Дронов положил трубку, поглядел на Попсуева, словно прощаясь с ним навеки, вылез из-за стола, поправил штору, вручил документы и, крепко пожав руку, сказал:
– Цех вон там. Через час диспетчерская, потом до вечера не поймаешь. Направо окошко, там пропуск выпишут. Значит, мастер спорта? Мастер – это хорошо. В отставке, говоришь? Мастера не бывают в отставке. У нас беда с мастерами…
Через полчаса Попсуев сидел напротив начальника цеха, мужчины лет сорока и такой внушительной комплекции, что, казалось, не он сидит за столом, а стол ютится подле него. В Берендее угадывалась немалая физическая сила.
– Вот, – Сергей протянул Берендею документы.
– МЭИ? Спортсмен? Саблист? – он стал листать документы Попсуева. – Диплом саблей делал? Сам-то откуда?
– Из Орла.
– Понятно. Орел.
Позвонила секретарша.
– Запускай, Надя. А ты присядь вон там.
Белые и синие халаты, шапочки и косынки быстренько расселись, как белые и синие птицы, клюнув новичка своими острыми взглядами. «Словно в операционной, – подумал Сергей, хотя что именно напомнило ему операционную, где его вытащили с того света, сказать не мог. Пройди тогда сломавшийся клинок итальянца чуть выше – и привет. Камзол, как масло, прошил. – А их взгляды как клинки. Да ну, чушь…» А еще он вспомнил пожухлые вялые стебли вечнозеленых растений больницы, таких же больных на вид, как и вечно больные люди рядом с ними…
Какое-то время было оживленно, Попсуев ловил на себе косвенные взгляды, а хорошенькая женщина лет тридцати с правильными чертами лица, севшая напротив него, глядела строго. На ней был отутюженный, сияющий белизной халатик. Несколько мгновений она всматривалась в него. Сергей ощутил смутное беспокойство, словно она высматривала у него что-то внутри, чуть ли не душу. Ишь, сканирует. Удивительно светлая, прозрачная как льдинка женщина.
«Если ее раздеть, – подумал Попсуев, – сквозь нее будет видна противоположная стена». Его продрал озноб. Он подвинулся чуть в сторону – на стене за нею была какая-то схема, стрелки, квадратики, цифры, слова. Женщина повела плечами, глянула на Берендея. Она притягивала внимание Сергея как магнит. С трудом отвел он от нее взгляд.
Берендей в это время проглядывал журналы и амбарные книги. Цепко и быстро, изредка проверяя что-то на калькуляторе и записывая на отдельный листочек. При этом он следил и за присутствующими. Минутная стрелка на часах дрогнула, и все тут же замерли, словно она и в каждом из них сравнялась с отметкой «12».
– Ну-с, – сказал начальник, отложив журнал, – опять брачок-с на прокате пошел. Михалыч, в чем дело, а? Не слышу. Картина Левитана «Над вечным покоем». Язык-то расчехли. Выход за март свела? – обратился он к женщине напротив Попсуева. Та кивнула головой. – Покажешь потом. В чем дело, Борис Михайлович? Ролики сменил?
Минут двадцать шел разбор полетов, а затем Берендей представил Попсуева:
– Молодой специалист Сергей Васильевич Попсуев. МЭИ. Мастер спорта по сабле, так что не задирайтесь. Холост. – Берендей кинул взор на ледяную женщину.
Попсуеву показалось, что та как-то по-другому взглянула на него, чуть ли не с жалостью, взметнув в нем вихрь слов. «Странная. Снежная королева. Поцелует, и помрешь. На ребенка похожа. Есть такие дети, чересчур взрослые, им неловко смотреть в глаза. Наверное, ни разу в жизни не улыбнулась. Строгая, несмеяна…»
Берендей между тем представил новичку своего зама по общим вопросам Ореста Исаевича Закирова, технолога цеха Петра Петровича Свияжского и начальника бюро технического контроля (БТК) Несмеяну Павловну Светланову.
Попсуев при имени «Несмеяна» переспросил:
– Как?
Женщина, строго глядя на Попсуева, внятно произнесла:
– Светланова Несмеяна Павловна. – И голос у нее соответствовал внешности: в нем звенели льдинки, и эти льдинки были острые и очень ломкие, и в них было мало жизненной энергии, что для начальника БТК было весьма странно.
Попсуев смотрел ей в глаза и чувствовал холодок на спине. Ему показалось, что все ждут, чем кончится этот поединок взглядов. Зеленые глаза были удивительной красоты! Попсуев отвел взгляд первым и заметил, как Закиров усмехнулся. Сергею стало досадно, и он снова поднял глаза на женщину. Та что-то записывала в блокнотик.
Берендей представил по очереди остальных собравшихся, но Попсуев запомнил только начальника одного из участков Анастасию Сергеевну Попову, да и то только потому, что она была совсем старенькая, маленькая, сморщенная, как годовалая картофелина. «Сколько ей? Лет семьдесят? Неужели такие старушенции работают?» – мелькнуло у Сергея в голове.
Он, даже не глядя на Несмеяну, видел только ее одну, чувствовал, что она заняла все его мысли, неожиданно став стеной на пути любому другому слову, сковав все чувства в ледяной ком. Просто какая-то вечная мерзлота!
Берендей глянул на часы.
– Еще пару минут. Лирическое отступление. Орест Исаевич, как Фрунзик? Сергей Васильевич – тебе одному. Мы тут, не думай, не только план куем. У нас ворона живет, собака, кот, дикие создания, пришлые. Не гоним их, ибо гуманисты. А из культурных для экологии (комиссиям показываем) завели курочек и петушка – истый кавказец, рыбок-меченосцев, попугая ару, вот с таким носом, как у Мкртчяна. Страшный матерщинник. Несмеяна Павловна не даст соврать. У него свой подход к контролерам. Мы-то сами пытаемся с женщинами язык не распускать…
Анастасия Сергеевна весело воскликнула:
– Ага! Пытаются они!
– …зато этот пернатый отрывается по полной. А на той неделе возвысил голос и на меня. Подозреваю, Смирнов (из твоей бригады, Попсуев) науськал. Сегодня утром он обозвал меня… Ладно, не буду. Терпение лопнуло! Орест Исаевич, готовь приказ! Пиши: уволить на хрен носатого аппаратчика Фрунзика. В цирк его! Или секретарю парткома!
Под улыбки персонала диспетчерская закончилась.
– Так, а с тобой, Сергей Васильевич, сейчас небольшую экскурсию проведет Закиров.
Получив от начальника напутствия, Сергей в сопровождении его зама покинул кабинет. В коридоре Несмеяна Павловна разговаривала с двумя девушками в белых халатах. Одна из них улыбнулась.
– Попсуев! – строго спросила Светланова. – Когда в ОТК спуститесь?
– Как только, так сразу, – ответил тот и подмигнул той, что улыбнулась.
– Свое пусть изучит! Ты, Несь, главное, позови! – Закиров увел Сергея: – Пошли в кладовку! Как тебе наша царевна? Мир со смеху будет помирать, она не улыбнется. Хотя улыбку ее лучше и не видеть.
– Замужем?
– Да нет. Сюда.
Они протиснулись в дверь, за которой стояла бочка с чем-то черным, и оказались в кладовке, пропитанной запахом хозяйственного мыла, ваксы и спирта. Кладовщица выдала Попсуеву робу, тяжелые ботинки и тканевые верхонки. В раздевалке Закиров показал Попсуеву свободный шкафчик. Сергей переоделся, и они пошли в цех.
– Цех наш бабьим царством зовут. Женщин четыреста на восемьсот мужиков, но они нас одной левой кладут. Подоконник под лестницей – кузня. В ночные смены холостяков ловят и сюда волокут.
– Холостят?
– Да не до шуток бывает. Дорога отсюда прямо в загс… Заартачишься – в партбюро-цехком. А там секретарь и председатель – бабы…
– А чего их выбрали, раз вас две трети?
– Вас-нас. Вырождаемси-с. СОС!
Когда они вывернули из перегнутого на несколько раз, заделанного бежевым пластиком коридорчика, перед ними открылось громадное помещение, наполненное сизоватой дымкой, запахом масла, лязгом и грохотом. Вдоль стен шли автоматические линии. Через равные промежутки стояли станки, тянулись подвешенные кабели и трубы различного диаметра и цвета. Справа и слева от центра пролегли рельсы узкоколейки, туда и сюда катились вагонетки, поперек, лавируя между изоляторами брака и штабелями ящиков, юлили тележки, электрокары, наверху, то и дело гулко дергаясь и страшно скрипя, ползал мостовой кран. Непонятно откуда доносились вперемешку и вместе мужские и женские голоса. Кто-то истерично смеялся. От тяжких ударов молота в сизой глубине цеха содрогался пол. Гулял ветер, обдавало то жаром от печей, то холодом от ворот, пропускавших машины. На балке сидела ворона.
Попсуев не бывал еще на таком огромном производстве. Практику он проходил в институтской лаборатории имени Карабаса Барабаса. Самой яркой жизнью жили лаборантки, проповедовавшие свободу любви, а самой тусклой – ученые, рассуждавшие о свободе творчества.
Поводив Попсуева по второму корпусу, Закиров привел его в свой кабинет, дал читать рабочие и должностные инструкции, а также по технике безопасности и попрощался до завтра. От чтения постоянно отвлекали. То заглядывали в кабинет производственники в зеленых робах, синих и серых халатах и спрашивали Закирова, то в белых халатах – отэкушки, ничего не спрашивали, а только хихикали. К тому же дверь плотно не закрывалась, и было слышно всё, что творится в коридоре. Меняли лампы дневного света, тянули кабель, мыли пол. Потом возле мужского туалета две технички, перебирая сокровенные мужские тайны, во весь голос обсуждали причину появления луж возле писсуаров. Сергей заметно повеселел.
