– Держись за меня.
Ее руки охватили меня с такой силой, словно она собиралась повиснуть на мне в воздухе.
– Зажмурься, – сказал я. – И не подглядывай, потому что иначе не выйдет. Ты готова?
– Да.
Закрыв глаза, я вспомнил лестницу в облаке, поднял жезл к потолку – и позволил вихрю Флюида, возникшему вокруг нас, ворваться в металлический стержень.
Порыв холодного ветра едва не сбил нас с ног.
Я открыл глаза. Юка стояла рядом, все еще держась за меня – и глядела по сторонам, жмурясь от ветра и придерживая на голове свою смешную шляпу-конус.
Я чувствовал себя странно – будто этот воздушный удар разбудил меня там же, где сон когда-то сморил… Похоже, пробуждение было с моей стороны рискованным поступком: не зря ведь я решил спрятаться от реальности во сне.
Реальность была грозной. Ступени, исчезавшие в клочьях тумана, не особо походили на надежные земные камни. Я замечал везде мельчайшую, но отчетливую дрожь – словно воздух, туман, лестница, Юка и я сам состояли из крохотных эфемерных насекомых, соединившихся в рой, притворяющийся всем вокруг.
Рой этих микроскопических протосуществ, каждое из которых обладало сознанием, постоянно смещался вместе с моим вниманием и становился тем, на что оно было направлено. Это относилось и к мыслям, имевшим ту же быстродрожащую природу – и даже к самому вниманию.
Мне стало не по себе. Без тени сомнения я знал, что нет силы, способной долго удерживать насекомых вместе, и любая форма роя возникает только на мгновение.
Это не я шел по лестнице. Шаг вверх означал, что Алекс распался на вибрирующие частицы, а потом из таких же частиц сложилась похожая фигура в другой позе, стоящая ступенью выше – и так без конца… Никакой другой преемственности между любыми двумя секундами не существовало.
С этими одушевленными частицами невозможно было ни о чем договориться. Их ни о чем нельзя было упросить. Не потому, что они были злыми – просто они жили меньше мига.
Сперва мне показалось, что я не переживу этого распада, этой дрожи исчезающих переживаний, где абсолютно не на что опереться, – но шагнув вверх один раз, потом другой, потом третий, я с удивлением понял, что произошедший в моем восприятии сдвиг вовсе не мешает мне делать то же самое, что я делал, когда был нормальным человеком из плоти – то есть идти и думать.
И хоть это понял не я, а просто рой частиц принял форму такой мысли, та часть роя, что была моим страхом, стала растворяться в пустоте.
Это было поразительно. Изменилось все – и ничего вообще. Можно сказать, я полностью потерял себя. Но, как пел бронзовый Бен, отряд не заметил потери бойца. Мало того, как выяснилось, боец вообще не служил в отряде, а только числился в сопроводительных документах – скорее всего, чтобы прикрыть какое-то хорошо поставленное армейское воровство.
Это было неописуемое переживание: я открыл рот, чтобы завыть от ужаса, но неожиданно для себя захохотал.
– Алекс, – позвала Юка.
– Что?
– Ты тоже растворился?
– Наверно, – ответил я, сообразив, что с ней происходит то же самое.
– Держи шляпу рукой, – сказала она. – Сдует.
Этот практичный женский совет окончательно вернул мне самообладание – и всего через несколько шагов я уже привык к разрушающей мир дрожи. Да, на самом деле не мы шли по лестнице вверх, а вселенная ежесекундно перестраивалась так, что формы наших тел возникали все выше и выше на ступенях. Но проще всего было выразить это, сказав, что мы шли по лестнице вверх.
Мы поднимались долго – наверное, с полчаса. Вокруг ничего не менялось, но скучно мне не было – каждый шаг, каждый вздох и движение рукой казались теперь приключением.
Юка спросила:
– Что там внизу? Мне хочется посмотреть, но страшно.
– Там только облако, – ответил я. – Во все стороны.
– Мы высоко?
– В каком смысле? Ты думаешь, под нами что-то есть?
– А что, нет?
– Я ничего там не создавал, – сказал я. – И Ангелы, уверен, тоже. Это было бы неэкономно.
– То есть с другой стороны облака пустота?
– Я думаю, что сейчас там нет даже пустоты, – ответил я. – У облака просто нет другой стороны.
– Как?
– Как у ленты Мебиуса. С Флюидом так часто бывает. Но если мы с тобой туда свалимся, там обязательно что-нибудь появится. В дневнике Павла ведь сказано: предметы возникнут, когда мы станем искать их глазами.
Юка остановилась.
– Тогда понятно, – сказала она, – почему мы так долго идем. Мы можем подниматься еще целый год, и вокруг будет то же самое.
– А что ты предлагаешь?
– Я предлагаю, чтобы ты нашел этот Храм глазами. Ты его хотя бы видел.
– Всего несколько секунд, – сказал я. – И на храм он не был похож. Скорее на облако.
– Тогда вспомни это облако. Увидь хоть что-нибудь. А то мы так и будем идти и идти без конца.
Она была права. Я закрыл глаза, подождал, пока в нахлынувшей черноте растворятся отпечатки дневного света, и открыл их снова.
Волны тумана неслись над лестницей точно так же, как при нашем появлении. Но теперь я старался смотреть сквозь них, как бы отыскивая то, что они скрывают. Мои глаза быстро устали от усилия, но это подействовало.
Воздух впереди стал проясняться – словно туман постепенно сдувало ветром. А потом…
Это было как бы другое облако, проступившее сквозь клочья серого пара – стена благородного пурпурного оттенка, какой бывает иногда у вечернего неба. Ее покрывали впадины и выступы – так близко к нам, что по всем законам физики им следовало плыть вместе с ветром. Но они оставались на месте – будто облачная субстанция была на самом деле твердью.
– Лицо, – сказала Юка. – Огромное лицо в полнеба. Ты видишь?
Когда она договорила, я увидел.
Это был Ангел Воды – пурпурная стена оказалась его лицом. Но не только им: чем дольше я вглядывался, тем больше различал деталей.
Стена была еще и фасадом небывалого здания со множеством окон, колонн и арок – и огромным барельефом, где Ангел был изображен еще раз, уже целиком. Он словно бы спал на облаке: закрытые глаза, сиреневые кудри, расслабленно разбросанные крылья…
И все эти детали каким-то образом не мешали друг другу: можно было по очереди видеть то величественный фасад, то огромную голову, то фигуру спящего.
– Ты видишь вход? – спросила Юка.
Я тут же его увидел – там, где и полагалось быть входу: на вершине лестницы. Это была высокая стрельчатая арка.
Мы дошли до нее за несколько минут. Когда мы приблизились к стене вплотную, оказалось, что ее примыкающие к лестнице части сделаны из каменных блоков. Я, впрочем, не сомневался – камень снова станет облаком, если мы спустимся вниз.
– Что это такое? – спросила Юка, положив руку на шероховатую поверхность камня.
– Флюид.
– Выглядит как камень.
– Мы привыкли к каменным стенам, – сказал я. – Флюид старается не обмануть наших ожиданий.
– Он может быть всем?
– Да, – ответил я. – Даже тобой и мной.
Юка кивнула.
– Я раньше не понимала, как это фасад замка может одновременно быть Ангелом. Но только что увидела сама.
За аркой начался длинный коридор, постепенно уходящий во тьму.
– Там нет света, – сказала Юка. – Может быть, мы просто еще не решили, что увидим?
– Наверно, – ответил я.
Она поглядела на свои замшевые туфельки.
– Может, разуться?
– Зачем?
– Это храм. Я читала, что на Востоке всегда так делают.
Я засмеялся.
– Мы берем Небо штурмом. А какой штурм без сапог?
Видимо, аргумент ее убедил – она взяла меня за руку, и мы пошли вперед.
Стены коридора покрывал рисунок, напоминавший не то узоры дамасской стали, не то арабскую вязь: словно это был особый сиреневый мрамор, каждый срез которого становился страницей священного текста.
Мы уходили в коридор все глубже, и скоро что-то странное стало твориться со светом. Узор на стенах сделался неразличим, затем в темноте растворились сами стены – но мы по-прежнему ясно видели свои тени на полу впереди.
Мне казалось, что я смотрю представление театра теней: на маленькой освещенной сцене впереди прыгали два длинных силуэта, мужской и женский. Они, кажется, о чем-то беззвучно спорили.
Чем дольше я глядел на свою тень, тем сильнее мне казалось, что она и есть я сам: тень совершала такие же движения, как мое невидимое тело, и никакого другого претендента на звание «меня» вокруг не было… Это гипнотизировало.
Вполне могло быть, что мои чувства и мысли тоже принадлежат этой тени. Мне определенно нравился ее двухмерный мир: в нем все было видно сразу, и ничего нельзя было спрятать. Хотя нет, можно было. В себе. И еще можно было слиться с другим существом в прямом, а не в переносном смысле.
Я словно оказался на пороге страны, где жили веселый Дон Кихот и Санчо Панса (в книгах моего детства их почему-то всегда изображали двумя черными силуэтами). Страна эта выглядела настолько гостеприимной, что хотелось там поселиться. Не начать ли мне Великое Приключение, подумал я, какого не устраивал еще никто? Прямо сейчас?
