«И как он себя ведет? – рассуждала я про себя. – Что это было? Это как расценивать? Меркантильность? Или он меня подозревал в той самой меркантильности? А может, не все так сложно? Он совсем прост, как амеба. Может, одноклеточный он, этот молчун?»
Он меня удивлял с каждой минутой.
Когда он оделся – брюки и пиджак у него были из кожи хорошего качества – и ушел, моя девочка опять стала говорить лестные в его адрес слова: и какой он классный, и как он красиво одевается, и как он себя ведет, прямо, как джентльмен… У меня опять мелькнула мысль: «Влюбилась, что ли, моя девочка?»
Бриллиантов действительно не пожалел денег, купил приличное вино, коробку чернослива в шоколаде и всякие дорогие сладости, чем вызвал восхищение у Несмеяны. Она, как голодный ребенок, набросилась на конфеты, будто впервые их видела. Сидела, уплетала все подряд и нахваливала: как все вкусно, да какой Бриллиантов молодец. Мы с ней пили вино, а он – чай. Когда распили вино, моя девочка сказала:
– Ладно, не буду вам мешать. Пойду сейчас к Эндрю, ногой открою дверь и буду грязно домогаться его, – и ушла.
Мы с Драгоценным остались наедине. Это был волнующий момент, пожалуй, для обоих. Он подошел ко мне, обнял меня, и я почувствовала мелкую дрожь во всем его теле. Он действительно дрожал, как подросток, испытывающий первый опыт первого поцелуя. Я почувствовала себя матерой женщиной, соблазняющей малолетнего. И меня охватили опять неведомые доселе чувства, которые я испытала в ту первую ночь с ним. Мне вдруг стало невыносимо хорошо с ним. Целоваться он не умел. Вернее, он не относился к людям, любящим целоваться и получать от этого не меньше удовольствия, чем от самого секса. Но во всем остальном, несмотря на свою простоту, он был вполне хорош. Но меня больше всего удивляло и радовало его отношение ко мне. Он обнимал меня с такой нежностью, с такой чувственностью, что у меня опять захватывало дух. Такого я уже давно, а может, и никогда не испытывала. А какие у него глаза, какой взгляд! Боже, он же просто умирал от меня! Что это, любовь? Почему мне с ним с каждой минутой становится все лучше и комфортнее? Я сейчас говорю о душевном комфорте. Какой может быть бытовой комфорт на узкой казенной кровати!
И почему мне опять и опять хотелось оказаться в его объятиях? Ведь, идя к нему, я даже испытывала какой-то стыд. Куда все подевалось? Боже, как мне с ним хорошо! Я на седьмом небе. А может, я опять пьяная и, опять проснувшись, забуду все подробности?
Блаженная ночь прошла молниеносно. Ничего не поделаешь, наступило рабочее утро. И я вернулась к себе. Я была счастлива, как идиотка. Меня охватывало чувство, которого я не испытывала, пожалуй, никогда. Оно меня пугало, тревожило и одновременно грело мне душу.
Теперь моя жизнь протекала в ожидании: «Что же нам с ним уготовила судьба?»
В следующую смену, едва я успела прийти, в моей «каморке» снова возник мой Бриллиантов. И тут же следом, на правах моего признанного ухажера, – Милый друг. Он сначала не заметил Бриллиантова, улыбался и, когда уже вошел, хотел сказать что-то наподобие: «Привет, любовь моя», но, увидев Бриллиантова, удивился и грубо спросил:
– А ты что здесь делаешь?
– Разве нельзя? Просто зашел в гости.
«Лежу я со своим, и тут заходит мой», – промелькнуло у меня в голове.
Не могу описать те чувства, которые я в тот момент испытывала. Но могу однозначно сказать: это, пожалуй, тот момент, о котором говорят: «Щекотать себе нервы в удовольствие».
Забежала ко мне и Несмеянушка. Увидев очень веселенькую картинку из анекдота феминистки, она не могла не прокомментировать это, конечно, на понятном нам только двоим языке, сквозь зубы:
– Какая щекотливая ситуация!
Я, в свою очередь, ей прошептала:
– Я чувствую себя как в гареме, – на что она, рассмеявшись, шепотом ответила:
– У тебя скорее шейховское положение.
В тот день оба мои ухажера должны были работать в ночь.
Каждый из них счел своим долгом зайти ко мне перед уходом на работу. Сначала это был Бриллиантов. Он не совсем уверенно зашел ко мне и, увидев, что у меня, как всегда, шумная компания, попросил:
– Аля, можно тебя на минуту?
– А за минуту вы успеете? – пошутила Алевтина в своем духе.
Он, растерянный такой наглостью, выскочил и стал меня дожидаться снаружи. Когда я вышла к нему, он мне сказал:
– Я поеду на работу, разберусь там со своими подчиненными, дождусь ухода начальства и вернусь к тебе. Не позже двенадцати. Подождешь меня?
– Хорошо, – пообещала я.
На самом деле, это было то, чего я хотела больше всего на свете.
Чуть позже, когда на вахте я осталась одна и пыталась собрав мысли в кучу, почитать хоть что-нибудь из учебников, зашел ко мне Милый друг. Не знаю, в курсе он был или нет насчет наших отношений с Бриллиантовым. Может, догадывался, но несмотря ни на что, как с ним это редко бывало раньше, сказал:
– Радость моя, я сегодня приеду к тебе на ночь. Ты жди меня.
– Вообще-то, я сегодня собиралась Васильну попросить посидеть за меня. Хочу уйти домой, – соврала я. – Устаю на двух работах.
– Дождись меня, пожалуйста. Я так соскучился по тебе, – начал уговаривать он.
В это время на вахту забежала одна из моих сменщиц, Соня. Увидев Милого друга, она потрогала его чуть выступавший живот и объявила:
– Что это за безобразие? И как можно с таким животом претендовать на внимание женщин?
– Не трогай руками мой авторитет, – сказал он, улыбаясь. – О каких женщинах ты говоришь, я человек женатый, – невинным тоном добавил он.
– Он женат и счастлив в браке, – подхватила я его шутку.
– Знаю, знаю, – сказала Соня, – Милый друг наш – однолюб.
– Однолюб, – поддержала я Соню, – и любит он исключительно себя, в особенности, в обществе женщин.
– Это неправда, я люблю всех женщин, в особенности, тебя, радость моя, – сказал он прямо при Соне.
Ох-о! Это что-то новое в его поведении. Он обычно не выделяет вниманием одну женщину в присутствии другой.
Он дождался, когда уйдет Соня, и, серьезно посмотрев на меня, сказал:
– Видишь, я даже при людях стал признаваться тебе в любви. Потерял бдительность. В общем, дождись меня, пожалуйста.
– Не обещаю, – сказала я, заколебавшись и чувствуя свою вину.
Но продолжать с ним отношения я не намеревалась. Это для меня было вопросом решенным. Пожалуй, в тот момент я еще не совсем осознавала, что Бриллиантов отбил меня у Милого друга, и не только у него…
Позже ко мне зашли сестры Карамазовы, как в шутку называл Алевтину и Несмеяну один их друг, чтобы пообщаться и узнать, какие у меня новости в личной жизни.
– Представляете, оба грозились вернуться с работы ко мне на ночь, – сказала я. – Я в такой растерянности… Не знаю, как быть.
– А кого ты предпочитаешь больше? – не без любопытства спросила Алевтина.
– Затрудняюсь сказать, – соврала я преднамеренно.
Мне почему-то не нравилось то, что они обе болели за Бриллиантова. Если они раньше и скрывали свою неприязнь к Милому другу, то теперь открыто демонстрировали ее. Будто мстили таким образом Милому другу за то, что он в свое время бросил Алевтину.
Не было еще и одиннадцати, как буквально вбежал в общежитие Бриллиантов. У него такой озабоченный взгляд, словно он боялся куда-то не успеть. По его виду мы сразу догадались, что он в курсе намерений Милого друга тоже вернуться со смены ко мне. Девочки не удержались и начали громко смеяться.
Бриллиантов вошел и молча присел с краю. Он явно не желал видеть у меня посторонних. Девочки попрощались со мной до утра и поднялись к себе. Не успели они уйти, Брюлик мой начал крутые разборки.
– Приходит ко мне Милый друг и говорит: «Я сегодня еду к Алиночке, она любит меня». Он собирается к тебе приехать на ночь. Что это значит, можешь мне объяснить?
– Мне нечего тебе объяснять. Он заходил ко мне после тебя, вечером, и изъявил желание прийти сегодня. Извини, я не могла ему сказать, что у меня свидание с другим мужчиной. Я ему ничего не обещала, более того, сказала, якобы меня сегодня не будет, что я собираюсь уехать домой, посадив вместо себя кого-нибудь, – почему-то я оправдывалась, и это положение меня раздражало. С какой стати я должна доказывать свою невиновность?
А он ходил взад-вперед, нервничая. Возможно, боялся появления Милого друга и не был уверен, кого из них я все-таки предпочту. Он напоминал мне льва в клетке. Он был таким серьезным, в некоторой степени даже грозным, но в то же время у него не хватало уверенности. Потом он, совсем потеряв терпение, сказал:
– Закрывай свою богадельню, пойдем отсюда!
Мы с ним поднялись. Уединились. Слились в объятиях любви. Он теперь только приобрел уверенность в себе, в сексе он самоутвердился.
– Я все-таки не понимаю, как ты могла нам обоим назначить свидание?
– Я ему не назначала. Я вообще никому из вас не назначала свидания. Это вы подходили ко мне и ставили меня перед фактом, что приедете.
