Слова отца Игоря были слышны в соседних комнатах и западали в души всех, кто слышал его молитву.
– Пройдут заблуждения. И внемлет душа словам разума. И мощь бесов уляжется.
– Эх, не веришь, что выкарабкаюсь. Назло вам выкарабкаюсь. О чём с тобой говорить? Молись, молись тогда!
– Прости его, Господи! И днесь и присно и навеки!
Вставши, отец Игорь поднял глаза и наложил крестное знамение на себя, на больного и на комнату.
На закате дня воздух сгустился. Полевые и лесные запахи за целый день запеклись на солнце, и превратились из свежих, цветущих и благоухающих ароматов в тяжёлые и плотные приторные сгустки. Даже лёгкий ветер не сразу разогнал бы устоявшийся запах.
Мелкий березняк растянулся на две-три сотни метров вдоль края леса. Молодая берёзовая поросль росла, как трава. Посреди неё выделялся вспаханный ровный участок засеянного овсом поля. Таким поле казалось издали. При близком же рассмотрении оно вовсе не было ровным и таким уж густо засеянным, будто старческую, с редкими волосами голову старательно вычёсывали и вычёсывали, покуда на ней не остались самые крепкие волосы. Тут и там по полю зияли проплешины голой, иссушенной земли.
Солнце садилось. Небо багровело словно залитое кровавым месивом после побоища.
С лабаза Андрей в оптику рассматривал в поле кабана, который появился ещё до заката. Виден был только его хребет. Он останавливался, и в зелёной ниве овса показывалось его рыло. Принюхиваясь, он воротил морду то в одну, то в другую сторону. Пятак секача суетливо шевелился. Не обнаружив серьёзной опасности, кабан продолжал кормиться. Затем снова вскидывал голову. Теперь уже не двигаясь, шевелил ушами, как локаторами. При малейшем подозрении, ведомом только ему, кабан напрягал уши и прислушивался. Убедившись в безопасности, опять же относительной, возвращался к еде.
Андрей, пристально наблюдая за этим, подметил: кабаны не забывают об опасности при поглощении пищи. Они не смакуют пищу, как люди. Возможно, даже ухватив упругим рылом лакомый кусок корешка или ощипывая колосок с крупными зёрнами, они думают обо одном: об опасности с любой стороны, в любом, самом непредсказуемом виде.
Иногда высокая зелёная нива совсем скрывала животное из видимости. Тогда время замирало в ожидани: появится или с концами сгинул. Всё, ушёл! Мысли крутились вокруг одного желания: «Сейчас вернётся, должен появиться! Нет, не может быть, чтобы совсем. Он здесь. Да. Только где же?» Гадать было приятно, но бессмысленно. Но надо быть начеку.
Через минуту, может, пять, десять (на охоте и полчаса, как минута) в десяти метрах от того места, где зверь пропал из вида, со скоростью моргнувшей ресницы (вроде и взгляд не поймал) как будто картина на поле на миг изменилась, то ли точкой, то ли крапинкой, замеченной боковым зрением. Такое бывает от долгого смотрения, когда ждёшь и навязчивая мысль создаёт галлюцинацию. Нет! Таки снова нарисовалась долгожданная спина. Бурая, словно плавающая по зелёному овсяному полю.
Сердце Андрея колотилось. Казалось, оно взорвётся от восторга. Оно раздувалось, как шар. В тот момент, когда казалось, что оно вот-вот лопнет, от него отступала нахлынувшая волна. При необходимости хорошего прицела такое волнение могло сыграть злую шутку с охотником.
Виски покрылись каплями пота. Стёртые наспех ладонью, они попадали в глаза, резали и едко раздирали их, словно кислота. Спустя, две струйки уже щекотали кожу лица. Затекая в глаза и стёртые наспех ладонью, следующие капли резали и едко раздирали их, как брызнувшей кислотой.
Смягчающая резинка на оптике, примыкавшая к глазу, через пару секунд уже хлюпала, а стекло запотевало, так быстро собиралась на нём влага. Убрав палец со спускового крючка, Андрей поправил карабин, положил его для удобства на бок на перекладину в смотровом окне и принялся, не прицеливаясь, попросту разглядывать зверя в оптику. Около часа длился репортах из мира животных.
Раздался выстрел. Кабан тотчас исчез. Ранен – не ранен. Чпок. Был – не был. Характерного (по словам заслуживающих доверия охотников) звука пули, угодившей точно по месту, и сразившей кабана наповал, он не слышал. Сомневаясь, подумал: «Может, никогда не услышу». Охотничий стаж у него был небольшой, а эта, как он понял, особенность организма или слуха слышать или не слышать была индивидуальна. Отставив палку (охотники называют так ружьё или карабин) и забыв об осторожности, Андрей стремительно рванул по лестнице с шестиметровой высоты вниз – на поле. Громыхая по иссушенному зноем полю охотничьими бахилами, Андрей бежал к тому месту, где, по его мнению, должен лежать убитый секач. На ходу он доставал телефон, чтобы сообщить егерю об удачном выстреле, в чём не сомневался.
– Готов! Лежит, секачина.
– Сиди на месте. Запомни расположение на поле, где лежит. Собаки нужны?
– Нет. Нет! Какие собаки? Я уверен – лежит.
– Лады. Сейчас буду.
Егерь подъехал быстро.
Андрей вспомнил о наставлениях и следовал им. Он снова вскарабкался на лабазную лестницу, но внутрь не полез. Вся одежда взмокла на нём. А там, внутри, уже не хватило бы воздуха. Он решил дожидаться егеря в трёх метрах над землёй, на лестнице, по которой забираются на лабаз.
Охотнику всегда мерещится, что дикие звери выслеживают человека с ружьём и могут к нему подбежать и закусать до смерти. Почему-то дикие звери представляются в виде разъярённой стаи, смахивающей на собачью. А главный среди них – лесной хищник – очень похож на огромного волкодава, только видится кабаном, лосем или волком, рычащим и оскалившимся. По всей видимости, тем зверем, на которого и захотел поднять оружие охотник.
Уазик «Буханка» вынырнул из мелятника внезапно и бесшумно. До него метров пятьдесят, может меньше, может, чуть больше, но всё происходило, как в немом фильме. Егерь вышел из машины и, не прикрывая дверцу, чтобы не создавать лишний шум, двинул по полю.
Он шёл неспеша, высматривая следы и пытаясь среди них разглядеть свежие. Андрей знал, насколько обманчива такая медленная походка. Два к одному, если он не будет торопиться. Во время зимней облавы на волка он не раз видел, как егеря наматывали по пятьдесят километров за день, лишь по нескольку раз во время перекура переодеваясь в сухое. Столько потов сойдёт, захочешь – не сгонишь! А попробовать, как они, так не пройдёт и двух часов, немочь скуёт, и шагу не шагнёшь.
Егерь знаками велел указать, куда ему следует направиться в поле. Андрей показал. Дойдя до места и потоптавшись, внимательно осмотревшись, он несколько раз переспрашивал: «Здесь ли?» При том всякий раз смещался на несколько метров. Андрей настырно возвращал к тому месту, которое он показал ему в первый раз. Каждый раз егерь, получив положительный ответ, разочаровывался. Андрей не сдержался и закричал в нетерпении, тем самым подгоняя свой успех:
– Что там? – внешне он оставался спокоен.
– Нет никого, – голосом раздражённого и обманутого напрасно человека отмахнулся егерь. – Промахнулся, может? – привычно засомневался он, уверенный в своём вопросе, чем вызвал досаду у неподвижно сидевшего на лестнице Андрея, внутри которого кровь клокотала, как перед экзаменом.
Обойдя метр за метром и не найдя ни малейшего подтверждения, егерь позвал:
– Подь сюда, – и подвёл итог: – Промахнулся.
Сломя голову Андрей, сомневаясь в словах егеря, бросился к тому месту, где по расчётам должен лежать подстреленный зверь. Подбежал и как будто, даже не знал, чего искал. Он не мог найти ни капелюшечки крови, ни даже намёка на неё. Очевидно было, по всем признакам, что пуля прошла мимо.
– Оттуда пришёл, – Андрей равнодушно ткнул в ту сторону, откуда, как он помнил, заходил кабан. И заходил-то несколько раз, не решаясь сначала, потом возвращаясь несколько раз.
Всем этим и поделился Андрей с егерем. Уж коли проззявил, то хоть рассказать, что видел, не проспал.
Дойдя до того участка на краю поля, где лес примыкал плотнее всего, а многометровый кустарник служил соединительной перемычкой, егерь отшатнулся и повернул обратно и вернулся на поле.
– Андрюх! – позвал он.
Тот направился к нему.
– Закуривай. Собаку надо.
– Не понимаю, почему, – сказал Андрей, но всё-таки обрадовался, потому как понял: егерь распознал где-то следы раненого зверя.
– Пойдём покажу.
Они подходили к тому самому кустарнику, и егерь показал на нём едва заметные кровоточины. Через пять-шесть метров на мелкорослой ели в небольшом елошнике показал ещё.
– Подранок. Без собак не найти. Лишку только набегаешься.
Андрей достал сигарету и крутнул колёсико «Крикета». Егерь обернулся и внимательно его оглядел.
– А где карабин?
– Где? – переспросил Андрей. – На лабазе оставил. А где ему быть? Что с тяжестью таскаться?
