Наша воспитательница была из тех взрослых, которые не смотрят на детей как на олицетворение глупости только потому, что ребёнок всеми силами пытается понять и осмыслить окружающий его сложный мир, но не всегда у него это получается. Возрастные шовинисты любят произносить фразы: «Ты глуп, как дитя», «У тебя детская логика» или ещё что-нибудь в таком роде. Она же к нам относилась так, словно детский разум обладает самыми высокими качествами. Ведь люди за своё короткое детство выполняют такую колоссальную работу, какую не осилил бы ни один взрослый ум за всю жизнь. И это тем чудесней, что сами дети даже не подозревают об этом.
К ней на работу иногда заходил мальчик Костя, её сосед. Тот самый, за которого она потом и вышла замуж. А тогда он был учеником старших классов, но тоже казался нам совершенно взрослым дядей из другого поколения. Он умел играть на пианино, которое стояло в танцевальном зале. Для нас это было почти таинством, что кто-то умеет извлекать настоящую музыку из этих клавиш, по которым мы умели только нестройно стучать ладошками, создавая гвалт и какофонию. Даже наш музыкальный руководитель Злата Васильевна так не умела! Она исполняла привычные нам, незатейливые детские мелодии в два прихлопа и три притопа или какой-нибудь «Собачий вальс», который мы все умели «бацать» по точнейшей инструкции: дави только на чёрные клавиши. Сначала на две по очереди надави, а потом на соседние три переходи, потом ещё вот туда, и так повторяй снова и снова, пока не надоест. Нам-то не надоедало, но вот взрослые вскоре хватались за голову.
А он играл какие-то красивые и печальные мелодии, похожие на Таривердиева. И никто тогда предположить не мог, что этот тихий молодой человек скоро будет держать тут весь район в страхе. Хотя именно так всегда и бывает: серые кардиналы рулят миром, а внешне крутые и шумные люди часто оказываются пусты, растратив себя на зрелищные жесты. Мы всегда окружали его со всех сторон и зачарованно слушали, безуспешно пытаясь понять, как же он это делает. А он играл для неё, для нашей воспитательницы-красавицы. Мы это понимали, хотя взрослые почему-то думают, что дети не способны понять таких вещей. Потом она заботливо кормила его на кухне котлетами и пирожками, оставшимися с обеда, и он провожал её домой. Уже в свои школьные годы встретила их неразлучную пару на общем семейном празднике, где вдруг выяснилось, что Елена приходится мне какой-то четвероюродной кузиной – у нас общий прапрадед или ещё какой далёкий предок.
Один раз Злата Васильевна заболела и не смогла провести какой-то детский утренник. Позвали этого мальчика, и он пришёл. Мы заглушили его игру нестройным ором «пусь сигда будит сонце» и «Антоска-Антоска, падём копать калтоску!». Он терпеливо учил нас попадать в ноту, что изначально было обречено на провал: нам почему-то казалось, что чем громче мы орём, тем в большей степени это похоже на настоящее пение. Всем было очень весело. Родители-зрители смеялись до слёз.
Когда перед отправкой в школу мы покидали свой первый в жизни коллектив – детский сад, то ревели в три ручья, повиснув на шее воспитателей. Потому что в школе, как нам поведали побывавшие там старшие братья и сёстры, уже не так весело. Но задолго до этого события на дороге за детским садом машина сбила лесного зайца, и мы все побежали посмотреть на него. Он лежал, вытянувшись в струнку, и прерывисто дышал. Я почему-то решила, что зайца надо взять на руки, и ему станет легче. Взяла, а он так пронзительно закричал! Если бы мне кто раньше сказал, что зайцы так кричат – громким голосом ребёнка! Он кричит, я тоже ору и чувствую, что зверёк внутри весь изломан от удара машины. Куда он потом делся, я не знаю. Помню только, что наша воспитательница силой уводит меня с того места и успокаивает, что зайчик убежал в лес к своим зайчатам. Я хочу оглянуться на него, но мне не дают смотреть туда. Я много позже поняла, что заяц никуда не убежал, а уже умирал. Но детство – это такой отрезок пути человека, когда не веришь в существование смерти, потому что не можешь понять, что это такое. Всё твоё существо настроено самой природой на жизнь, и только на неё. В детстве как-то совсем не задумываешься о конечности жизни, о том, что её можно прервать, разрушить, уничтожить…
После того случая я заболела и дня три лежала в бреду. Мне снился умирающий заяц, как он кричит, как плачут его осиротевшие зайчата и прочие ужасы, которые взрослому человеку ужасами не и покажутся. Наша Елена Прекрасная навещала меня, как всегда в сопровождении своего серьёзного ухажёра. Они подарили мне симпатичного плюшевого зайца, который не кричал, когда его брали на руки. И это больше всего в нём нравилось.
* * *
Пошла, стало быть, Варвара на Лесную улицу, где жила её лучшая когда-то подруга. Теперь подруг у неё не то, чтобы совсем не было, просто дружба, как и всё на свете, требует к себе участия и времени. А жена Авторитета всё время отдавала семье.
Никогда Варя не обращалась к ней с просьбами, но в данной ситуации больше не к кому было. Уже почти дошла до самого конца Лесной, и вдруг испугалась смелости своей, подумала: «А не повернуть ли назад?». И повернула бы, но жена Авторитета сама её заметила, затащила домой, угостила чаем, и разговорились они обо всём на свете. Так долго болтали, пока Варвара не опомнилась, что скоро сам Авторитет заявится, а тут непрошенная гостья сидит: уж очень он не любит чужих в своём доме. Поэтому она быстро изложила суть проблемы и добавила, что просто не знает, кого ещё просить о помощи.
– Ты представляешь, вдоль железной дороги навалено столько берёз и лип, и всё сжигается! Теперь повсеместно валят деревья, на «железке» боятся, что они от ветра на пути или контактные провода упадут. Но зачем же сжигать? Это берёзу-то! Которая во всём мире ценится как идеальный материал для мебели. А какие раньше наличники мужики из неё делали – прямо-таки кружево! Где сейчас такие мужчины – одна пьянь кругом осталась!.. Не соображает, что ли, совсем никто. Путейцы берёзу мазутом обливают и сжигают! А если сделать из неё горки для детей, качели, скамеечки, шкафчики, стульчики? Для забора-то у нас лежат деревья по периметру, но почему бы не сделать красивую площадку у сада? Надо только древесину вдоль путей собрать и привезти, пока всё не сожгли. Уж не знаю, кого и просить. Депутату какому-то звонила – он меня отфутболил к своему помощнику. Помощник посоветовал обратиться к своему заместителю. Заместитель послал в какой-то экологический комитет. В этом комитете сказали, что деревья вдоль путей относятся к железнодорожному хозяйству, а там столько начальников, что можно два года ходить, нужного искать. Им толкуешь про кубометры варварски сжигаемой древесины, а они только зевают: «Нам всё равно её негде хранить и некому обрабатывать». Так создайте производства, рабочие места, пока мужики не все спились от безработицы – люди вам только спасибо скажут. А они опять зевают: «Экономическая модель не позволяет». Что толку к ним ходить? И досадно, и противно, честно говоря. Пока буду ходить по инстанциям, древесину-то всю сожгут, и снова мой детский сад без элементарного забора останется! Я поговорила с бабкой Валерьяновной – на станции её младший брат работает. Он сказал, что ремонтники каждый день ездят туда-сюда. А если к их вагону с автомотрисой платформу прицепить и нагрузить её срубленными деревьями? Ведь из липы делают карандаши, музыкальные инструменты, из берёзы – мебель, паркет, из ольхи делают игрушки и сувениры. У нас же такие сокровища годами гниют на земле под дождём, а власти только отмахиваются: «Недосуг нам всякой ерундой заниматься». Уж могли бы сообразить, что, к примеру, у многих пенсионеров денег на дрова нет, а тут чем тебе не дрова? Мне выделили денег на новую капроновую сетку для ограды, а где это видано, чтобы у детсада такая хлипкая и некрасивая ограда была? Это же детский сад, а не вытрезвитель какой-нибудь! И так обидно, что вокруг столько пиломатериалов даром валяется и гниёт. Тут надо мужика с руками и головой. Твой-то сечёт в таких делах? Если он наш Деревообрабатывающий комбинат попросит посодействовать, ему ведь не откажут, а?
Жена Авторитета обещала поговорить со своим благоверным, хотя не было у неё уверенности, что муж станет заниматься этими детсадовскими делами. Он, как и многие люди, наделённые властью, по его же словам «не страдал гуманизмом». И в отличие же от многих наделённых властью людей, совершенно этого не скрывал. Не любил Авторитет, когда его просили о помощи, потому что такие «сделки» никогда не приносили прибыли. Да его самого и не просили никогда, а обращались «со всей этой глупостью» к жене. А уж она искала к нему подход, что не всегда удавалось. Но тут она решила, что обязательно поможет Варваре, потому что в случае чего она может рассчитывать на своего младшего брата Феликса, который скорее умрёт, чем откажет своей сестре.
Феликс Георгиевич был на все руки мастер. Умел работать и по дереву, и по металлу, и по камню. Был он когда-то кадровым военным, боевым офицером. Много где побывал, много чего повидал, но несколько лет тому назад на Кавказе лишился ноги после тяжёлого ранения. После этого, как обычно в нашей стране бывает, списали его за ненадобностью «на гражданку». Как отработанный материал. Хотели, правда, перед списанием повысить в звании и наградить хоть какой-нибудь медалькой, но потом передумали. В госпитале Феликс Георгиевич отколол очень нехорошую шутку: макнул в ведро с парашей старшего по званию. Да мало сказать, что старшего – какого-то весьма высокого армейского чиновника-снабженца! Этого несчастного чёрт дёрнул огненными речами поднимать боевой дух у раненных, которые в это время рвали зубами подушки и кричали от полученных увечий, как новорожденные беспомощные младенцы, отнятые у матерей в карантин. И вот приспичило снабженцу раззявить бессмысленную пасть там, где людям не до героизма. Они уже перешагнули в другое измерение, где смерть не кажется злом. Где она является ласковой и доброй избавительницей от невыносимых мук. Где как раз мысли и планы о дальнейшей жизни и таких глупых теперь подвигах кажутся верхом абсурда.