Ну, всё. Вроде бы определились, как начать. А начало – это всегда главное.
Краска готова. Первый мазок сделал сам главный художник. Мазнул, отошёл в сторонку, посмотрел и так и сяк.
– Нормально всё будет. Давайте, пацаны, за работу, да веселее.
«Художники» приступили к творчеству.
Час, два, три. Всё идет пока отлично. Груда некрашеной мебели медленно, но уменьшается. Всё идет по плану. Через пару часов Саня Шапошник говорит: «Может, без ужина закончим, передохнём и в город. А?»
Конечно, рижанину уже домой хочется. Но идея друзьям показалась вполне реальной. И тут Толя вспомнил. Нет не Бендера. Вспомнил Павку Корчагина. Тому тоже не было легко.
За дело!
Это самое дело спорилось, работа кипела. К трём часам ночи всё практически было завершено. Усталость, голод, да и запах краски своё дело сделали быстрее, нежели молодые художники.
Наши друзья, уже совсем осовев от трудов своих праведных, просто упали на матрацы, даже кровати не застилали. Устали очень. У Толи ещё хватило сил, как у главного мастера, глянуть на плоды своего труда. Всё вроде в порядке. Красиво в ряд стоят новенькие табуретки и тумбочки. Слава Богу, завтра отдохнём.
На одной из тумбочек, что первой под покраску пошла, вроде как волдыри какие появились. Он кисточкой прошёлся пару раз по вздувшимся местам. Да нет, показалось. Всё в норме. Ну и хорошо. Спать, спать и только спать.
Упал на матрац и всё, спит сном праведным и заслуженным наш Рембрандт.
Летнее утро быстро наступает. Не прошло и четырёх часов, уже курсовой пришёл принимать работу.
Как же там наши мастера потрудились?
– Ааааа!!! Где этот художник?! Что вы сделали?! Пи-пи-пи-пи-пи-пи…
Всё это Анатолий слышит сквозь сон, но понять не может, его это касается или нет.
– Валько! Подъём! Что вы здесь натворили? Ты посмотри на табуретки!
С трудом продрав глаза, Толя поднялся и подошёл к выкрашенной ими мебели.
Мать честная! Всё в волдырях.
Краска в некоторых местах в лохмотья превратилась. Это надо же! Как это получилось?
– Проснулся наконец! Что вы тут делали, какой гадостью табуретки мазали? А?
Инженерная мысль будущего специалиста стала быстро работать. Она проснулась раньше новоиспечённого слушателя.
Стоп. Надо посмотреть вёдра.
Пока Пиманёнок на чем свет стоит костерил горе-изобразителей, Толя успел сбегать в кладовую.
Эврика! Так и есть!
На одном ведре краски написано, что она масляная, на другом – «нитро».
Так они же несовместимы! Вот это да, как мы раньше не дошли до этого?
А Пиманёнок с вдохновением продолжал ругаться.
– Как вы могли? Вам доверить ничего нельзя. Бездельники! Ну, я вам уж покажу!
– Товарищ старший лейтенант, так краска свернулась, нельзя было её перемешивать.
– А вы почему её перемешали?
– Так это вы сделали!
– А вы чем думали? Да я вас…
Однако дело уже сделано и до приезда курса оставался один день. Могут быть проблемы. Это понял и Пиманёнок. И если на молодых можно покричать, да и только, то уж ему, курсовому, за неподготовленность мебели к приёму курса уж точно несдобровать, старлей это понимал.
– Валько. У вас четыре часа. Хоть языком, хоть чем, но мерзость эту снимите. Я пошёл за краской. Что непонятно?
Всё понятно, товарищ старший лейтенант.
Голодные, невыспавшиеся, с шальной от запаха краски головой, с упавшим ниже плинтуса настроением, наши герои вновь ринулись в бой. Теперь уже с ножами и тряпками.
К ночи мебель стояла как новая. Санька даже предложил её ошкурить и…
– Как у меня на даче будет. Под старину, шик просто!
Пиманёнка, однако, эта идея не вдохновила.
– Я сказал «люминь»!
По-военному это значит: «Как я сказал, так и должно быть».
Новую краску, доставленную старшим лейтенантом, товарищи по несчастью изучали исключительно тщательно. Прочитали всё, что на этикетке написано, даже цифры ГОСТа.
Перед уходом Пиманёнок напутствовал:
– Значит, так. Работать так, как никогда и никак! Ясно? И попробуйте мне…
Пробовать никто больше не хотел, тем более что Шкаф – это была ласковое имя Пиманёнка за глаза – мог и подзатыльник дать. Любя, так сказать. А рука у мастера спорта по многоборью ох какая тяжёлая.
К пяти часам утра мебель была выкрашена. А у художников, стоящих с воспалёнными, красными глазами рядом со своими шедеврами, желания сузились до мизера: есть и спать. О Риге больше никто из них не думал.
Так и это ещё не всё.
Вы думаете, они хотя бы выспались?
Да конечно, нет. К восьми утра подвезли матрацы, подушки и ещё какую-то там мелочь.
Лифтов в здании, естественно, не было.
И вот цепочкой, друг за другом, чертыхаясь и ругая себя за инициативу по поездке в город, наши друзья потащили привезённое на третий этаж.
К приезду курса всё было готово.
Но готовы были и мученики: Валько, Шапошник и Васильев. Спали без задних, как говорят, ног. А у кроватей лично дежурил сам Пиманёнок.
– Тише! Я вам уж! Спят хлопцы, потрудились вон как. Тише, говорю! Таким искусством – и он с любовью посмотрел на добротно выкрашенные тумбочки – наслаждаться нужно. Тише!
Наши друзья тихо себе посапывали, снов никаких не видели, всё было серым, как те тумбочки.
И это своё первое творчество они запомнили на всю жизнь. Спустя почти пятьдесят лет друзья со смехом вспоминают каждую мелочь своего высокохудожественного труда.
Хотя не все. Валентина уже нет, Царствие ему Небесное.
Лейтенант, идите в штаб, начальник вызывает, – комбат положил трубку телефона, – да поживее, выезд скоро.
Действительно, до отъезда транспорта на зимние квартиры оставалось не более получаса.
Саня, глянув на часы, быстрым шагом направился к штабу.
– Товарищ майор…
– Отставить, заходи. Садись.
Начальник штаба дивизиона майор Куранов оторвался от бумаг на столе и глянул на лейтенанта.
– Завтра едешь в командировку.
– Так у меня завтра зачёты на допуск…
– Подождут твои зачёты, тут государственное дело, понимать надо.
Да уж, наверно, действительно государственное, раз его, зелёного пацана, три недели как прибывшего в полк, вот так вот срочно направляют в командировку, – смекнул лейтенант.
– А куда, с кем, что там делать?
– Разговорчики. Помощник мой расскажет, – начальник штаба кивнул в сторону старшего лейтенанта Семчука, сидевшего чуть поодаль.
– Завтра в одиннадцать часов инструктаж. Готовься.
ПНШ[12] Семчук, проводив взглядом своего шефа, сел в его кресло.
– Товарищ лейтенант, едете сдавать установщик, а также изделия… – и Семчук на чисто ракетном языке стал перечислять единицы техники, которые должны быть отгружены на железнодорожные платформы и отправлены на завод в Брянск для ремонта и очередной технической ревизии.
– Ваша задача: в составе караула сопроводить технику, сдать приёмщикам и, получив документы, вернуться в полк. Вопросы?
Вопросов была масса.
Где эта техника, кто и когда её отгрузит.
Кто будет в составе караула?
Что за люди, кто ему их передаст?
Будут ли военнослужащие вооружены?
Ну и так далее и тому подобное.
А самое главное – с чего бы начать подготовку к отъезду?
Всё это было абсолютно непонятно лейтенанту.
– Так с чего начать?
– Послушай, мне сейчас некогда, давай завтра поговорим. Сам понимаешь, могу пролететь, автобус вот-вот уедет. А? – Семчук жалобно посмотрел на Саню.
– Ты вот что, сегодня подбери из состава своей батареи сержанта потолковее, у нас все так делают, отправляясь сдавать технику. Хорошо? Только поопытнее, потолковее. Он тебе и сам расскажет, что делать. Я побежал.
Вот те на.
Приехали.
Наговорили тут кучу распоряжений, а сами уехали.
Да…
Лейтенант вышел из кабинета. Вдали от КПП[13], весело урча, в сторону города тронулась колонна автобусов. В дверь последнего, уже практически на ходу, заскочил помощник начальника штаба Семчук.
Наказали, так наказали.
И так уж две недели без выходных и проходных, так ещё и сейчас думай, как да с кем ехать в эту чёртову командировку.
Однако надо что-то предпринимать.
Лейтенант тоскливо побрел в сторону казармы.
Идея насчёт толкового сержанта показалась ему интересной.
– Дежурный, Майсурадзе быстренько ко мне.
Минут через пяток в канцелярию батареи зашёл его подчинённый, младший сержант Майсурадзе.
– Слушаю вас, товарищ лейтенант.
– Тут вот такое дело…
Лейтенант коротко рассказал о распоряжении начальника штаба. Естественно, он боялся показать себя перед подчинённым абсолютным нулём в теме, а потому рассказ его был довольно путанным и непоследовательным.
– Ты ездил уже в такие командировки?
– И не один раз, в том числе и в Брянск.
Лейтенант повеселел.
Это уже кое-что.
В течение получаса сержант рассказывал молодому офицеру, что надо делать, готовясь к поездке. Во многом это был, так сказать, взгляд со стороны. Майсурадзе больше говорил о бытовой, практической стороне дела, об организации поездки речи быть не могло, не он же отправляет караул, это естественно. Однако и этого рассказа было уже достаточно, чтобы лейтенант успокоился и понял, с чего сегодня можно начать подготовку к командировке.
