Открылась полупрозрачная дверь в палату на двоих, где я оказалась после родов, и медсестра в голубом костюме, похожем на пижаму, легко скинула мне на подушку завернутое в пододеяльник смуглое, румяное, очень серьезное существо. Оно хлопало глазами и, как мне показалось, смущенно и гордо посматривало на меня. Не мимо, не двумя глазами в разные стороны, а прямо на меня.
– А что вы хотите? – почему-то возмущенно объясняла мне позже педиатр. – Ребенок доношенный, поздний, срочный – день в день, будет много сюрпризов, ждите… Смотрела прямо на вас в первый день жизни? А стихи вам не читала? Нет?
Я же просто задохнулась от любви, нежности и счастья. Я никогда раньше не знала, что такое любовь. Я, которая… Ой, да что там теперь вспоминать! Разве можно сравнить то, что я считала раньше любовью, с тем, что захлестнуло меня, когда я увидела этого маленького, беспомощного и очень достойного человечка. Он, вернее, она аккуратно выпила четыре капельки молозива из трех имевшихся у меня и уснула, положив крохотный ротик на мою грудь. «Мое», – как будто бы сказало мое дитя, и спроси в тот момент, как меня зовут, я бы, наверно, смутилась от такого неожиданного и сложного вопроса.
– Ты в коридорчик не выйдешь?
Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.
– Эй, мадам, если ты уже это… ну в общем… это самое… подожди пока в коридоре, а?
Я с трудом оторвалась от прекрасного смуглого личика моей поздней, долгожданной, самой прекрасной дочурки, сконцентрировалась и увидела грязные задники мужских ботинок, на которых спереди были неаккуратно натянуты больничные целлофановые бахилы.
– Э-эй!.. – Полноватая рука пощелкала прямо перед моим носом. Меня обдало сильным кислым запахом. Несколько крошек то ли хлеба, то ли чего-то еще ссыпались мне на подушку, где лежала моя дочка двух часов от роду. Я страшно удивилась. Возмущаться сил у меня еще не было. Из-за слабости, из-за счастья.
– Че, не слышишь? В коридор пойди погуляй! Ребенок тебе еще нужен? Или отнести его?
Я посмотрела на молодого обрюзгшего парня, тянущегося к моей дочке, которой еще не исполнилось суток.
– Руки убери!
– Че ты сказала? Я не понял? Ты че сказала?
В палату заглянула медсестра.
– Покормила?
– Да, я…
– Хорошо. – Она ловким движением подхватила мою малышку. – Полежи, отдохни. У тебя есть еда?
Парень, который так и стоял около моей кровати, неопределенно хмыкнул.
– Есть, – ответила я. – А, простите, почему у нас в палате посторонние?
Медсестра не очень довольно взглянула на меня.
– Главврач разрешил.
– В смысле как – разрешил?
– В прямом! – Парень помахал какой-то бумаженцией. – В течение сорока дней в любое время захожу и сижу здесь, сколько хочу, поняла?
Я перевела глаза на медсестру. Та пожала плечами и побыстрее вышла из палаты.
– Давай, ты че, плохо слышишь? Пойди погуляй!
– Вы что, с ума сошли? У вас ботинки грязные, выйдите отсюда!
– Ща тебя отсюда вынесут! По-бырому вышла!..
Я решила не связываться и, с трудом встав (после родов мне делали маленький наркоз, отчего было трудно теперь дышать и кружилась голова – это если не считать усталости от самих родов), вышла в коридор. Представляю, что сказала бы я парню сейчас. Когда-то я думала, что русская интеллигенция сильна своей интеллигентностью и что никакая съехавшая набок от собственной наглости и плебейства морда не может заставить меня говорить на ее языке. Нет, не надо говорить на ее языке. Но и мой язык она не слышит и не понимает, так же как человеческое ухо воспринимает звуки лишь в диапазоне от двадцати до двадцати тысяч герц, другие – нет.
Парень вышел минут через двадцать, которые показались мне вечностью. Сесть в узком коридорчике было негде. Где лежала моя дочка, я не знала. Двадцать минут я стояла, опершись на стену, и вспоминала лицо своей девочки. Сердце билось горячо и медленно, тяжелыми редкими толчками.
Мельком взглянув на меня, парень неопределенно махнул рукой в сторону палаты. Я кивнула и вошла. Родившая пару дней назад соседка прикрыла глаза, чтобы не разговаривать со мной. В палате стоял тяжелый запах мужского пота и табака.
– Я открою окно? – спросила я и, не дожидаясь ответа, приоткрыла форточку.
– Ненадолго! – капризно ответила мне соседка, на вид вполне милая и совсем молодая роженица.
– Хорошо.
Ближе к вечеру к ней пришла мать. Грузная, неопрятная, моложавая еще женщина принесла с собой в палату внятный запах перегара. Я только вздохнула. Ладно, проветрю. Мамаша села и стала отчаянно чихать.
– Вы нездоровы? – насторожилась я.
– Ага, грипп, – бодро ответила мне та. – Никак не поправлюсь. То понос был, то кашель замучил. Сегодня с утра вырвало, вроде полегчало.
«Встала и – вышла», – велела бы я сейчас. И, скорей всего, тетка бы вышла. Тогда же я прикрыла нос одеялом и решила потерпеть, не связываться. Мамаша моей соседки чихала и чихала, сморкалась, кашляла… Я не выдержала, встала, сама вышла из палаты.
– Что маячишь? Полежала бы… – сказала мне медсестра, проходя мимо.
– Да там… Мамаша больная к соседке пришла…
– Вот люди, а! – медсестра досадливо махнула рукой. – Тупые и упрямые! Ладно, позвони пока кому-нибудь… У тебя карточка есть? Или иди, зайди в ординаторскую, бесплатно позвони…
– Да нет, мне не надо, спасибо… – ответила я, увидев, как в конце коридора появилась старшая медсестра с большим букетом темных роз. Черных роз. Когда она подошла ближе, я разглядела их как следует. Да, розы практически черного цвета. Темно-темно-бордового, такого просто не бывает в природе.
– Кто тут у нас Лебедева?
– Я…
– Тебе передали! Глянь какие, а! Шикарные…
Я с осторожностью взяла страшный букет.
– Точно мне?
– Ну ты Лебедева? Родила сегодня?
– Да…
– Значит, тебе.
– А… кто принес?
Медсестра остро взглянула на меня.
– Я не знаю. Мне из приемного позвонили, сказали, чтобы забрали. Сюда же никому нельзя.
– У меня мужа к соседке пускают. Ему пропуск на сорок дней выписали…
Старшая медсестра нахмурилась:
– И что ж это, она у нас собирается сорок дней лежать? Во дают, а… Как в санаторий закладываются.
– А меня когда отпустят?
– Через неделю, как положено.
– А раньше нельзя?
– Зачем тебе?
– Я… – я вздохнула. – Я не люблю больницы. И я к маме хочу.
– Есть мама-то? – медсестра улыбнулась. – Это хорошо. Что ты в коридоре маешься?
– У меня там посетительница, с гриппом…
– Да вы что, в самом деле! – всплеснула руками старшая медсестра. – А ну-ка, – она вошла в палату, – женщина, вы хорошо себя чувствуете?
– Я – да, – ответила мамаша моей соседки и неожиданно чихнула так, что обрызгала слюной медсестру, которая стояла у моей кровати, в метре от той.
– Так, знаете что… – Старшая медсестра подбоченилась и показала на дверь. – Немедленно выйдите отсюда!
– Да нам главврач разрешил!
– И вам тоже разрешение на сорок дней выписали? – уточнила медсестра.
– Да!
– Покажите!
– С чего это? Вот… – Мамаша соседки помахала бумажкой, той же, что была у ее зятя, или другой, и спрятала ее обратно.
– Дайте-ка сюда! – медсестра решительно подошла к ней. – Давайте-давайте!
– С чего это я документ вам буду давать? Мне главврач подписал! Вы вообще кто такая? Врач?
– Я, женщина, старшая медсестра.
– И че?
– Да ничего. Хотя бы то, что любая медсестра, с которой вы собачитесь, подмывает вашего внука или внучку и приносит ребенка вашей дочери, у которой нет молока.
– А не ваше дело! Вы за старородящими следите! – кивнула на меня мамаша.
Я лишь вздохнула. Соседка, недобро прищурясь, смотрела на меня.
– Что? – оглянулась на меня и мамаша. – Настучала? А у нас пропуск!
– Я жду! – медсестра не отходила от мамаши.
– Я не дам вам пропуск, – четко ответила та и вытянула ноги. – Нам главврач разрешил ходить в любое время в течение сорока дней.
– Хорошо, – сказала медсестра и вышла.
Мамаша тем временем засобиралась.
– Ну, дочка, я пойду…
Через пару минут в палату вошла врач. За ее спиной я увидела ту же старшую медсестру.
– Добрый день, как здоровье? – приветливо сказала врач. – А, у нас посторонние! Можно полюбопытствовать, взглянуть на ваш пропуск?
– Да нам главврач выписал пропуск на сорок дней!
– Я слышала, – кивнула врач. – Еще я слышала, что вы пришли с инфекцией в наше отделение, где лежат и так не самые здоровые мамочки.
– Я? – удивилась мамаша и снова отчаянно чихнула. – Ой…
– Вот и я говорю… Я жду, дайте пропуск.
Мамаша помахала бумажкой и попыталась проскользнуть мимо врача.
– Да нет, ну вы что… Взрослые люди, – вздохнула врач и ловко выхватила бумажку из ее рук.
– Произвол! – крикнула мамаша, но не очень громко. – Ну смотрите, смотрите…
Врач внимательно изучила бумажку, потерла ногтем какое-то место на пропуске и снова пригляделась.
