Ночью идти легче. Весь вчерашний день я провел, валяясь под единственным деревом у колодца, в крохотном кишлаке. Меня поили зеленым чаем вприкуску с абрикосами, и я очень жалел, что не знаю языка и не могу поговорить со своими благодетелями.
На все мои вопросы старики только покачивали головами и смотрели на меня сквозь веки-щелки ничего не выражающими глазами.
Глаза – зеркало души! – Я рассмеялся своим воспоминаниям и своей глупости.
Что-то блеснуло, там, на откосе… Заинтересовавшись, я прошел несколько метров. Надо же, кто-то бросил велосипед, поломался, наверно… Цепь, вроде, цела. Я поднял свою находку. Полная рухлядь: шины спущены, резина в трещинах, руль еле-еле держится; но, была не была…
Я вывел велосипед на дорогу и побежал, держась за руль.
Эх, прокачу! – крикнул я, развеселившись, и прыгнул в седло.
Велосипед задребезжал всеми своими частями, мелко завибрировал, задрожал, завилял отчаянно; но я ехал!
Примерно с километр мне удалось ощущать радость бытия, в начале следующего мужество изменило мне и я решил остановится. Вот тут-то велосипед и показал мне свою сущность. У него не было тормозов, а дорога пошла под уклон…
Я попытался перебросить тяжесть тела на левую сторону; велосипед вильнул, подпрыгнул и погнал еще быстрее.
«На обочину!» – сообразил я и крутнул руль. Но не тут-то было! Руль заклинило, а велосипед наподдал.
Друг ситный, так у нас с тобой крылья вырастут, – прокричал я, вцепившись в рогатину, заменявшую моему двухколесному чудовищу… Что?
Низкое гудение настигло меня сзади. «Дальнобойщик», – успел обрадоваться я, а навстречу из-за горизонта надвигалось еще что-то, плавясь в раскаленном воздухе.
Встречный! – мне уже было не до шуток.
– Сворачивай! Гад! – гаркнул я велосипеду и зло дернул руль на себя. Велосипед взвился вверх передним колесом, перекрутился на заднем, и я со всего маху грохнулся об асфальт, накрепко вцепившись в выдранный руль. Останки велосипеда, неторопливо покружив в воздухе, медленно опустились на мою голову и другие части тела. Сзади и спереди завизжали тормоза.
Я лежал, закрывшись рулем, точно между двумя огромными передними колесами тяжелых «МАЗов».
– Эй, парень, ты че? – Водитель догнавшего «МАЗа» вылез из кабины и склонился надо мной. Встречный не торопился, только свесил голову из окна и разглядывал меня.
– Ну, че он там? Живой?
– Живой! – ответил первый и извлек меня из-под обломков велосипеда. Руль я так и не бросил, видимо надеялся, что примут за своего.
– Жить надоело, парень? – удивленно спросил первый.
– Велосипед понесло, – виновато оправдывался я. Второй громко заржал и его грузовик медленно тронулся с места.
– Пока! – крикнул он сквозь шум двигателя. Первый махнул ему рукой. Встречный уехал.
– Подвезти тебя? – спросил первый.
– Не откажусь.
– Давай это погрузим, может починишь, – предложил водитель.
– Нет, спасибо. Это уже не починишь, – я отшвырнул руль подальше на обочину.
– Плохой хозяин! – водитель прищелкнул языком и укоризненно покачал головой. – Сегодня каждая железка на счету, мало ли где пригодится может, – он подошел к обломкам велосипеда, осмотрел, сбегал к машине, достал из кабины мешок, вернулся и аккуратно уложил в него моего «боевого коня».
Мешок был засунут куда-то под сиденье. Водитель кивнул мне – мол «полезай». Я не заставил себя долго упрашивать, подхватил тощий рюкзачишко и мигом оказался в кабине.
– Я в город еду, – сообщил водитель, – а тебе куда?
– И мне туда же! – я радовался. Радовался прохладной кабине, водителю и даже поразившему меня велосипеду, почившему в мешке под сиденьем.
Водитель глянул на меня и рассмеялся:
– Ты на этом что ли в город собрался? – спросил он, показав взглядом под сиденье.
– Нет, я его нашел в километре отсюда, на обочине.
– Ну, ты даешь!
Мы захохотали одновременно. Тяжелая машина взревела и понеслась по узкой ленте убегающей к горизонту дороги.
За окном мелькнул дорожный указатель, я проводил его взглядом.
– До города еще 60 километров, – сообщил водитель.
– А как называется? – спросил я.
– Что? – удивился он.
– Ну, город.
– Эй, парень, тебе куда надо? Заблудился?
Я задумался, уставившись на пустое шоссе, уходящее куда-то под нас.
– Да, наверно, заблудился…
– Это ничего… В городе есть кто? – он спросил и тут же спохватился, – так тебе куда надо?
Мне стало стыдно, и я принялся безбожно врать, как я отстал от геологической партии, потом про театр на гастролях, потом еще что-то… Он, казалось, не слушал меня, и от этого я заврался еще больше.
– Вот что, приятель, – наконец заговорил он, – дом у тебя есть? Семья? Я тебя в городе на поезд посажу, а? Денег дам, – он то и дело поворачивал ко мне голову, лицо озабоченное, глаза тревожные.
– Нельзя в мире одному. Бродяга – не хорошо. Только мудрому под силу. А ты не мудрый, – он внимательно посмотрел на меня, – нет, не мудрый.
Я знал это. Но я знал и еще что-то. Что-то, что неуловимо коснулось меня и слегка задев ушло в песок, скользнув холодной змеиной шкуркой по позвоночнику. Я помнил.
– Спасибо, друг, – тихо попросил я его, – просто подвези до города, там я сам… Человека я ищу одного. Может смогу найти, может нет.
Он выслушал меня и кивнул, понимающе:
– Друг? Женщина?
– Учитель, – подумав о своем, ответил я.
Он приближался. По всему было заметно, что конец пути близок. Вот только: туда ли он пришел? Вопрос вопросов.
Иван вздохнул, присел на придорожный камень и закурил. У него дрожали колени, озноб толчками пробегал по телу; подступило к горлу, Иван закашлялся.
Швырнул окурок в сторону. Громыхнуло.
Иван упал ничком на землю. Песок и кусочки щебня посыпались на него. И все. Вокруг стало тихо.
Иван поднял голову и осторожно осмотрелся. Никого. Недалеко от того места, где он лежал, вывороченная земля, воронка.
Минное поле?
Он медленно поднялся, распрямил спину и, тихонько ступая, вернулся на дорогу, пристально вглядываясь себе под ноги: нет ли минных усиков. Но усиков не было.
Пыль после взрыва осела, и мир снова стал безмятежно спокойным.
Дорога по-прежнему вилась светлой лентой меж невысоких холмов. Карликовые, перекрученные сосенки, овраги, да каменные валуны.
Иван задумался: «Вперед? Или назад?»
Впереди неизвестность, позади… А что позади? Позади вся его жизнь.
Он оглянулся. Ровная стена стояла за его спиной. Стена, с нарисованными на ней небом и степью. Картинка, повторяющая реальность.
Назад нельзя, – рассудил Иван, – а вперед?
И он, с трудом преодолев животный страх ко всякого рода смерти, шагнул.
Ребенок сидел в пыли и во что-то играл. Иван, забыв об опасности, подошел ближе.
Мальчик, лет четырех, сидел прямо на дороге, вытянув ножки, и лепил из мокрой глины… Его измазанные пальчики ловко скользили по бокам какой-то фантастической зверушки; готовые фигурки стояли рядом, подсыхая.
Иван остановился в шаге от ребенка с его глиняными поделками, и чем дольше он следил за работой мальчика, тем сильнее ему хотелось сесть рядом с ним в теплую пыль и лепить фигурки из глины, набирая ее ладонью из небольшой лужи посреди дороги.
– Дождь был? – спросил Иван у мальчика.
Мальчик оторвался от очередной фигурки, поднял голову и взглянул Ивану в лицо:
– Ручеек…
И тогда Иван увидел, что из-под земли действительно бьет тонкая струйка воды. Вода скапливалась в небольшую лужицу, а из нее бежала дальше, вниз, с дороги.
– Родник, – догадался Иван.
– Родник, – согласился мальчик.
Иван присел с ним рядом на корточки и попросил:
– Можно?
– А ты сумеешь? – оглядев Ивана с сомнением, поинтересовался мальчик.
– Думаю, да! – подтвердил Иван.
– Давай…
Иван зачерпнул ладонью глину из лужи, подержал ее, давая стечь воде, и принялся разминать пальцами. Вскоре он так увлекся, что перестал замечать что-либо вокруг себя. Он пытался вылепить рыцаря, эдакого воина духа, идеального мужчину, но тот не получался. Фигурка выходила кособокая, толстая какая-то. Иван несколько раз сминал свое творение и начинал снова…
В очередной раз расплющив фигурку, он вздохнул и глянул на мальчика. Мальчик внимательно смотрел на Ивана. Иван застеснялся:
– Не выходит, – пожаловался он.
– А кого ты лепишь? – спросил мальчик.
– Не знаю… Может быть того, каким я хотел быть.
– А ты слепи себя таким, какой ты есть, – предложил ребенок.
Иван задумался и стал рассматривать подсыхающие фигурки, вылепленные мальчиком, тоже, в общем, довольно неказистые, но ребенок, казалось, был вполне доволен.
– Это кто? – спросил Иван, взяв в руки одну из фигурок.
– Это – собачка.
