– Вот оно как, – не зная, что сказать, Виктор помолчал. – А кем ты меня представила?
– Тебя? Товарищем по работе, другом даже. Я была неправа?
– Ты права, Оля! Будем дружить! – заключил Виктор.
Пожав руки, они расстались у дома Оли.
Оля всё больше нравилась Виктору. Они стали встречаться у Стаса. Приносили сладости к чаю и для Владика. Общались, Оля с Томкой, Виктор со Стасом. Пили чай и потом уходили в коридор, облюбовав себе место на ларе, где Томка хранила старые вещи. Они сидели, прижавшись друг к другу плечами, касались руками, но ему и в голову не приходило обнять Олю или поцеловать, хотя разговоры становились всё более доверительными и откровенными.
О чём они только ни говорили! Часто разговор касался книг, ими читанных, литературных героев и героинь. Виктор признался в подростковой любви к Павке Корчагину и парню из «Школы» Гайдара. И Печорин, фаталист и покоритель женских сердец, был одно время его кумиром. Виктор копировал его вежливо-презрительный тон, манеру поведения.
– А твоя героиня кто? Наташа Ростова или Жанна Д’Арк? – как-то поинтересовался Виктор.
– Смеёшься? В пятом классе я прочитала «Евгения Онегина» и запала, что называется, на Татьяну Ларину. В старших классах страсти по «Онегину» поутихли, а выпускной вечер перечеркнул мою виртуальную любовь. Да и любовь вообще…
Вопрос «Почему?» Виктор посчитал бестактным, и рассказал о своём выпускном, суматошным, немного пьяном, с массовым купанием в реке. Тогда Толика Лизунова чуть не утопили, еле откачали… Большинство из класса готовилось служить Родине. Никто не откупался, не «косил». Отец ему тогда сказал: «послужи сынок, научись подчиняться, чтобы потом мог командовать».
И он послужил…
Виктору пришло письмо от матери. Писала она, что прибаливает, скучает по нему, хочет, чтобы приехал хоть на недельку. Отец слабеет, возраст даёт о себе знать. Родни в городе почти не осталось. Старые умирают, молодёжь разбегается кто куда. Антонина иногда заходит. С новым боссом у неё разногласия. В конверте был вдвое сложенный листок бумаги – записка от Антонины. Писала его бывшая, топ-модель городская, что учла свои прежние ошибки и готова вновь продолжать совместную жизнь.
Виктор сунул письмо и записку в карман перед уходом к Стасу, а, уходя вместе с Олей, вспомнил:
– Мать прислала письмо, зовёт в гости.
Виктор достал письмо, и в отрывках, пропуская подробности, прочитал.
– Виктор! Ты должен обязательно поехать. Когда у тебя отпуск?
– Могу хоть завтра взять отпуск, только время не отпускное. У нас сейчас грязюка по колено, и искупаться в речке нельзя…
– Какая речка! Мать же тебя просит приехать! – возмутилась Оля.
То ли из хвастовства, то ли по глупости Виктор подал Оле записку.
– Что за писулька? – Оля улыбалась, разворачивая листок.
– Прочти!
Оля пробежала взглядом короткие строки записки, потом ещё раз, и вдруг начала бледнеть. О таком Виктор только читал в романах, но никогда не видел. Ему показалось, что Оля падает. Он обнял Олю и прижал к себе.
– Оля, что с тобой?
Она освободилась от его объятий, отстранилась.
– Так что с тобой, Оля?
Она достала из кармана платочек и провела им по лицу.
– Дурак ты, Виктор! Я люблю тебя… Вот что со мной…
Виктор почувствовал, как кровь бросилась к его лицу. Этот клочок бумаги сработал, как детонатор.
«Я, конечно, был дурак, не заметивший, как Оля раскрывалась передо мной в разговорах, как влюблённо смотрела на меня при встречах. Я дурак, я слепой… Что сейчас сказать ей в ответ, что?»
– Проводи меня домой, Виктор. Устала я от всего этого…
Он шёл рядом с Олей, о чём-то говорил… Сказал, что поедет к матери во вторник. Оля безучастно обронила: «Езжай».
В понедельник в цехе Виктор подошёл к Оле, поздоровался. Она посмотрела на него каким-то потухшим взглядом, сказала: «Здравствуй, Виктор» и отвернулась к станку.
В его родном городе, на неглавной его улице, грязи хватало. Мать плакала от радости, отец, покашливая, курил самосад – сигарет он не признавал. Он действительно сильно изменился. Остатки седых волос лохматились за ушами, ввалились щёки. Он приглядывался к Виктору, интересовался его работой.
– Работа твоя несерьёзная – чужие огрехи искать. Работа – это когда готовую вещь свою можно в руках подержать… Да ладно! Сейчас молодые, здоровые парни не работают. Покупают – продают. Базар!
На правах экс-супруги пришла Антонина. Топ-модель. Высокая голубоглазая блондинка, с грустной миной на намакияженном лице.
– Витя! Я тебе в записке всю правду написала, и готова поклясться…
– Тоня! Не клянись. Поезд ушёл. Тот, свадебный… – прервал Виктор её монолог.
– Но почему? Ведь мы почти два года с тобой жили… Я заведу ребёнка… – настаивала Антонина.
– Заводи. Всё у тебя впереди, только не со мной, – отрезал Виктор.
Он увидел, что Антонина приходит в состояние ярости, как случалось с ней и во время их супружеской жизни. Не сказав «до свидания», она ушла, хлопнув дверью.
Узнав о приезде Виктора, пришёл младший брат отца, дядя Иван. Он всю жизнь до пенсии проработал сельским учителем. Любил выпить и пофилософствовать. Виктор помнил, как узнав, что он собирается жениться на Антонине, дядя Иван высказал мысль, верность которой осозналась много позднее:
– Красивая у тебя, племяш, жена будет. В моё время такие девчонки редко попадались. Были росточком поменьше, фигурой поплотнее. Красивая Тонька, ничего не скажешь! Женишься – сразу заводи ребёнка. Да не одного! Тогда и будет семья. Без детей, без домашнего хозяйства, женщина не жена – игрушка. А игрушку или выбросишь, или она сама к другому перебежит.
С дядей выпили по чарке, поговорили. Вспомнив про Антонину, дядя Иван повторил ранее сказанное: «Пустая девка».
Дожив до субботы, Виктор совсем заскучал. Смотрел в окошко, как, размешивая грязь резиновыми сапогами, идут в кинотеатр парочки. Смотрел. Думал.
Конечно, он любит Олю. Это не прошедшая шальная страсть к Антонине, не влюблённость к Тане… Эта любовь, о которой ему рассказала бабка Мария, покойница.
– Егор ведь так жалел меня! – вспоминала она мужа. – И я его жалела.
– А любила ты, бабка Маша? – Виктору тогда было шестнадцать, и вопросы любви его интересовали.
– А как же! Только это пока мы с Егором женихались…
Виктор как будто знал Олю много лет, любовь его к Оле подходит под формулу любви бабки Маши: он Олю желает и жалеет…
Он взял билет на поезд и послал Оле телеграмму. Последнее слово в телеграмме было: «Люблю».
Оля бежала по перрону, разбрызгивая мокрый снег. Она поскользнулась, чуть не упала, и сердце Виктора сжалось от испуга. Она подбежала, сверкая своими азиатскими глазками, счастливая и… испуганная. Виктор обнял её и осторожно поцеловал. Первый раз поцеловал…
У него оставалось ещё несколько дней отпуска. Виктор то садился за стихи – они не шли, то выходил в город, подходил к ещё скованной льдом реке. Он позвонил Тане и сообщил, что в его жизни грядут изменения. Она выдержала паузу и потом буднично спросила:
– Это та девушка, с которой был на спектакле?
– Да…
– Поздравляю. По-моему, она хорошая. Счастья тебе, Виктор. – и повесила трубку.
В пятницу они с Олей подали заявление на регистрацию брака, а вечером пошли к Стасу.
Стас бурно выразил своё одобрение и, конечно, предложил отметить этот факт застольем.
– Томка! – в обычной манере он дал указание жене, какая уже обнимала Олю. – Готовь всё к столу, а я в гастроном. Вы, голуби, сидите, воркуйте.
Виктор вручил остатки отпускных Стасу. За столом тот сыпал тостами и пожеланиям. Томка пила с ним на равных. Стас хвалил Олю, ругал Томку. Подтянув Виктора к себе, предложил на ухо:
– Оставайся у нас с Олькой. Наша кровать в вашем распоряжении. Вы же молодожёны!
Томка ушла к Владику в спальню, Стас успокоился, уткнувшись в стол лицом, а Виктор и Оля ушли на «своё» место и сидели там, держась за руки.
– Ты знаешь, Витя, баталии у нас в доме не прекращаются. Мама все сплетни о тебе собрала и выложила на семейном совете. Отец и слушать не стал. Сказал, что Виктор, то есть ты, мужчина, и этим всё сказано. Татьяна посмеялась и пристыдила мать, а та всё причитала о Вадиме, какой он талантливый, культурный, интеллигентный… Я встала из-за стола и ушла к себе.
– Оля, а Стас расщедрился и предложил нам, как молодожёнам, свою семейную кровать. Прямо на эту ночь. – неожиданно с улыбкой сообщил Виктор.
Вдруг Оля опять начала бледнеть. Она справилась с собой, вздохнула, держась за сердце. Виктор с испугом глядел на неё, не понимая причину шока.
– Витя! Я не девушка… не девственница. Тогда, на выпускном, напоил меня… подонок…
Лицо её исказилось гримасой горя, и она зарыдала.
Виктор обнял Олю, прижал её к себе:
– Дурочка ты моя! Любимая дурочка!
– Ну, какие планы, сынок?
