Песня закончилась, уступив место звукам природы: шелесту камыша, гнущегося под порывами ветра, кваканью жаб и карканью ворона, что сидел на березе. Солнечный диск, казалось, замер на полпути и не спешил выползать на небосвод, давая возможность этим двоим закончить беседу.
– Я ведь тоже мертва? – вдруг спросила Амелинда и посмотрела на Пьера.
– Когда ты поняла? – Он присел рядом с девушкой.
– Когда вы сказали, что никто не замечал вас, и когда Джакомо никак не отреагировал на ваш крик. Если вас никто не слышал, то почему это удалось мне? – вздохнула Амелинда. – Но уверилась окончательно, когда у меня не получилось поднять камень и бросить его в воду. Мое воображение само дорисовало круги на воде… Плохо, что я не знаю, как это произошло.
– Зачем? – спросил Пьер, помогая ей подняться.
– Не знаю, возможно, мне так будет легче, – пожала плечами девушка.
– Сомневаюсь. Могу сказать одно – тебя не убили. Я знаю, что может отвлечь тебя от мрачных мыслей, – сеньор Каас взял ее за руку, и два призрака взмыли вверх, навстречу солнцу, голубому небу, белым облакам и быстрому ветру, оставив далеко внизу одинокую долину, мрачный погост и черный пруд, на дне которого нашло свой последний приют тело Амелинды Сонг…
– Вот такие пироги, – развел руками Дрон и закончил тем самым историю, что не досказал Михась, который, в свою очередь, продолжил байку, начатую Сандро.
Ночь осталась позади. Сквозь густую лесную листву, которую трепали порывы утреннего ветра, уже просвечивалось безоблачное голубое небо. Костер догорел, а на его месте еле теплились остывающие угли. Вино допито до дна, снедь урчит в животах. Уже проснулись пернатые твари и принялись чирикать наперебой. Давно Прохор не испытывал такой легкости, несмотря на то, что он глаз не сомкнул. Усталости как не бывало, да и сна ни в одном глазу. Правитель Серединных Земель поднялся с бревна, от сидения на котором у него затек зад, стряхнул со штанов муравьев и потянулся до хруста в костях.
– Душевно посидели.
– Это точно, – в один голос согласились музыканты.
– Даже уходить не хочется. Может, посидим еще? – спросил Рене, потирая глаз под повязкой. – Я тут видел заросли дикой пьяной вишни. Можно надавить сока…
– Ладно, вы оставайтесь, а я пойду, – прервал его Прохор. – У меня дел еще непочатый край. То-сё, пятое-десятое. Это решить, то подписать. Голова опухнет. А вы не забудьте, что Королева просила вас придумать колыбельную без оторванных голов и других частей тела. Что-нибудь доброе: про птичек, ежиков, лисичек, про солнышко, про облака.
– Про бочоночек пивка и цыпленка-табака! – хохотнул Дрон.
– Вот-вот, – погрозил пальцем Прохор. – Да что я вам рассказываю. Все, бывайте.
Он махнул рукой и скрылся в кустах орешника, пропустив мимо ушей вопрос Бала.
А кто это?
***
Через полчаса, Прохор засекал по часам, он оказался под высокими стенами города, уходящими в самое небо, где взад-вперед расхаживали вооруженные лучники. Рыжеволосый балагур уже хотел пройти через распахнутые настежь ворота, как был остановлен двумя гвардейцами, что, скрестив алебарды, преградили ему путь.
– Кто таков?! – спросил один.
– Именную грамоту! – потребовал другой и нахмурил брови.
Прохор не помнил этих двоих.
«Видать, новенькие. Хорошо муштрует их Генерал. Мимо таких не то что мышь не проскочит, муха не пролетит. Молодцы, нужно будет наградить, если не забуду», – подумал он.
– Хвалю за службу! – улыбнулся Прохор и попытался пройти, но его силой оттолкнули назад, а один солдат направил на него свое оружие.
– Тебе сказали – показывай грамоту. Нет – пшёл отсюда вон, пока в темницу не загремел. Своих попрошаек хватает.
Прохор опешил. Служба – службой, но это уже ни в какие ворота не лезет. Что за обращение с Королем?! Он, конечно, сам пошутить не прочь, но подобное переходит всякие границы.
– Ладно, смех смехом… По золотому заслужили, – и опять попытался войти в город.
Гвардейцы выхватили из-за ремней пистоли.
– Ты что, не понял?! – солдат, что постарше, мотнул головой в сторону караульного помещения. – Зови начальника стражи, а я этого прощелыгу на мушке подержу. Живо!
Второй стражник кивнул и, подняв облако пыли и гремя доспехами, бросился выполнять указание, а спустя мгновение вернулся в сопровождении усатого офицера.
– Что тут у вас стряслось?! – сурово сказал тот, поправляя кивер и одергивая зеленого бархата китель, расшитый золотом.
– Да вот, – ответил гвардеец, державший Прохора на прицеле. – Пытается в город пройти, а грамоту именную предъявить не желает. Предлагал взятку в один золотой каждому, чтобы мы его пропустили. Может, блаженный?
– Разберемся, – сказал офицер, подходя к нарушителю его спокойствия. – Начальник караула капитан королевской гвардии Жан Арман. Вы чего, уважаемый, противитесь выполнять законный указ, подписанный самим Королем Объединенных Земель и Вод?!
И вот тут Прохор едва не потерял дар речи.
– Кем подписанный?! Какого королевства?!
Брови офицера от удивления поползли вверх.
– Королем Фрэдом Безликим, Правителем Королевства Объединенных Земель и Вод, а именно: морей и океанов, если быть точным.
– Вы что, с ума все посходили?! Я, я и есть король Серединных Земель, Прохор Первый! Немедленно позовите сюда Генерала Сильвестра Драговича!
Начальник караула расправил усы и посмотрел на своих солдат.
– Точно блаженный, – и снова обратился к рыжеволосому нарушителю. – Не могу такого знать. Вы, уважаемый, или предъявляйте именную грамоту, дающее вам право на проход в город, либо проходите мимо.
– Да как вы смеете?! – возмутился Прохор, сжимая кулаки. – Всех посажу на гауптвахту!
Но после того как Жан Арман положил ладонь на рукоять своей сабли, висевшей на боку, выставил перед собой ладони и отступил.
– Без глупостей, я ухожу!
«Ничего не понимаю. Это шутка такая? Наверняка проделки Изольды. Ох уж мне эти ее игры…».
Почесывая затылок, Прохор побрел вдоль городской стены, то и дело поглядывая в сторону ворот, откуда за ним искоса продолжали наблюдать гвардейцы.
Солнце карабкалось на вершину небосвода. В пригороде, что раскинулся перед Броуменом, запели петухи. На тракт выходили первые жители, спешившие в город, чтобы открыть лавку или занять место на рыночной площади. Наглым образом изгнанный Король заметил, что каждый из них на входе предъявлял какую-то бумагу. Плюнув под ноги, он побрел дальше. Давно, будучи еще сорванцом, рыжий проказник обнаружил тайный ход под стеной. Пролезть там мог только один человек, да и то не очень крупный, поэтому Прохор надеялся, что не застрянет. Заделывать лаз смысла не имелось, армия через него не пройдет, да и не знает про дырку никто, а кто знал – не помнит уже.
Странным показался и тот факт, что прохожие, что попадались на встречу, не здоровались с ним, как раньше. Словно не замечали. Ладно стража, их можно подговорить, но не жителей же. Это ж надо всех собрать, объявить и сделать это так, чтобы он сам не узнал. А как? Указ на собор может отдать только Правитель или наместник, а Прохор этого не делал. Голова отказывалась соображать. Первоочередной задачей стало попадание на ту сторону, а там видно будет, что к чему. Ох, и не поздоровится кому-то!
Искать заветный лаз пришлось очень долго. Еще бы, сколько лет-то прошло, да и все пространство между дорогой и стеной заросло чертополохом. Тут год потребуется, если не больше, чтобы все вырубить. Прохор дождался, пока закончат ездить телеги, запряженные умирающими кобылами, иссякнет поток жителей пригорода, и тракт опустеет. Затем еще немного времени пришлось выжидать, чтобы лучник отошел от бойницы, и только после этого рыжеволосый шпион нырнул в густой репейник, где провел еще больше часа, продираясь через лопухи и стебли, толщиной с руку. Большой тесак сейчас очень пригодился бы. Несколько раз незадачливого искателя тайного хода пугали бродячие коты, что сваливались ему на спину и удирали с оглушающими воплями, один раз он чудом избежал укуса гадюки, что притаилась под корягой, но, в конце концов, нашел искомое.
Маленькая дыра в каменной кладке напрочь заросла паутиной, в центре которой шевелил своими волосатыми лапами паук-крестоносец. На помощь пришли сухой лист репея и огниво. Пламя мгновенно сожрало тонкие нити, уничтожив опасное насекомое, и освободило проход. Прохор опустился на колени и стал протискиваться в лаз. Прошло слишком много времени, и когда-то маленький мальчик стал больше, и вполне естественно, что путь, который раньше преодолевался на десять-пятнадцать счетов, сейчас занял почти целый час. На локтях и коленках протерлись дыры. Пару раз Прохор думал, что застрял окончательно, даже прощался с жизнью, но с новой силой принимался протискиваться через тайный ход. Еще ноздри раздирала невыносимая вонь.
