– Ну ты даёшь, старик! – он опомнился от того, что Наумов с силой похлопывал его по плечу. – Что ж ты её упустил? Это ж Князева! Забыл, что ли? А я думал, у вас в школе всё было серьёзно… Даже провожать не поехал даму сердца, эх ты!
– Она же на машине, – растерянно пробормотал Андрей, не понимая, чего от него хотят. – К тому же, боюсь, её мужу мои провожания явно не понравились бы…
– Какой муж, ты что?! – Стас радостно заржал. – У кого? У Князевой?
– А что? – совершенно сбитый с толку, переспросил Андрей. – У неё же был муж…
– Был – да сплыл! Муж объелся груш! – Стас продолжал хохотать; он действительно порядком перебрал. Андрей встряхнул его за руку, очень взволнованный:
– Погоди… Скажи мне толком, Юлька сейчас замужем?
– Да нет же, я тебе и говорю толком – нет! Они с Некрасовым и двух лет вместе не прожили, разошлись… Он уже давно из Питера в Москву перебрался, у него там новая жена. А Юлька так и живёт с дочкой и родителями, там же, в старой квартире. Она после развода за образование взялась, поступила в СПбГУ на заочное…
Дальше Андрей дослушивать не стал. Он кинул на стол деньги – на оплату счёта – и, крикнув всем напоследок:
– Ребята, приятно было повидаться, мне пора! – рванул вон из ресторана.
Одноклассники некоторое время ошеломлённо переглядывались, и один лишь только Наумов хитро подмигнул собравшей компании:
– Ну, я думаю, что за этих двух можно не волноваться. Так выпьем же, друзья, за любовь?
Он отлично помнил адрес Юлькиных родителей – как-никак, десять лет бегал к ней в гости. На двери угрожающе поблескивал кодовый замок, но, к счастью, из подъезда как раз выходил мужчина с собакой – он и пропустил Андрея внутрь. Он взлетел по ступенькам на третий этаж и остановился перед дверью квартиры. Уже не стараясь усмирить своё захлёбывающееся от волнения сердце, Андрей надавил на кнопку звонка.
Дверь открыла худенькая, как цыплёнок, девочка с косичками и в очках. На секунду Андрею показалось, что он сходит с ума – словно сама Юлька образца десятилетней давности стояла перед ним. Опомнившись, он сообразил – это Юлькина дочка.
– Вы к кому? – деловито спросила девочка. – Если к бабушке с дедушкой, то они ещё не вернулись из магазина. А если к маме, то она плачет в ванной.
– Я к маме, – он улыбнулся дрожащими губами. – Можно мне к ней, пожалуйста?
Юлька сидела на бортике ванны и прижимала к лицу мокрое полотенце, смачивая лоб и виски. Глаза у неё были покрасневшие и заплаканные. Она вскинула их на ворвавшегося в ванную комнату Андрея и вздрогнула. Миг – и он уже стиснул её в объятиях так крепко, что она вскрикнула.
– Какого чёрта… – выдохнул он, – какого чёрта ты не сказала мне, что разведена?
– А как я могла сказать? – выкрикнула она затравленно. – Я так обрадовалась и испугалась, когда узнала, что ты будешь на встрече! До последнего не знала, приду или нет. Было страшно… Ты бы подумал, что я примчалась туда из-за тебя… Ну, в смысле… Стасик сказал мне по телефону, что ты развёлся, а я не хочу, чтобы ты думал, будто я преследовала какие-то корыстные цели… Мне просто хотелось тебя увидеть… – забормотала она торопливо и неразборчиво.
– А ты правда примчалась из-за меня? – он пристально взглянул ей в лицо. Юлька вспыхнула и уткнулась ему в грудь.
– Конечно, из-за тебя, дурак… Из-за кого же ещё? Я, может, этого десять лет ждала…
– А я – двадцать, – Андрей нежно приподнял её лицо за подбородок. – С первого сентября нашего первого класса…
Её глаза вспыхнули, как факелы. Он требовательно спросил, не выпуская её лицо:
– Отвечай сейчас же, честно и откровенно, как прокурору… Любишь меня?
– Я люблю тебя, Андрюшка, голова – два ушка… – нежно произнесла Юлька.
– Ты поедешь со мной в Канаду?
– С тобой – хоть на край света… – выдохнула она.
– Дикие люди! – послышался насмешливый голос Юлькиной дочери, возникшей в дверях ванной. – То ревут, то целуются…
Андрей и Юлька смущённо отпрянули друг от друга. Юлька, покраснев, представила:
– Это Оля, дочка… А это дядя Андрей. Между прочим, Ольга, это неприлично – врываться без стука в ванную комнату…
– А я вас знаю, – спокойно сказала девочка, обращаясь к Андрею. – Вы с мамой в одном классе учились, она рассказывала. У нас и фотографии ваши есть. Вы почти не изменились. Только потолстели немножко.
Юлька ахнула и ещё багровее покраснела. Но замечание дочери сделать она не успела – Андрей уже присел перед Олей на корточки и подмигнул ей.
– В общем, так, Олюшка, – сказал он заговорщически. – Я делаю твоей маме предложение и увожу вас обеих в Канаду. Как ты на это смотришь?
– А-а-а, класс! – завопила девочка и подпрыгнула на месте.
– А с английским у тебя как? – строго спросил Андрей. – Do you speak English?
– Yes, of course![6] – счастливо заорала она.
А я люблю женатого…
Ирочка, 26 лет, Санкт-Петербург
Утро тридцать первого декабря началось с генеральной уборки. Не то чтобы квартира заросла грязью – Ирочка всегда содержала её в чистоте, сказывалась тёткина выучка. Но ей необходимо было так занять себя физически, чтобы не осталось времени на моральные страдания. К тому же казалось очень символичным затеять уборку в преддверии Нового года – нужно было избавиться от мусора и старого хлама, чтобы с чистого листа начать другую жизнь.
Она отдраила кухню, ванную и туалет до зеркального блеска, затем выскочила на балкон проверить, хорошо ли застыл холодец, который она сварила накануне, а потом, быстренько ополоснувшись под душем, с не меньшим пылом и рвением принялась за новогодний стол. Ей хотелось устроить для самой себя настоящее пиршество – чтобы и салаты, и горячее, и десерт… Включив для фона телевизор, дабы он способствовал праздничному настроению, Ирочка начала крошить на разделочной доске холодные и скользкие варёные яйца.
– «Никого не будет в доме, – неслось из телевизора; Женя Лукашин вовсю окучивал свою невесту Галю, играя для неё на гитаре, – кроме сумерек. Один зимний день в сквозном проёме незадёрнутых гардин…»
Ирочка старательно подпевала, мурлыкая себе под нос, и вообще всячески делала вид перед собой, что ей наплевать на расставание с Артёмом. Она уже удалила возлюбленного из друзей в контакте и внесла его телефонный номер в чёрный список, хотя прекрасно понимала, что он едва ли явится с повинной. Он свой выбор уже сделал…
Резкие запахи маринада, селёдки, свежих огурцов и колбасы действовали на Ирочку успокаивающе. Повеяло счастливым детством: вот так же, бывало, они втроём – тётка, Ирочка и сестра Нина – строгали новогодние оливье и мимозы, и тётка учила их уму-разуму: ингредиенты в салате ни в коем случае не должны быть порезаны слишком крупно, это отдаёт провинцией, но и чересчур мельчить тоже не стоит, иначе будет похоже, что этот салат уже ели раньше. Ирочке, как самой младшей, доверяли лишь очистить яйца от скорлупы, но она всё равно весь день толклась вместе с остальными на кухне, охваченная волшебным настроением – ожиданием чуда… Тётка великодушно позволяла ей слизать с ложки остатки крема для торта, а ещё было особенно приятно и захватывающе стянуть под шумок со стола кусочек копчёной колбасы, ломтик сыра или хрустящий огурчик.
Нина в предновогодний период особенно сильно тосковала по родителям, для Ирочки же мама с папой с каждым днём становились всё более и более расплывчатыми очертаниями, от которых веяло теплом и заботой – но и только. Всё-таки, она была ещё слишком мала…
Сестра уже позвонила ей сегодня, в очередной раз предлагая приехать к ним на Новый год и напирая на то, что будут только свои да пара близких друзей, но Ирочка вежливо отказалась. Ей невыносима была мысль, что придётся выдержать застолье в кругу до отвращения счастливых семей и детишек, где она со своим одиночеством будет у всех как кость в горле.
– Давай пересечёмся на нейтральной территории, – сдалась Нина. – Сегодня днём я встречаюсь с девчонками на Фонтанке – ненадолго, на пару часиков. Подъезжай, а? Я хотя бы вручу подарки, которые дети для тебя приготовили.
– Отлично! – обрадовалась Ирочка. – У меня для вас всех тоже новогодние подарочки припасены, вот и обменяемся.
Когда с салатами было покончено, Ирочка осознала, что завершающим штрихом в создании новогоднего настроения должна стать настоящая, живая ёлка. Она не наряжала ёлку с тех самых пор, как тётка скончалась, но сегодня чувствовала, что ей необходимо это сделать. Тем более, и игрушки были великолепные – тёткино наследство: старинные, красивые и изысканные, они хранились в кладовке в двух обувных коробках, проложенные комьями слежавшейся пожелтевшей ваты. Маленькая Ирочка как-то по неосторожности разбила хрупкую стеклянную даму в пышном платье, присевшую в реверансе перед невидимым кавалером, и страшно испугалась, думая, что её будут ругать. Тётка со смехом утешала рыдающую навзрыд племянницу, приговаривая: «Это всего лишь игрушка!», но Ирочка больше никогда в жизни не разбила ни единого тёткиного новогоднего украшения.
