– Вижу, что слышали, – сказал мэр, не глядя на нас. – Вот вы меня ругаете, а у меня горе. Я тут на сафари съездил, чтобы хоть как-то развеяться, и не помогло. Раньше помогало, а теперь – ни фига. Вот сколько ездил по миру, где только ни бывал, а лучше Сочи ничего не видел: дёшево и сердито. И чего только наши люди так рвутся в какие-то экзотические страны, на какие-то острова с крокодилами?
– А Вы были в Венеции? – спрашиваю я.
– А что?
– Да так, просто. Говорят, что после Венеции всё разочаровывает.
– Кто говорит?
– Иосиф Бродский.
– Врёт твой Иосиф, хотя… Он же ленинградцем был, а Венеция и есть Ленинград, только летом. Утеплённая версия, так сказать. Но по мне, так Питер лучше, хоть и холодней, а то в Венеции от тепла вода в каналах гниёт – там ведь нет канализации. Представляешь себе: город без канализации! Это ж не жизнь. Повсюду вонь, теснота, негров с азиатами полно. Ни в какое сравнение не идёт с прогулкой по Неве, где так бодрит ветерок ледяной! А вы сидите всю жизнь в одной дерёвне, ничего не видите… Хотя и правильно: лучше дома ничего нет. Моя вот сбежала. С моим же шофёром! А что у него есть-то? Обычный молодой жеребец хорошего нагула, каких пруд пруди. Она ему надоест через неделю, и бросит он её где-нибудь на произвол судьбы, девочку мою. А со мной она могла бы весь мир посмотреть, я бы мог ей обучение в любом ВУЗе оплатить: хочешь – учись, хочешь – дома сиди, живи в своё удовольствие. Вот дура-то! Э-хе-хе. «Одел заразу в заграничное, хотел, была чтоб симпатичная», а она… Ещё мафия мне нервы мотает, как леску на кулак: наехали вот на меня. Нашли время, когда наехать. А что с меня взять-то? Гол как сокол!
– Да какая же мафия? – удивилась Валерьяновна. – У нас вроде давно отыгрались в эти игры. Мелюзга ещё год тому назад друг друга перестреляла, с тех пор все и успокоились…
– Какая мелюзга?! Если бы мелюзга, я бы и внимания на это не обратил. Вернулся этот волчина с Лесной улицы, Авторитет районного значения, чёрт бы его побрал! За бугром отсиделся, и вот – соскучился по мне. Я сдуру у него ещё до последнего скачка цен денег занял на предвыборную кампанию племяннику, а Авторитет этот и исчез. Болтали, что посадили его, или шлёпнули какие-то добрые люди. А он, оказывается, где-то в Скандинавии жил всё это время, гад непотопляемый! Теперь так плотно меня обложил со всех сторон, сволочь, что и не пикнешь. Всё с учётом процентов и инфляции мне предъявил… А вы говорите, что я долго жить буду. Шлёпнет он меня и не поморщится, живодёр этот.
Мы слушаем пьяные откровения мэра и думаем, бредит он или нет. Наговорит сейчас с два ведра и три ушата, а потом жалеть будет, что ляпнул лишнего. Мафию вот какую-то приплёл. Нынче в России кого только не называют этим словом. Отечественный кинематограф постарался, поднатужился и создал несколько образцов русской мафии. От благородной и богоугодной, так что Робин Гуд отдыхает, до быковатой и туповатой, как раньше иногда любили показывать фашистов в фильмах вроде «Антоши Рыбкина» или «Новых похождениях Швейка». Что непонятно, как эти орды дебилов умудрились захватить Европу и дойти до Волги с таким минусовым уровнем умственного развития?
Вообще, мафией в современной разговорной русской речи называют даже тех, кто просто имеет больше сотни тысяч рублей или руководящий пост. Так и говорят: нефтяная мафия, милицейская (куда ж без неё), мафия эстрадная и киношная. Даже политическая мафия сформировалась! Кремлёвская, в том числе. Хотя все их «преступления» заключаются в том, что каждая социальная группа всегда имеет своих корифеев. Даже у нас на Заводе руководство теперь за глаза называют мафией. А то и в глаза. И никто не обижается. Тем более, что звучит весьма солидно – не Замзавпомначкомлентяжмаш какой-нибудь.
А что касается мафии, которая «наезжает», так есть в стране организованная преступность, жестокая и хладнокровная, больше похожая на тщательно продуманный механизм конторы с хорошей бухгалтерией. Но кому-то хочется верить, что во всём этом должен быть элемент романтики или комедии. Как в некоторых психологических методиках советуют образы врага или опасности вообразить или смешными, или глупыми, или даже дружественными, и тогда уйдёт страх. Хотя сегодня мафия никому не кажется чем-то ужасным. Напротив, бытует мнение, что мафия регулирует отношения и поддерживает порядок там, где бессильно государство. Это, мол, не только особая форма негосударственной исполнительной или экономической власти, но и особый менталитет с довольно-таки своеобразными представлениями о дружбе и уважении.
Когда в СССР впервые показали «Крестного отца» Копполы, как «образец разложения и загнивания капиталистического строя», там шокировало только убийство коня из конюшни строптивого режиссёра, который не дал роль крестнику героя Марлона Брандо. А сам-то Дон Корлеоне показался милейшим стариканом, который помогает землякам, не соглашается торговать наркотиками, да и рассуждения у него такие, как у преподавателя кафедры философии. Младший сын его культурный и хорошо воспитанный юноша, не наркоман, не пьяница, хороший отец и муж. Прямо не бандит, а мечта русских баб, замордованных ужасным бытом и вечно пьяными мужиками!
Когда потом вышел итальянский фильм «Спрут», то все были в шоке: «Какой ужас! Какое зверство!». Тамошняя Коза Ностра то застрелит свидетеля, который «слишком много знал», то придушит в тюрьме зарвавшегося мафиозо-наркомана, и это ТАК шокировало советских граждан! Но потом в стране появилась своя игра в мафию. И никого уже не шокирует, что за долг в двести долларов отечественные бандиты могут распилить человека на пилораме, как бревно. Как ответил бы герой Петра Щербакова из фильма «Зимний вечер в Гаграх», где он рассказывает про афериста, у которого дома нашли сколько-то тысяч рублей: «Я удивляюсь, какие бессовестные люди живут!». Ах, наивное беспечное время! Такими словами современный преступный мир только рассмешить можно.
– Арнольд Тимофеевич, – обращаюсь я к мэру, чтобы как-то сменить тему, – правда, что наш парк будут рубить?
– Угу. Можете жаловаться хоть в ООН! – и он зашагал нетвёрдой походкой в сторону своей роскошной машины с новым водителем.
* * *
Я не умею управлять снами. Иногда можно услышать такой странный совет: если вам снится что-то страшное, попытайтесь включить другой сон или проснуться. У меня во сне никогда не бывает даже мысли, что мне это снится. Когда проснусь, тогда только понимаю, как хорошо (или как жаль), что это был только сон. А в самом сне мне ещё никогда не удавалось догадаться, что это не явь, а всего лишь «небывалые комбинации бывалых впечатлений», как результат отражения осознаваемых и неосознаваемых человеком процессов, связанных с явлениями внешнего мира и физиологическими процессами организма. И вроде бы многое подсказывает, что это – сон, но никак мне не научиться управлять снами.
Приснится какой-нибудь динозавр, хотя где я их могла увидеть наяву, чтобы знать, как они выглядят. Страшно, конечно же, увидеть этакое чудище во сне. Но встретиться с трицератопсом или стегозавром в реальной жизни всё-таки страшней. Вы только представьте себе, какой крик поднимется, если наяву вылезет откуда-нибудь страшенный 23-метровый маменьчизавр и спросит человеческим голосом: «Вы не скажете, как пройти в библиотеку?». Упали бы все замертво, и не верьте голливудским фильмам! У современного малоподвижного человека, питающегося полуфабрикатами и медикаментами, слишком слабое сердце, чтобы пережить такое потрясение, а то ещё и сражаться с его источником. Во сне тоже содрогнёшься в такой ситуации – не без этого. Но всё-таки подскажешь дорогу и даже не задумаешься, мало ли зачем ящеру надо в библиотеку. А что вид его ужасен, то каждый имеет право быть таким, каким его создала природа. Понятно, что не может такого быть наяву, но даже мысли такой не допускаешь, когда видишь об этом сон.
А тут стали сниться страшные сны, что живём мы теперь в пустыне, где нет ни садов, ни цветов. Но все так же чихают, кашляют и жалуются на аллергию от песка. И никто не знает, что делать и о чём говорить с этими вечными страдальцами. Проводятся нескончаемые субботники по уборке нового аллергена – песка, из которого, собственно, и состоит пустыня. Ничего другого там нет. И вот мы его убираем-убираем, а он всё есть и есть. Сон без динозавров, а очень страшно. Зато хорошо после таких снов просыпаться, когда понимаешь, что вокруг ещё остались деревья. Всё-таки правду говорят, что в каждом несчастье есть капля счастья, и наоборот.
Но мне хочется, чтобы снова приснился тот красивый сон про город у тёплого моря, только без утонувшего Петербурга. Счастье без несчастья, прекрасный сон без травматизма и трагизма хочу увидеть я. А где его взять? Для таких снов нужна прекрасная реальность, но она нынче в большом дефиците.
Хотя чего же это я вру? Парк пока не тронули, так что есть какая-то надежда. Парк не тронули, зато вырубили тополиную аллею у детского сада – кому-то показалось, что они сильно качаются при ветре. Попутно спилили ещё пару берёз перед входом. Деревья свалили на территорию сего учреждения дошкольного воспитания.
