Варя здоровая, потому ей не понять больного.
Варя красивая и умная – ей не понять того, кого всю жизнь считали уродцем и слабаком.
Сегодня она с ним, сейчас, но будет ли завтра? А ведь не будет. Поймет рано или поздно какая она и посмотрит на него, сравнит, и начнет давить, упрекать, попрекать. Превратит в закомплексованного идиота.
Нет, права мать – не пара она ему. Чревато.
И старшина прав, говоря „любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда“. Рядом с Варей Дима постоянно будет ощущать себя ущербным, будет помнить, что она видела его в самые неприглядные моменты жизни, будет знать, что она знает его тонкие стороны, его секрет. Будет видеть в глазах насмешку, даже когда ее нет, будет слышать в голосе обвинение, даже когда его не будет. Его минутная слабость встанет меж ними как стена, тот постыдный поступок будет напоминать о себе всю оставшуюся жизнь, потому что Варя знает о нем и будет с Димой. И он будет смотреть на нее, красивую, статную, успешную, и как в отражении кривого зеркала, а видеть себя, хилого, никчемного. Жизнь превратиться в муку, в сплошную цепь унижений, и кто знает, не сорвется ли Дима снова, не выдержав этого?
Нет, он не хочет проходить снова, что прошел в армии. Как не хочется обратного, но ему придется искать другую жену – невзрачную, такую, что бы рядом с ней он идеалом казался, чтобы не он, она его оттеняла, в рот заглядывала и четко понимала – она никто и ничто без него. Чтобы он ей Богом стал, а не Сатиром. С Варей того не получится.
Но как тяжело расставаться с мечтой!
Вот же она, его, вроде бы искренне влюблена. И такая красивая, такая утонченная, чистая, ласковая, понимающая! Как отдать, как отпустить? А не отойди – она уйдет, и тогда во сто крат больнее будет. А не уйдет – он, в конце концов, все равно уйдет, не сможет забыть, каким она его видела. Или она уйдет – поймет какая она, какой он и бросит Диму. Или гулять начнет. Что хуже?
Мария Ивановна, соседка, матери сказала, будто видела Варю в гостинице, где уборщицей работает. Не одну видела – с мужчиной, с виду – богачом. „Димка ваш, рядом не стоял“.
Померещилось ли соседке – Варю не спросишь – страшно. И смысла нет – солжет, а и правду скажет – все равно Дима будет думать, что солгала. А кто бы признался? И выходит, что они еще не женаты, а недомолвки уже есть, как возможно и „рога“ у новобрачного. Нужна ему гулящая жена? Нужна ложь? Даже сейчас смотрит невинно, говорит про любовь, а Дима не верит. Какая же семья без веры?
Если врет – какой же он дурак, что верит! Как грязно с ее стороны убеждать инвалида в любви, поддерживать и… обманывать! Вдуматься, получается, что надежды на Варю вовсе нет. Только он приболел – она в сторону, на красивую жизнь повелась, к деньгам потянулась. Красота всегда продажна.
Нет, не пара они. Не станет он „рога“ носить, не желает дурачком обманутым себя чувствовать. И своим делиться ни с кем не собирается.
Что было – мечта. Пусть мечтой и остается. Жизнь и иллюзия совместимы лишь в детстве, когда желания просты и реальны, хоть и кажутся чем-то из ряда вон. Пора взрослеть. Во взрослой жизни добрый Дед Мороз не подарит наивному мальчику машину – ему на нее самому зарабатывать придется, а потом на ту, что попросит у мифа уже его сын. И нужно думать о том, соответственно жизнь устраивать.
Красивая жена престижно, самолюбию бальзам, но на миг. Однако плата за этот миг слишком велика.
Дима подумал о Марине, медсестре, что оказывала ему знаки внимания. Нравился он ей – факт, да он не сильно к ней благоволил, разве что в рамках необходимости – все – таки персонал, послабления в режиме через нее, процедуры, да и от скуки и тоски спасение. Тараторка та, но и все достоинство. Лицом не вышла, фигура подкачала и возраст – Диму лет на пять старше.
С другой стороны – старше, значит умнее. А что страшненькая – тоже плюс, от наростов супружеских на голове, страховка. Кто на такую позарится? А боготворить такая будет до конца жизни – нашелся-таки ее принц. Почему бы Диме им не стать? Кстати, что-то там Марина про своих родителей говорила: то ли стоматологи, то ли гинекологи, но врачи – точно. Еще один плюс – зятю пригодятся их связи. Надо бы побольше у Марины узнать: где да как живет. А Варю гнать из сердца, гнать. Детство то, оно кончилось.
Но вида девушке не подал. С Мариной еще ничего не ясно, а чтобы рвать с Варей нужно „запасной аэродром“ иметь, чтобы наверняка „сесть“, а не пролететь и остаться у разбитого корыта в полном одиночестве. Он больше не „неудачник“ и никогда им не станет!
К тому же, что отказывать себе в радости? Имеет он права как инвалид? Имеет!
И обнимал Варю, целовал, в любви клялся.
И она верила.
Почему она верила?!»Макс закрыл тетрадь, понимая, что больше не может читать историю крупной подставы, предательства и лжи. Лег спать, но даже во сне видел продолжение истории. Ему снился Том и Зойка Федорова…
Том выглядел довольным и сытым как мартовский кот. Он закидывал в рот орешки и щурясь от удовольствия жевал их с огромным аппетитом. Зоя бы запустила руку в пакетик с жареным арахисом и тоже полакомилась, но знала, что подобные вольности с Пожарским не пройдут. И вздохнула.
– Что вздыхаешь? – ухмыльнулся Том. – Говори, что хотела и двигай.
Дела у меня.
А «дела» на лице написаны – томная лень и довольство.
«Сейчас я тебе настроение подпорчу», – подумала девушка. Вытащила невзначай из сумки конверт с деньгами, на обозрение мужчины выставила, только тогда сигареты достала, подкурила одну.
Том жевать перестал на мгновенье – на конверт уставился, и опять в окно автомобиля, будто не увидел, ничего не понял. Правда лицо безмятежность потеряло и голос груб стал:
– Что хотела?
– Предупредить. Я знаю ты на Варваре подвис конкретно.
– Тебе что за печаль?
– Мне ничего, – плечиком пожала. – Пока. Но как у тебя печаль появиться – мне достаться может. Начнешь: почему не сказала, да отчего молчала.
– Чего «молчала»? Что крутишь?
– Я о Варе, Томик. Вижу, что понесло тебя от нее, кабы еще жениться не надумал.
– А и надумаю – тебе что? Боишься, на свадьбу не приглашу? – усмехнулся, окинув девушку неприятным взглядом.
– Боюсь дурачком себя выставишь. Пожарский смял пакет с недоеденным арахисом и выкинул в окно авто:
– Или выкладывай, что у тебя или вали, – отрезал.
– Не злись, Томик, скажу. Варенька твоя на два фронта работает. Мне баксы отстегнула, чтобы я о том молчала. Терпеть она тебя не может и знать не хочет, но деньги твои очень нужны. Для другого хахаля, нищего, как студент…
– Врешь! – рыкнул, схватил Зою за ворот блузки. В глаза глянул и выпустил. Помолчали и Федорова ему на колени конверт положила:
– Тут деньги.
– Знаю, – глянул вскользь. Как не хотелось признавать, а факты сами за себя говорили – Костя лично в этот конверт Варе доллары вкладывал, в руки ей отдал. И если лжет змея – Зойка, то как же к ней конверт попал?
– Полтинник мне отстегнула, только чтобы молчала.
Вот зачем ей деньги нужны были!
Том нехорошо улыбнулся. Потер подбородок, сигарету подкурил.
Эк крутанула судьба – вчера «орел» был, сегодня «решка».
Размечтался дурак о кренделях небесных, «Снегурочку» сляпал, а та его за его же баксы.
– «Ты моя Снегурочка, а я твой Дед Мороз», – пропел, усмехаясь.
Впрочем, Зойке верить – себя не уважать. Какой жених к чертям? А что деньги? Ну, деньги. Понять Варю можно – молодая, неопытная, а Том на нее как голодный лев накинулся – компенсация должна быть? Испугал, наверное, напором своим. Она же еще не понимает, что от страсти порой так голову сносит, что себя не помнишь, и тем более по неопытности своей, не догадывается, наверное, что действует на Тома как «виагра». Только подумает тот о ней – в груди жар и мурашки пробирают. Колотить, как пацана начинает.
Зарекался уже – поспокойнее. Куда там! Увидит ее и все заново, а клятвы – на фиг. Какой клятвы? Друзей, дела – туда же. Одно, одна на уме – Варюша. Всем нутром прикипел, до того сбрендил – кольцо с «брюликом» прикупил, предложение сделать решил.
И сделает. Точка.
– Все? – развернулся к Зое. Та по взгляду поняла – не проняло. И испугалась – не опоздала ли? Неужели настолько змея Варька Томика за интерес взяла, что тому на все почихать стало? Тогда зря она Варьку в оборот взяла, наоборот – надо с ней срочно отношения налаживать. Пожарский не последний человек в городе, к тому же друг Джерри, а тот Зою к себе устроить обещал. Настроит Варька Тома против, тот Джерри скажет и привет доходное место.
– Ты не жениться часом, надумал? – улыбнулась через силу.
Том конверт ей на колени кинул:
– Не твоего ума дело. Каждому свое.
