком?
– В этом! – сразу стукнула по левому кулаку Светка. Кулак раскрылся: пустой.
– А в этом? – спросил Михаила мужчина, подняв правый кулак к голове и прислонившись к нему ухом. И сам же ответил:
– А в этом ужин на семь персон. С бутылкой коньяка, тремя бутылками водки и бутылкой виски. Тремя бутылками красного сухого. Бутылкой мадеры. Тремя бутылками белого полусладкого. С хорошим сыром и оливками.
Михаил:
– Что?
– Здесь, – мужчина разжал руку и посмотрел на свою ладонь, – «Nissan Patrol». Десять лет из Японии. Всего одиннадцать. Дверь поцарапана. Водительская. И задний правый «стоп» битый…
На ладони лежал ключ с брелоком. На брелке блестел логотип «Nissan».
– Здесь ужин на семь персон? – спросил посетитель Мишу. Перевёл взгляд на официантку. Снова – на Мишу.
