– На счастье! Гойко!
Петя чмокнул Ксюшу – гости не считали, не хлопали, а в тишине, замершей, странной, гнетущей, смотрели на Евдокию Степановну. Она медленно шла в центр зала, выставляя перед собой ходунки. Чудом не задев угол стола и вазу с цветами, она вышла на середину и протянула руку, ощупывая пространство. Наверное, она шла на голос тамады, который юркнул к компьютеру, чтобы поставить музыку.
– Ты где? – спросила громко баба Дуся. – Епейник! Иди сюда и дай мне микрофон!
Петя, в оглушающей тишине, расхохотался. Если бы здесь была баба Роза, она бы наверняка «провалилась на этом самом месте». Так она всегда говорила – с восторгом и едва скрываемым азартом, – когда сватья произносила тосты. «Я чуть на этом самом месте не провалилась! Но Евдокия Степановна молодец. Все правильно сказала. Я бы не решилась!»
Так уж получилось, что баба Дуся умела высказать то, что баба Роза не смела. Могла выразить словами тайные мысли Розы Герасимовны и, что самое главное, имела на это смелость. То, о чем баба Роза боялась даже думать, ее сватья произносила вслух, в лоб.
– Мне воспитание позволяет, – хохотала баба Дуся, видя, как сватья «проваливается на этом самом месте». Так было, когда баба Роза затеяла ремонт в своей квартире и ее начали обманывать рабочие. Роза Герасимовна стеснялась сказать, что деньги на стройматериалы уже уплачены, аванс давно выдан, а работа как стояла, так и стоит. Ей было неловко потребовать, поставить на место завравшегося бригадира. Зато нагрянувшая баба Дуся быстро объяснила рабочим, что она с ними сделает и куда они пойдут, если немедленно не примутся за работу. Роза Герасимовна, с благодарностью и восхищением глядя на разъяренную сватью, только ойкала, когда та поминала бригадира по матери и по всем остальным родственникам.
– Неужели это было необходимо? – спросила Роза Герасимовна, когда баба Дуся пообещала рабочим веселую жизнь непечатными выражениями.
Евдокия Степановна обиделась и замолчала.
– Спасибо, – Роза Герасимовна была искренна. – Я тоже все эти слова знаю, но никогда бы не смогла так удачно употребить их в речи. Это ведь настоящее искусство.
– Дура ты, хоть и образованная. – Баба Дуся была незлобива и отходчива. – С ними только так и надо. Другого языка они не понимают. И деньги ты зря отдала. Я бы не давала.
– Ваша правда, – согласилась Роза Герасимовна.
И вот сейчас баба Дуся искала руками тамаду, ощупывая воздух вокруг себя, поскольку глаза уже почти не видели.
– Я хочу сказать. – Баба Дуся, переставляя ходунки, кружилась на месте. – Да я и без микрофона могу. Голоса у меня хватит.
– Я здесь, – сказал Петя, вставая и подходя к бабуле, и та вдруг посмотрела на него так, как раньше, когда была полностью зрячей. И, едва дотянувшись, погладила внука по щеке.
– Петечка, Ксения… – начала баба Дуся, обращаясь к залу, но гости не успокоились, продолжая суетиться – наливать, накладывать, жевать и перешептываться, – ну чего ждать от бабки? Сейчас как начнет причитать, не остановишь.
– Тихо, мне тяжело говорить, – прикрикнула баба Дуся, которая последние несколько лет даже телевизор толком не слышала на полном звуке.
Гости замолчали.
– Петечка, Ксения, я хочу вам пожелать, чтобы вы помнили свои корни. Заботились о родителях, следили бы за могилами. Ксения, теперь на тебе ответственность. Ты ведь Петю совсем еще не знаешь. Посмотри фотографии, узнай о его предках, и ты многое поймешь. Я долго всех слушала, все ждала, когда кто-нибудь вспомнит о близких, которых нет с нами и которые, как я, – старые, больные, сидят и только мешают. Никто не вспомнил. Ладно. Сама скажу. Я хочу выпить за Розу Герасимовну, свою сватью. Жаль, что она не дожила до этого дня. А может, и слава богу, что не дожила, кто знает? Роза, я за тебя пью. Поздравляю тебя с внуком! – Баба Дуся повернулась к тому самому стулу, который она охраняла, и подняла бокал. Все гости тоже уставились на пустой стул. А баба Дуся вручила пустой бокал тамаде и медленно пошла на свое место. Только теперь, в полнейшей тишине, она, усевшись с большим трудом, положила на тарелку, стоявшую перед пустым местом, салат, огурчик.
– Поешь, Роза. Поешь, – сказала баба Дуся. – И я поем. – Евдокия Степановна положила себе то же самое.
Официант, который кинулся было помогать, застыл, не решаясь вмешиваться.
– Да, у меня тоже от этого Епейника голова разболелась, – сказала баба Дуся пустому стулу и засмеялась.
Стоявшая у стенки почетная гостья испарилась. Она стояла рядом с Еленой Ивановной и что-то жарко шептала той на ухо.
– Какой позор! У нее же маразм! – Ксюша, став женой, не собиралась выбирать выражения.
А Петя, глядя, как баба Дуся что-то говорит стулу, видел сидящую на нем бабу Розу. Она смотрела на Петю – он чувствовал ее взгляд. Этот взгляд Петя прекрасно знал – бабуля была даже не рассержена, а расстроена. Или ей было больно оттого, что внук повел себя нехорошо, недостойно. Такой взгляд был у бабы Розы, когда Петя однажды сказал отцу, чтобы он больше не приезжал.
– Почему? – удивился отец.
– Потому что я тебе не нужен.
Как и все дети, после развода родителей Петя хотел занять чью-то сторону. Но не мог. Он любил и папу, и маму. Даже не так. Он любил и бабу Дусю, и бабу Розу и не мог выбрать между бабушками. Больше всего на свете он мечтал о том, чтобы папа с мамой снова жили вместе, но не знал, как этого добиться. И решил выбрать, что больше любит маму. И папа виноват во всем. Тогда он не вышел из своей комнаты и сказал бабе Розе, что никогда не захочет видеть отца. Роза Герасимовна посмотрела на него вот именно так – не рассерженно, а расстроенно. Она его не уговаривала, не убеждала. Покачала головой и вышла.
Потом Петя подумал, что был не прав, и решил ни за что и никогда не видеться с мамой, которая выгнала папу. В тот момент он находился на попечении бабы Дуси, и все закончилось быстро – бабуля закричала, запричитала, обозвала его «иродом» и ушла пить сердечные капли, после чего слегла с давлением. Срочно была вызвана баба Роза, которой сватья рассказала о том, до чего «додумался этот ирод», и Роза Герасимовна опять посмотрела на него таким вот взглядом.
Больше Петя не выбирал между родителями, рассудив, что бабушки дороже. И именно бабушек, тех, из его детства, которые «еще в силе», как говорила баба Дуся, ему очень не хватало.
Они бы его отговорили. Или, наоборот, поддержали. Или уговорили не спешить. Или еще что-нибудь. Эти две бабушки в тесной многолетней связке обладали двойной мудростью, крепостью духа, здравым смыслом, которого хватало на всех, и прозорливостью. Баба Роза, тщательно подбирая слова, давала бы советы. А баба Дуся сказала бы правду как есть. И Петя чувствовал бы себя защищенным – не бабушками, а корнями, о которых напомнила Евдокия Степановна. Духами предков, силой семьи. Сейчас он был один. И таким одиноким не чувствовал себя никогда.
Тамада, так и не справившись с лицом – на «епейника» он обиделся, – устроил конкурс среди молодежи на завязывание галстуков. Девушки, лишенные этого навыка, вязали банты и креативные узлы, будучи не в силах завязать обычный классический узел. Петю научила завязывать галстук баба Роза, стремясь привить внуку жизненно необходимые навыки, и он был уверен, что все женщины умеют завязывать галстуки. Ксюша, которая решила принять участие в конкурсе, пыталась накрутить у него на шее замысловатый бант.
– Не вертись, – требовала она.
Петя сворачивал голову в сторону. Галстук, который тамада вытащил из целлофанового пакета с эмблемой супермаркета, был таким же грязным и вонючим, как и скатерти, как стены, пропахшие затхлыми салатами и пережаренной рыбой. Как занавески, впитавшие запахи чужого пота и едких духов. Вероятно, эти «конкурсные» галстуки ни разу не стирались, и Петю опять начало подташнивать. Ему было противно, что на его шее сейчас повязан галстук, который до этого вязали на шеях других женихов, согласно сценарию праздника. Он почувствовал, что задыхается.
– Все, хватит, – сказал он Ксюше и сорвал с себя удавку.
Ксюша охнула, насупилась, тамада спешно стал «подводить итоги конкурса» и объявил танцевальную паузу.
Ксюша подошла к матери, а Петя принялся искать глазами бабу Дусю. Та, забыв о ходунках, которые так и загораживали свободный стул, стояла рядом с тетей Любой. Петя направился к ним и услышал обрывок разговора.
– Я тебя с того света достану, так и знай, – говорила Евдокия Степановна тете Любе. И тетка стояла, вытаращив глаза, хватая ртом воздух, как полудохлая рыба.
Баба Дуся покачнулась, и Петя, как в бреду, кинулся к ходункам, снес стул, разбил тарелку, подскочил к бабуле и повел ее к выходу.
– Спасибо, – вежливо сказала ему баба Дуся, явно не узнав.
– Бабуль, я сейчас машину вызову, подожди немного. – Петя бережно вел бабушку через толпу гостей, которые расступались и не собирались помогать – хотя бы открыть и придержать дверь.
