– Похоже, мы с тобой два сапога пара, – засмеялся он, совершенно довольный эффектом, который произвело его замечание.
– Слушай, сапог без пары, что означала эта сцена? Что ты сделал с бедным пожилым нотариусом?
Яшка открыл рот, чтобы возразить, но я сразу пресекла попытки сопротивления.
– Я приняла твою сторону, но ты мне обязан объяснить, во что я впутываюсь.
Мой собеседник нахмурился.
– Я обещаю, что все расскажу, только позже.
– Насколько позже?
– Послушай, я эту ночь не спал, со вчерашнего дня ничего не ел, да еще и теперь за мной охотится этот псих. Дай передохнуть, – вдруг заскулил Яшка. – У тебя есть что-нибудь пожевать?
Он посмотрел на меня.
– Это глупый вопрос?
Я кивнула.
– Может, сходишь в магазин, накормишь меня? Если уже взялась спасать, не останавливайся на полпути. Мне же нельзя выходить. Этот маньяк на улице, наверное, ждет.
– Нет. Ты не сапог. Ты чемодан. Без ручки.
– Значит, тебе все же меня жаль, – самодовольно улыбнулся Яшка.
– Еще слово, и я никуда не пойду. У меня болит голова, я хочу спать и вид у меня для похода в магазин неподходящий.
– Обещаю, мой рассказ будет достоин твоих трудов.
– А еще расскажешь, куда ты исчез вчера.
– Клянусь. После твоего возвращения – я весь твой. Иди, а я пока постараюсь приглушить голод крепким здоровым сном, – он зевнул и ловко проскользнул мимо меня в свою комнату.
Конечно, находись я в нормальном боевом состоянии, заставила бы Яшку исповедаться без всяких кормежек. Когда человек голоден, он слаб. Но после ужасной ночи, и сегодняшнего ошеломляющего признания моего шефа, я находилась в растрепанных чувствах и не могла трезво мыслить. Ладно, магазин, так магазин. Все равно, придется идти. Мне тоже нужно чем-нибудь питаться, да и голову проветрить не помешает. Я вздохнула и поплелась приобретать человеческое обличье.
* * *
Все то время, пока я добывала нам с моим приятелем хлеб насущный и путалась в продуктовых сумках по дороге домой, трезвый рассудок подсказывал, что меня водят за нос. В памяти всплывали хитрые Яшкины взгляды, притворные зевки и непривычные в его устах клятвы в преданности. Неужели он меня обманывает?
– Пока все мне не выложит, кормить не буду, – вслух сказала я себе, с трудом отпирая одной рукой дверь. – Яшка! Вставай!
Дом ответил мне полной тишиной. Я бросилась внутрь, позабыв захлопнуть дверь и бросить на пол сумки. Никаких признаков Яшки ни в его комнате, ни на кухне, ни даже в подвале…
Я ощутила себя обманутым ребенком, которого старшие дети послали за мороженым, а сами в его отсутствие удрали в кино. Почему Яшка сбежал? Он, действительно, выглядел измученным и голодным! Иначе никакие слова не заставили бы меня отправиться в магазин без предварительного допроса с пристрастием! Что он скрывал? Какой-то ужасный секрет, который касался меня? Ну почему загадки падают на мою больную голову таким камнепадом, что я просто не успеваю уворачиваться?
– Ну и бегай голодным! Неуловимый мститель нашелся! Только попробуй еще раз сюда явиться! – зачем-то погрозила я куда-то в глубину дома, подняла сумки с продуктами и двинулась на кухню варить очередную чашку кофе, утешая себя мыслью, что, по крайней мере, голодать, в последующие три дня мне не придется. Кроме того, в одиночестве лучше думается. А подумать было о чем. И было о чем почитать…
Последний луч солнца заглянул в окно моей комнаты и с сожалением скользнул по ксерокопиям старых документов, когда я, наконец, закрыла папку. Мне было грустно. В оставшихся документах из архивов прослеживалась дальнейшая судьба потомков Макантонов. Увы, у Клеопатры Ильиничны были веские основания надписать в конце папки на последнем из документов «Наследников не осталось». Никогда раньше не интересовалась своим происхождением. Я твердо знала, что ни к каким великим династиям мой род не принадлежал. Но интрига с домом заставила меня впервые всерьез заинтересоваться этим вопросом. Если я не потомок Макантона и не родственница Клеопатры Ильиничны, почему этот дом сейчас принадлежит мне? И почему этот странный голубоглазый пират является ко мне в сновидениях каждую ночь? Что это значит?
Истошный вопль моего входного звонка, который раз сегодня, прервал мою меланхолическую задумчивость. Я вздрогнула, привычно подумала, что этот кошмар нужно отсоединить от сети прямо сейчас, и направилась к двери настолько тихими шагами, насколько позволял скрипучий деревянный пол. Открывать дверь Яшке я не собиралась. Да и встречаться с Артемьевым мне пока не хотелось. Просто поинтересуюсь, кого это там принесло?
Я взглянула в дверной глазок и удивленно распахнула дверь.
– Здравствуй, деточка! – передо мной стояла старуха Шапокляк. Темное платье, сшитое в соответствии с дореволюционной модой, кокетливо сидело на ссохшейся фигурке, седая шевелюра в мелких кудряшках химической завивки нежным одуванчиком обрамляла худое морщинистое личико. Выцветшие глазки из-под очков смотрели осмысленно и остро. «Для полноты образа не хватает шляпки с пером и неизменной крысы Лариски» – подумала я, пряча улыбку.
– Здравствуйте!
– А теперь ты здесь живешь?
– Да.
– А я твоя соседка. Вон из того дома, – она указала тросточкой на маленький домик, стоящий впритык к моему. Голос у нее был надтреснутый, как дребезжание разбитого стакана. – А как звать?
– Меня? Марина.
Мне раньше не приходилось общаться с настолько древними особами, поэтому я постаралась произнести свое имя почетче и погромче.
– Да не кричи ты так. Я хорошо слышу, – проскрипела моя новая соседка, махнув худенькой лапкой. – А я Бира Михайловна. Можешь называть меня бабушка Бира.
Когда я узнала, что женщину, которая завещала этот дом, зовут Клеопатра, думала, что это имя верх оригинальности для хозяйки старого дома. Но Бира… Интересно, как зовут остальных пожилых обитательниц моего двора?
– Вот и познакомились, – продолжала тем временем моя новая соседка. – Я знала Клепочку с самого дня ее рождения. Иногда девчонкой приглядывала за малышкой.
«Сколько же ей лет? Не меньше восьмидесяти?»
Бабулька многозначительно посмотрела на меня, как будто я должна была как-то отреагировать на ее слова. Но я не понимала, куда она клонит, и только хлопала глазами. Тогда старушка продолжила.
– В последнее время мне тяжело стало управляться с домом, – она снова посмотрела на меня. – Клепочка мне помогала.
– Вам нужна помощь? – наконец дошло до меня.
Старушка радостно закивала головой.
– Пожалуйста, деточка.
– А чем помочь?
– Я старенькая стала. Мне все что-то кажется, да кажется… – запричитала Шапокляк. – ты уж пожалуйста послушай… Может, мне и не кажется вовсе…
– Да что кажется? – я, наверное, совсем отупела за воскресенье, но слова бабушки Биры для меня абсолютно не имели смысла.
– Ты не думай. У меня старческого маразма нет. Но слух в последнее время начал портиться. Пойдем, сама услышишь.
Я впервые рассмотрела двор, в котором мне предстояло жить. Он представлял собой ровный квадрат. Мой дом был самым солидным строением из всех. Остальные домики – его ровесники, были гораздо скромнее. Невысокие, с маленькими окошками, врастающими в землю, они были похожи на старенькую прислугу такого же старого, сильно потрепанного жизнью, но не утратившего своей вальяжности аристократа. Мы вошли в соседний с моим аристократом домик.
Внутреннее убранство было похоже на хозяйку. Все страдало болезненной аккуратностью и выглядело очень-очень древним. Помещения были настолько крохотными, что низкие потолки казались высокими, а подслеповатые маленькие окошки смотрелись вполне пропорционально. Мебель повидала на своем веку, наверное, не только революционные события семнадцатого года, но и побывала под обстрелом турок во времена сражений конца восемнадцатого века. Однако на обтрепанных ее боках не было ни пылинки. Белые накрахмаленные салфеточки покрывали все горизонтальные поверхности в доме: столы, полочки, подставочки, а пыльную улицу заслоняли иссиня-белые занавески из старинного кружевного шитья. Бабулька явно прибеднялась, когда утверждала, что у нее ни на что не хватает сил. Для поддержания такой стерильности не у всякого молодого человека хватило бы сил. У меня точно бы не хватило, если не сил, то, во всяком случае, терпения.
– Снимите обувь! – безапелляционно скомандовала она, когда пригласила меня в крохотный коридорчик. Потрясенная увиденным, я подчинилась без сопротивления, и новая знакомая провела меня к кухоньке. Однако на кухню войти не пригласила. Вместо этого, отодвинула стерильную половицу и подняла… крышку подвала.
– Вот!
– Что «вот»? – не поняла я.
– Спускайтесь.
В подвал?
– А зачем?
– Это там. Мне кажется, что там кто-то есть.
– Вы имеете в виду мышей? Вы боитесь мышей?
