– Которое высушили и выкурили… – Павел рассмеялся. Потом:
– А дальше?
– А дальше он был мухой, – сказала Алина, – он жил в бутылке из-под вина.
– Да… – подал голос Андрей Петрович. – А теперь он котенок. Рыжий котенок Васька.
– Браво! – Павел громко поаплодировал в одиночестве. Звук его хлопков отрикошетил от скрытых во мраке стен ресторана и вернулся эхом назад.
– Кстати, о самоубийцах. Тут, говорят, доктор какой-то недавно свел счеты со своей собственной жизнью… Нет, вы послушайте меня: «Свел счеты с собственной жизнью!» Надо же…
– Да… – Зинаида допила вино одним глотком. – Полгода уже как… Бедненький… Тоже по любви…
– Тоже, как и кто? – спросила Алина.
– Ну этот… – Зинаида посмотрела на корзину. – Лаборант…
– Просто уточнила, – Алина сделала большие глаза и пожала плечами.
И глаза, и плечи предназначались Павлу.
Тот кивнул:
– Так вот. Доктор этот не повесился. Его повесили.
Наташа Витальевна Рябухина загнала в палату братьев Гинеатулиных, сделала укол пенсионеру Вилькоцкому, вошла в свой кабинет и закрылась на ключ изнутри. Подошла к большому зеркалу у окна.
За окном было темно.
В зеркале была Эмилия.
– Пузо, Железо… Что еще на «зо»?.. – произнесла Наташа вслух.
– Крузо? – предположила Эмилия.
– Нет… – покачала головой Наташа.
– Шизо, – сказала Эмилия.
– Точно! – Наташа улыбнулась. – Шизо!
Они с Эмилией расстегнули халат, повесили его на гвоздик рядом с зеркалом и опять принялись рассматривать друг друга.
– Значит, пойдем? – спросила Эмилия.
– Да, – кивнула Наташа.
– Что будешь читать?
– «Доктора».
– Хороший выбор.
– Да, – сказала Наташа и решила, что до хотя бы конца сегодняшних суток больше Наташей быть не собирается.
– «Короткие и Унылые?» – спросила она у своего отражения.
– А вот и нет, – сказала она, посмотрела на часы и пошла к двери.
– Как повесили? – Андрей Петрович перестал жевать. – Следствие же показало, что это самоубийство… Я сам со следователем разговаривал. Лично.
– А вот так, – Павел посмотрел на часы. – Убийца действовал в порыве ярости, но расчетливо и аккуратно. Видите, даже опытные сотрудники уголовного розыска не смогли найти состава преступления. А между тем состав был. Его задушили веревкой, а потом подвесили к потолку.
– Господи… – Татьяна приложила руку к сердцу. Она выглядела испуганной:
– Доктор-то здоровенный был. Полтораста килограммов весил, не меньше! Это ж, какой силищей обладать надо!
– Да, – Павел кивнул, – этот человек…
– Вам кто-то звонит! – сказали из кухни громко.
Все обернулись и увидели Светку. Она двумя пальцами держала мобильник Павла в вытянутой руке. Мобильник жужжал вибрируя. Словно пытаясь выкарабкаться из крепкой хватки. Мерцал экраном, подавая сигналы световым Морзе.
– Это не звонят, – сказал Павел и вновь обернулся к сидящим за столом, – так вот. Этот человек подвержен приступам ярости. В такие моменты он способен зубами откусить кусок подковы и завязать рельсу узлом. Хотя по его внешнему виду об этом догадаться невозможно. Этого человека покойный доктор считал своим другом. А зря. Потому что тот не хотел быть ему другом. Этот человек любил его. И не желал ни с кем делить. Поэтому задушил. И повесил.
– Он что, гей? – спросил Андрей Петрович. – Убийца?
– Нет, – сказал Павел, вставая и вытирая руки салфеткой. – Не гей. Вы, кстати, его знаете.
– Я??? – Андрей Петрович поднял брови.
– Да. Но под другим именем. Настоящее имя его совсем иное, – Павел хлопнул себя по лбу, – да, что это я! Этот человек сейчас стоит у черного хода и ждет, когда я его впущу.
Павел быстро ушел в темноту.
Все напряженно смотрели друг на друга.
Слышали, как отодвинулся засов. Как открылась и закрылась дверь. Пауза. Снова открылась. И закрылась. Шаги. Мобильник в кармане Петра Продана завибрировал.
«Убей его» – на узком черно-белом дисплее.
– Дамы, – Павел вошел в круг мягкого света, – господа. Позвольте представить вам Эмилию.
***
Эмилия стояла, держа руки в карманах своего светло-коричневого плащика и пряча подбородок в растянутом вороте черного свитера. Она ощущала, как начинают неметь пальцы ног. Как впитывают они сквозь тонкую подошву холод почвы, остудившейся к этому часу до температуры «0» градусов по Цельсию. Эмилия чувствовала запах подмерзающей помойки: ящик с отходами из ресторана был в пяти шагах от нее. Дверь черного хода, ведущего внутрь, – в двух.
Эмилия слышала звук удаляющегося в сторону Москвы восьмичасового товарняка и хотела развернуться и уйти, когда дверь открылась.
Человек подошел к Эмилии вплотную.
Посмотрел вправо.
Наклонился чуть вперед: его ухо оказалось прямо у губ Эмилии. Она вдохнула запах его одеколона. Прошептала в один из самых безупречных акустических приборов, созданных в этой части Вселенной:
– Шизо…
– Отлично – громко сказал Павел, – изумительно. Прямо в точку. Даже я об этом не подозревал. Я знал, что Вы не разочаруете меня.
Эмилия улыбнулась.
– Вы готовы? – спросил Павел.
– К чему?
– Читать свои стихи?
Эмилия почувствовала, как сердце замерло на несколько секунд. Кивнула:
– Готова…
– Итак, – сказал мужчина, стоящий в темноте перед ней. Она видела пар, вырывающийся из его рта перед каждой буквой:
– Итак. Там, внутри, за столом сидят люди. Люди, которых вы давно и, возможно, хорошо знаете. Они знают, что вы будете читать стихи. Свои стихи. Они сказали мне, что им очень интересно послушать ваши стихи в авторском исполнении. Но, думаю, что они кривят душой.
Эмилия молча слушала.
– Кто больше, кто меньше, но они не верят (как и большинство людей на этой планете), что рядом с ними может жить Гений, Талант или Творец. Поэтому сегодня, прямо сейчас, у вас есть шанс стать Поэтом, которого признали при жизни, с первой же публичной демонстрации плодов его творчества.
Павел развел руки в стороны:
– Либо прослыть чудаком и фриком среди людей, живущих в вашем населенном пункте, что, учитывая размеры среды обитания, будет не совсем удачным способом разнообразить свою жизнь.
Эмилия промолчала.
– Либо, – Павел хлопнул себя по бедрам, – вы развернетесь и уйдете. Домой. И никогда не узнаете, хороши ваши стихи или нет. Творец вы или Бездарь. Потому что там сидят люди разного возраста, пола и воспитания. То есть по представителю от каждого слоя общества. Пусть местного, но! Самая наша целевая аудитория. То есть ваша.
Эмилия шмыгнула носом.
– Итак, – сказал Павел, – идем?
– Да, – сказала она сразу.
– Идем.
Взяла его под руку. И они вместе ступили в теплую сухую тьму, оказавшуюся прямо за дверью. Они сделали два десятка шагов и вошли в пятно света, пахнущее горячим воском и восточной пряностью. Павел крепко сжал кисть Эмилии и сказал с достоинством:
– Дамы. Господа. Позвольте вам представить Эмилию.
Ей показалось, что она видит в глазах, устремленных на нее, обожание. Обожание и что-то еще.
– «Страх», – сказала Эмилия и почувствовала, как Павел отпустил ее руку. Она сделала паузу и громко прочла голосом, лишенным всяких интонаций:
Ползет по телу.
Стучит в висках.
На стене – в ночных тараканах
Притаился.
Шепчет в углах.
Зашифрован в телеэкранах.
Синтетические симптомы,
Твердые субстанции,
Жуткий холод.
Потухшее сердце
Властелина электростанций.
Спит.
Эмилия сделал паузу, сосчитала про себя до пяти. Сказала в тишину вокруг стола:
– «Боль».
Белая точка таблетки
На ладони,
Словно ноль,
Плюс алкоголь -
Так Она лечит Боль.
Мама, закрой все окна и двери
И уши тоже закрой.
Сделай рaдио громче:
Она будет плакать.
Взрывы на солнце, взрывы,
Лопнувшие нарывы.
Черные дыры.
Я в эфире, иные миры.
Ловят мою волну.
Эмилия сосчитала про себя до пяти. Сказала в тишину, ставшую густой, как мазут:
– «Света Ракета».
Вот он – ОН на фото.
Дома сидит, но не пьяный, заметьте.
Оденет тапки, пойдет на бл*дки.
Купит гондонов и к Свете Ракете.
На природе пьяная она
Аборт отмечала.
Не парьтесь: газовый и старый
Пистолет потеряла.
По карманам прятала потом,
Пластилин лепила.
Паровозы делала она.
Обо всем забыла.
Эмилия дослушала саму себя и открыла глаза. Она только сейчас поняла, что стояла, зажмурившись изо всех сил.
И что все образы, которые она наблюдала, были только по ее личную сторону сетчатки.
Она открыла свои собственные глаза и увидела глаза других людей.
Ближайший к ней сейчас стоял и улыбался.
Зинаида сидела с приоткрытым ртом.
