Обижаю детей в любое время суток,
Отбираю деньги у проституток.
Я Гипер (!) Мега (!) Ультра (!) Злодей (!)
Я напишу книгу «Как сделать из женщины секс зомби и помыкать ей».
Я буду донором спермы.
Буду сеять в плоть этой планеты себя.
Буду лелеять свои побеги,
Совершать свои побеги от Тебя.
Вопрос: Буду ли донором спермы?
Ответ: Железобетонное «Да!»
Буду лелеять свои побеги,
Совершать свои побеги от Тебя.
Петр слегка кивал в такт и пристукивал подошвой правого ботинка по изогнутому корпусу огромной цилиндрической емкости, на которой сидел. Сам он (отрезанный от мира маленькими, но очень мощными «головными телефонами») не слышал, но старая цистерна от этого тихонько ритмично гудела.
Петр видел далекие красные сигналы семафоров. Четыре блестящие металлические нити рельс, уходящих от него Вправо и Влево…
В детстве они с одноклассниками соревновались: кто сможет идти дольше и дальше всех, ступая по одной рельсе не «лилипутскими», а «нормальными» шагами. В детстве у Петра получалось не очень. Сейчас он преодолевал километр от станции до цистерны именно так – ступая по одной рельсе. Перемещаясь по бесконечной узкой плоскости в паре десятков сантиметров над землей. Сохраняя равновесие и даже не задумываясь о нем, как о понятии. Не глядя под ноги и переставляя их же по почти идеальной ровной невидимой линии, Петр видел несколько высоковольтных столбов, выстроившихся вдоль полотна. Он выкинул окурок и сразу же достал следующую сигарету с белым фильтром. Сунул ее за ухо. В наушниках коротко и неожиданно пискнуло. Низкие равномерные колебания и голос прервались. Петр понял, что аккумулятор в плеере сел окончательно. Он, совсем забыв о заначке за ухом, достал сигарету из сине-белой пачки и закурил.
Издавая сигналы SOS и мелко дрожа – Short Message Service, из вне постучалось в наружную часть его грудной клетки. Прямо в районе сердца. Петр переложил сигарету в три пальца левой руки, а правой влез во внутренний карман куртки и достал свой старый, с малюсеньким черно-белым экраном, мобильник. Настолько древний, что белые латинские буквы, когда-то сообщавшие имя производителя, стерлись напрочь еще два года назад. Труба была двадцатилетним черным кирпичом с резиновой балдой антенны и аккумулятором, садящимся к вечеру. Но, за исключением пары глюков, мобила работала. Один из глюков перестал развлекать Петра буквально пару месяцев назад.
Телефон, находясь в какой-то последней стaдии своего цифрового старческого маразма, устанавливал с периодичностью в полчаса, какие-то немыслимые Дату и Время в нижней стороне экрана. Иногда Петр мог наблюдать, что ужинает, например, в 41:86 вечера. Число за окном 57-е, а месяц и год – 00/8888.
Второй глюк касался SMS.
Только что SMS из вне, издавая сигналы SOS и мелко дрожа, постучалось в его грудную клетку снаружи. Петр влез во внутренний карман куртки и достал сюда – в мартовский вечер – свой старый мобильник. Маленький черно-белый конвертик подмигивал ему с черно-белого экранчика. Петр нажал «Прочесть новые сообщения». Прочел следующее:
20.12.06 23:17
Beeline
Platezh – 38 rub. 74
Kop. – proizveden
2006—12-20 23:17:45
BEE LINE – ZAO «OSMP»
Петр нажал «Удалить?»
Потом нажал «Да».
Петр знал, что svyazi он не оплачивал. Что у него вовсе не Beeline. И что сегодня далеко не 20.12.06.
Уже два месяца Петр получал странные SMS. Такой был сбой в его мобиле: на его трубу – древний Ericsson – приходили чужие сообщения. Направленные от незнакомых людей незнакомым людям. Сменяющие друг друга message о пополнении и исчерпании баланса, поздравления с днями рождений, «spoki-spoki» и «цем-цем». И все, что угодно. Ни разу не повторяющиеся номера. Ни разу не повторяющиеся, как калейдоскоп, даты. Даты двухлетней давности и те, которые только будут через пару лет. Память телефона быстро забивалась. Петр очищал ее каждый вечер, сидя на этой цистерне, читая эти SMS. Стирая их по одной после прочтения. Наблюдая, как тает на глазах полоска телефонного аккумулятора в уголке дисплея.
+ х (ххх) ххххххх
13.13.0000 67:77
Xochu svoi dom,
Xochu svoyu
sem`yu, xochu
rodit` tebe
Raketu. Chto
skazhesh?
– прочел Петр.
«Удалить?»
«Да»
Это был самый прикольный глюк мобильного телефона, о котором сам Петр и никто из его знакомых никогда даже не слышали.
– Девять лет??? – изумленно спросил Алину мужчина, отделенный от нее барной стойкой и назвавшийся при недавнем знакомстве Павлом.
– Девять лет, – подтвердила Алина.
– Слушай, – сказал Павел, помолчав недолго, – а ты можешь рассказать обе эти истории чуть позже и другим людям?
– Каким? – спросила Алина. – Людям?
– Здесь, буквально уже сейчас начнут собираться разные люди. На ужин, помнишь?
Алина кивнула. Она почувствовала запах плавящегося стеарина и обернулась.
Официантка зажигала свечи в пяти массивных подсвечниках. Свечей в каждый помещалось четыре. Итого – двадцать. Как только на последней заплясал огонек, Светка крикнула в сторону кухни:
– Выключай!
Послышался громкий щелчок. Электрические лампы под потолком ресторана потухли. Остался мягко освещенный остров посреди большого зала: большой, сервированный на семь персон стол, укрытый бордовой скатертью. Официантка не спеша подошла к барной стойке, держа в одной руке тонкий планшет с белеющим в полумраке чистым листом бумаги, а в другой – тонкий же карандаш с маленьким ластиком на тупом конце.
– Подсвечники? – спросил ее Павел.
– Да, – кивнула официантка, – старые. Говорят, им сто лет. Ресторану сто лет и подсвечникам.
– Больше! – громко сказал повар в большое незастекленное окно, соединяющее кухню и бар. Алина, Павел и Светка видели Мишу Рожкова, вытирающего руки о большое полотенце, висящее на крючке. Он отпустил махровую ткань, помахал для верности кистями в воздухе и спросил, доставая пачку сигарет из нагрудного кармана:
– Горячее сразу?
– Нет, – сказал Павел и обернулся к Алине.
– Я сейчас.
Он наклонился и вдруг вышел из-за стойки с большим черным чемоданом.
– Я вернусь ровно через пять минут, – сказал он и исчез где-то в кухне. Официантка, двигая одними лишь глазами и не шевеля при этом ни одной частью тела или мускулом лица, оглядела Алину с ног до переносицы. Развернулась и ушла. Тоже куда-то в сторону кухни. Алина произвела визуальную ревизию официантского тыла. От ступней до прически.
«Четыре», – подумала она. И тут же увидела Павла.
«Пять», – подумала она.
Он стоял возле стола, в пятне, и смотрел на нее. На Павле был черный длинный пиджак.
«Сюртук, – подумала Алина, – сюртук, белая рубашка, черные брюки и черные туфли».
– Хо-хо! – сказала она вслух.
– Так делает Ваша сестра? – сказал Павел и пошел в ее сторону. – Логическая Ева Браун?
Алина усмехнулась. Павел подошел к ней совсем близко и слегка наклонился:
– Позвольте?..
Алина, помедлив, взяла его под руку. Так, чувствуя легкие прикосновения друг друга где-то в районе ребер, они не спеша двинулись в сторону двери. Словно прогуливаясь по диагонали от бара к выходу/входу.
– Итак, – сказал Павел, – а есть такие вещи, о которых родные сестры Алина и Ева Браун никогда не будут разговаривать?
– Логическая?
– Логическая Ева Браун, да.
– Никогда об этом не задумывалась.
Они шли, оставляя пять подсвечников где-то слева и сзaди. Неровные огромные тени, идущие под руку друг с другом, устилали паркет под их ногами и шевелились на стене. На большой двустворчатой двери, к которой они приближались.
– А можешь задуматься? – спросил Павел, останавливаясь и мягко высвобождая свой локоть. Они оказались лицом друг к другу.
– Могу. О чем? – спросила Алина.
– О том, чтобы ты никогда в жизни не сказала никому. Даже родной сестре.
Алина посмотрела на верхнюю пуговицу его рубашки. Медленно пожала плечами.
– Алина, – сказал он, вдруг сделав свой голос на деление громче, – позволь представить тебе Татьяну. – Женщины с ее внешностью и телом очень просто могут устроить свою жизнь в этом мире таким образом, чтобы быть а) ни в чем не нуждающимися и б) счастливыми.
Павел вздохнул. Продолжил:
– Если же Татьяна а) несчастлива и б) в чем-то нуждается, она стоит за этой дверью.
И Павел сделал два больших быстрых шага. И взялся за большую латунную ручку.
И вот все за столом.
Павел.
Алина.
Татьяна.
Андрей Продан.
И его сын Петр. Из недр правого кармана слышится тонкий писк и шуршание. Петр лезет в теплую глубину и достает мобильник. Смотрит на узкий черно-белый дисплей. Потом на отца, сидящего рядом. Потом на Павла. Все смотрят.
На стол.
На два пустых места.
Друг на друга.
На Татьяну, которая говорит:
– Я собираю магнитики. На холодильнике. У меня их тридцать восемь.
