Богатого опыта общения с мужчинами у нее не было. Да и мужчин в жизни Тони Ворониной было всего три. Замуж она вышла, будучи еще студенткой. Любовь и жалость к слабому, совсем неприспособленному к жизни профессорскому сынку, толкнула ее к нему в постель. Она хотела просто утешить его после очередной неудачи: в тот раз он провалил экзамен, и даже мамины старания не помогли. Получилось то, что никак не ожидалось: она забеременела сразу. Мамочка, вопреки ожиданиям, обрадовалась известию о будущем внуке. Развернув бурную деятельность, она быстро организовала свадьбу, выделила молодым две смежные комнаты в профессорской квартире и, скинув на молодую жену заботу о непутевом сыночке, спокойно вернулась к любимым крыскам и мышкам: биологом она была известным, и по ее учебникам учились тысячи студентов. Работу по дому выполняла Искра: не поймешь девушка, не поймешь старушка. Она приехала из деревни и была столь непомерно толста, что жировые складки на лице вполне можно было принять за глубокие морщины. Кто в ее захолустье дал ей такое чудное имечко, она не говорила, только краснела и смущалась. Антонина, сама выросшая в небольшом городке на Каме, жалела ее и старалась особенно не нагружать. Так получилось, что Искра стала единственной близкой подругой Тони, у которой беременность протекала очень тяжело. Жалея друг друга, они дружно возились на кухне, ходили на рынок за парным мясом и свежими овощами. По-крестьянски экономная и честная, Искра вела хозяйство отменно, время от времени складывая в отдельную коробку из – под печенья оставшиеся рублики. Копила она не для себя, так, на черный день «хозявам», как она называла профессоршу и ее сына. «Мужика – то у них нет, мало ли что!» – рассуждала она. Тонин муж мужиком не считался. «Валерик чисто дитя, как ты за него пошла, не знаю!» – сокрушалась она, жалостливо глядя на растущий животик Антонины. Искра же и открыла ей глаза на мужа: оказывается, тот пил водку чуть ли не со школы, периодически укладываясь в клинику для поправки здоровья. И папаша у него умер, хлебнув некачественного пойла. Вот так. Размеры катастрофы Тоня поняла после родов: мальчик родился с ДЦП. Отдать сына в спецзаведение Тоня отказалась, взвалив на себя еще и заботу о больном ребенке. Об учебе пришлось забыть. Муж пил, неделями не показываясь дома, свекровь еще больше ударилась в работу, а Тоня с Искрой по очереди возились с малышом, который был так хорош собой, словно ангел со старинной открытки. Слава Богу, денег в семье было достаточно, свекровь, видимо понимая, что ничем другим не может помочь невестке, все заработанные деньги отдавала ей. Однажды, когда в очередной раз Валерик, высохший и с зеленой физиономией, появился в дверях маминой квартиры, она выгнала его. «У меня нет сына, только дочь и внук!»– сказала она ошарашенному парню, закрывая перед ним дверь. После этого она позвала к себе в кабинет невестку и Искру и, тяжело опустившись в кресло, начала нелегкий для нее разговор. Тоня и Искра, замирая от ужаса и жалости, узнали, что она больна, и жить ей осталось всего ничего. Это были последние наставления, она все продумала и решила за двух неопытных подруг. «Я не ошиблась в вас, девочки», – были ее последние слова. Валерик, узнав о смерти матери из некролога в газете, явился на похороны в стельку пьяным. После поминок он исчез. Больше они о нем ничего не слышали долгие пять лет. Девушки выполнили все, что завещала его мать. Антонина закончила медицинский, Искра – курсы парикмахеров. Они продолжали жить в этой огромной квартире, ухаживая за мальчиком, играя с ним и по мере возможности обучая необходимым навыкам. Васятка рос спокойным, улыбчивым и терпеливым: болел он часто, можно сказать, что здоровым он был всего несколько месяцев в году.
Черная полоса в жизни Антонины началась со смерти мужа. Однажды к ним пришел участковый с известием, что за городом, в дачном массиве, нашли его тело. По иронии судьбы он умер, как и его отец – от «левой» водки. Заболел менингитом Васечка. Антонина съедала себя поедом, что не смогла вытащить сына: он умер во сне, заплатив своей жизнью и смертью за грехи отца и деда. Антонина и Искра остались одни. Они почти не разговаривали, у них словно не хватало сил говорить ни о чем. Антонина, после интернатуры, попала на работу в военный госпиталь, беря в нагрузку дополнительные дежурства, только бы пореже находиться в квартире. Искра напротив, принимала клиентов на дому, зарабатывая стрижками и укладками. Она немного похудела, стала покупать себе вещи «с талией» и перестала стесняться низкого декольте. Все еще надеясь устроить свою бабью судьбу, она обзавелась новыми подружками, такими же незамужними, как и сама. С ними она ходила в клуб «кому за тридцать» на танцы. Однажды ей улыбнулась удача: ее пышными формами соблазнился командировочный с Севера, мужик здоровый и при деньгах. Девочку Искра родила крепенькую, на четыре с половиной килограмма. А вот саму мамочку спасти не удалось. Отдав все силы ребенку, она вздохнула последний раз, с мольбой глядя на Антонину, присутствующую при родах. И опять Тоня корила себя в смерти подруги: у Искры оказалось слабое сердце, просто она никогда не жаловалась. Конечно, девочку она удочерила, дав ей простое деревенское имя, как и пожелала Искра – Фрося. Записав своего бывшего мужа в отцы, она получила на Ефросинью Валерьевну Воронину метрику и стала растить ее как родную дочку.
«Как там Фроська в Италии? Вот бы внучку привезла в этом году», – помечтала она. Когда ее дочь заявила, что станет моделью, Антонину просто заклинило: впервые она заорала на бедную девушку. Фрося, забыв от страха обидеться на мать, побежала к аптечке накапать чего – нибудь успокаивающего. Потом они весь вечер проплакали, по очереди утешая друг друга. «Это не профессия, ты не сможешь себя прокормить, бегая по «языку», – твердила Антонина. Она видела то, чего не хотела замечать девочка: худоватый подросток ростом метр семьдесят пять со временем может превратиться в пышку. Вспомнив Искру, она тогда решила, что должна все рассказать дочери об ее настоящей матери. Фрося долго смотрела на фотографии Искры, веря и не веря в то, что она не дочь Антонины. Отцом она даже не поинтересовалась, а Антонина решила за благо промолчать. Моделью Фрося таки стала: изнуряя себя диетами и шейпингом. Первый показ в Падуе оказался последним: в нее с ходу влюбился местный ресторатор. Забросав девушку комплиментами и подарками, он добился ее согласия на брак, поставив только два условия: она бросает подиум и немного прибавляет в весе. Родив Лусию, или Люську, как называла ее Антонина, Фрося обзавелась лишними десятью килограммами. Муж просто таял от счастья, обожая свою пышечку – жену и пухляшку – дочку…
– Ну, что ты там намерила?
– Все хорошо.
– Что может быть хорошего, если я тут валяюсь?
– А что ты хотел? – раздражаясь, Антонина опять перешла на «ты».
– Ты говорила, что поставишь меня на ноги! – в голосе Дубенко слышались просящие нотки. Антонина с удивлением посмотрела на него.
– По – моему, я сказала, что это зависит и от тебя.
– Я денег тебе дам. Много.
Антонина окончательно взъярилась.
– Ну что ты за человек, а, Дубенко? Что ты все на деньги меряешь? А просто человеческое отношение тебе недоступно?
– Ну не от большой же любви ты со мной возишься?
– Да, не от большой. От большой люди только глупости делают.
– Вот видишь.
– А от больших денег дураками становятся.
– Это ты обо мне?!
– Нет, о Пупкине!
– Злая ты, Антонина. Это от того, что мужика с тобой рядом нет.
– Есть, – Антонина усмехнулась: она не соврала. «Мужик» в доме имелся. В данный момент, накачавшись пива под самую макушку, он наверняка спал у компьютера. Нынешний «муж» Тони слыл поэтом, в годы советской власти кропавшим стишата на модную тогда «трудовую» тему. Сейчас его вдохновить могли только литров пять пива. Его Муза, видимо потребив градусы на пару с ним, засыпала раньше, чем опустошалась последняя бутылка. Начатое стихотворение так и оставалось недописанным. Антонина утешала поэта, проспавшегося после трудового подвига, и давала ему рубли на опохмел. Ей самой порой не было понятно, отчего она его не выгонит: у поэта имелась вполне сносная жилплощадь в коммуналке.
Антонина вдруг представила себе милую картинку: она, усталая после дежурства, приходит домой, а ее встречает муж – Дубенко. На нем поверх домашних треников повязан ее любимый клетчатый фартук, а в руках… скалка! Брови сдвинуты «домиком», губы сердито поджаты. Антонина глянула на больного и рассмеялась: у мужика было точно такое выражение лица.
– Ну?! – Дубенко разозлился.
– Иван Иванович, давайте еще раз попытаемся поговорить серьезно. Мой визит к вам на службу мне даже вспоминать не хочется…
«Скажите, какие мы нежные», – со злорадством подумал он.
– Здесь я на своей территории, да и ваше положение дает мне возможность повторить все то, что я говорила вам в прошлый раз.
