– Что, например?
– Экстрасенсорные способности. До эпидемии они были естественны, как дар художника или певца. После института я как-то помогала одному орнитологу делать рисунки, и он уверял, что предки людей были крылаты. Отсюда и мечты о крыльях, хотя на самом деле это не мечты, а остаточные явления утерянной способности полета. Мы говорили о йогах и некоторых летающих святых. Я увлеклась книгами по аэронавтике.
– Начали мечтать о крыльях?
– Да. Поэтому прервала все связи и переехала в этот город. Четвертый год работаю над «мечтой».
– А на жизнь как зарабатываете?
– Фриланс, – небрежно махнула она рукой, не считаясь, очевидно, с тратами на существование. – Я начала с методики оптимального времени сна. Теперь сплю три часа в сутки. Меньше невозможно, окружающее становится нереальным.
Подобное состояние было Елене знакомо. Бодрствуя ночами за компьютером, она, казалось, уставала не мозгом, а зрением. Отдыхала, разглядывая обои на стене, и однажды на них появились зебры – плюшево-выпуклые, как звери в книжке с магическими картинками. Рисунок полос на шкурах повторял узор обоев.
Антонина пересела столу и, держа карандаш в левой руке, несколькими штрихами набросала поразительно точный Еленин портрет.
– Как быстро! Вы очень талантливы и вы… левша?
– Нет. Я просто возвратила рукам синхронность, утерянную нашими предками. Но в начале своего плана я взялась за исследование органов «простейших» контактных чувств – вкуса, осязания, чтобы позже перейти к более сложным дистантным: обоняние, зрение, слух. Это было нужно для изучения работы вестибулярного аппарата. В некотором смысле он – рудимент нашего чувства полета. После многих проб и ошибок мне удалось овладеть тонкостями вкуса. Вы не представляете, какой широкий вкусовой спектр обнаружился у обычной хлебной горбушки! Ощущения – от мускульного до теплового. Я почувствовала «историю» этого ломтика от зерна до металла формы, в которую вливали тесто. Будто попала в сопредельный мир, превышающий возможности человеческих рецепторов. Так же было потом с остальными чувствами. Затем у меня возникла идея создать графику чувствительности тела.
Она пощелкала компьютерной мышкой:
– Вот, смотрите.
На экране задвигалась ломаная алая линия, словно ребенок водил по бумаге фломастером, не отрывая руки от листа. Фон побагровел, линия забегала стремительнее. Чертеж обрастал веточками капилляров, наливался соком и на глазах вызревал в рубиновый плод… В глубине багряного сумрака засияло сердце! Живое и упругое, как сжатый кулак. Послышался прерывистый, наподобие морзянки, стук, и оно затрепетало.
– Впечатляет, – сказала Елена. Девушка торжествующе оглянулась.
Рядом с сердцем сконструировалось нечто двустворчатое, светло-розового цвета. Модель завибрировала и начала издавать колоратурные звуки. На верхних нотах она слегка вздымалась.
– Легкие?
– Да. Но вы, надеюсь, поняли: это не относится к биологии. Это, как бы точнее выразиться, духовная анатомия человека. Сверхчувственная его природа. Я придала чертежам многомерность, потому что мне было необходимо материализовать чувство полета.
На мониторе возникали новые фигуры. К почечным трелям подключился саксофон печени. Взбухая в лиловых изгибах, со звуками волынки загудел еще один петлистый «инструмент».
– Полтора года я работала над отдельными схемами органов. Когда все они были готовы, соединила их так, как они расположены в строении тела.
Макет понемногу заполнился плотью, кровью, покрылся кожей и принял окончательные очертания. Елена ахнула: перед ней всплыло фантастическое существо! Из подмышек его распахнутых рук выпростались сквозистые крылья. Красивое лицо приблизилось к реверсу экрана. Глаза напоминали крупные черные жемчужины, ноздри тонкого носа еле заметно подрагивали. Елене казалось, что существо не только разглядывает, но и обнюхивает ее. Какое-то наваждение!..
Антонина отключила звук:
– Я показала вам результат, полученный мной из сложенных диаграмм.
Существо раздвинуло глубокую продольную морщину в середине безбрового лба, и в ней, как всунутый в щель леденец, замерцало прозрачно-зеленое око.
– Дополнительный глаз.
– Он слепой?
– Я тоже так было подумала, но выяснилось, что у него не внешнее, а внутреннее зрение. Как бы рентген.
Внезапно леденец ярко вспыхнул, и морщина сомкнулась. «Сфотографировал?» – дрогнула Елена.
– Исследование подтвердило мою теорию об эпидемии. Деструктор изменил человеческий геном. Мы довольствуемся остатками возможностей, трансцендентный мир нам недоступен.
Рукокрылое существо полетело в экранное небо. Внизу белели плоские крыши разных геометрических форм. Гряда зубчатых гор уходила в синеву, легкая дымка окутывала пики средних вершин.
– Я нашла мускульную энергию, которая делает полет возможным, но не знала, как привести ее в действие. О звуке забыла. Обычно отключаю его.
– Мешает?
Она замялась:
– Видите ли, компьютерный человек – это я и есть. Просто в другом воплощении. Его органы – материализация моих чувств, а звуки – то, как они реагируют на внешние раздражители. Вот, возьмите наушники, прижмите к ушам плотнее… Слышите?
Елена кивнула, изумленная ожегшей уши лавиной звуков. Слуховые ощущения были полны и совершенны. Эфирный ток проник в кровь, разнесся по телу, и невесомое тело поплыло ввысь. Его несла музыка диковинного оркестра.
– Достаточно, – донесся смущенный голос.
Стены и вещи вытягивались и влеклись в иллюзорную пустоту. С минуту Елена еще парила во вневременье. Острая боль падения ударила не по наружной части тела, а словно гортань на мгновение замкнуло хрупким шаром тончайшего стекла и он разлетелся с явственно слышимым звоном.
За окном нехотя синели сумерки утра. Медленно возвращался привычный мир.
– Подозреваю, что «моя» музыка делает реальным только мой полет, – сказала Антонина. – Ведь я эксплуатирую собственные чувства. Кто-то другой, может, сумел бы заставить работать другие сенсоры.
А нужны ли человечеству крылатые? – размышляла Елена подавленно. Не угрожает ли бесспорное превосходство этой новой расы порабощением деградирующей популяции?..
Впрочем, бред! Чувства не более чем эмоциональные колебания в мозгу и не могут материализоваться. Человек не способен летать… но что я тогда видела и слышала? Что это было – высокохудожественная мистификация, гипноз, оптический и слуховой обман?
Передернула плечами, стряхивая с себя чары чужого внутреннего космоса.
Безумный поэт создал Страну крыс на себе. Безумная художница извлекла из себя сверхчеловека. А она, Елена, попалась на удочку больного воображения потому, что, кажется, сама находится где-то рядом.
– Мой аэродром, – кивнула Антонина в сторону балкона. – Жаль, места маловато для хорошего разбега. Я пока, честно сказать, трудно летаю. Поднимаюсь чуть выше фонарей.
Девушка определенно была сумасшедшей, но не без любопытных способностей. Елена вынула из сумки ручку и блокнот:
– У вас прекрасные мультипликация и музыка. Эти фокусы сто́ят материала! Почему вы не хотите, чтобы люди знали? Пусть не сейчас, пусть со временем вам будут нужны сподвижники, с которыми вы могли бы вместе…
– …весело летать по просторам? – перебила Антонина, сощурив глаза.
– Извините, я не хотела вас обидеть…
– Вы меня не обидели. Вы меня просто не поняли.
Она вышла в кухню.
Елена оделась и, со смятением в душе, ждала у окна. За ним снова кружились снежинки. Обычные, не длинные. Справа в голубеющих сугробах темнел котлован. Недавно здесь, по-видимому, снесли здание. Из снега торчала труба в ржавых потеках. Подступал новый день житейских забот, радостей, смут и грехов… Да, грехи мои тяжкие… Когда Юрьевым придет срок «умереть в один день», Юрьев очутится в небе один. Вряд ли его жене простят грех аборта.
Каждый день может быть грешен в разнообразии действий и мыслей. Вчера Елена думала о назревшем кризисе дружбы с Наташей, сегодня – о назревшей в себе гордыне. Пора наконец признать: носясь с несуществующим синдромом отторжения, некая Ю.Е.Д. посчитала себя особенной личностью. А особенного в ней только и есть, что привычка к колупанию слоев своей надуманной обособленности.
– Вы напрасно потратили на меня время, – сказала за спиной Антонина.
– Нет, я нисколько не жалею, – обернулась Елена, встрепенувшись. – Крылатый человек… он потрясающий, невероятный… очень хотелось бы встретиться с вами снова, чтобы…
Девушка выставила ладонь в жесте «остановитесь», и Елену внутренне покорежило от собственной фальши в интонациях и словах.
– Другой встречи не будет. Если что-то из нашей беседы прорвется в газету, я сотру файлы. Прощайте.
Вместо обнадеживающего «до свидания» она предпочла это книжное слово. Обрубила фразу, недосказанную Еленой, отторгла ее от себя. Через пару минут незадачливая гостья ощутила себя камнем Галилея, по закону гравитации приземлившимся с Пизанской башни на землю улицы.
