– А теперь пыль из ладони…
– Гы-ы-ы!
Сеня плюнул. Сел. Закурил.
«Ничего, – думал Кирюша, – после смены супа не съем. А вечером вообще есть не буду – сэкономлю. Вот сгоню вес, стану опять сухой. В форму прежнюю войду».
Между тем вылез взрывник.
– Палила! Палила!
У Кирюши смыкались веки. По телу ползала теплота.
«Палила, – думал он, – палила и бурила… По улицам ходила палила и бурила…»
– Пойдем, – ткнул его в бок мастер, – пора на смену. Ишь, молодежь, все по ночам не спите. И на работе как мухи…
И работал.
Нагрузка была и на бицепсы, и на пресс.
И на дельтовидную тоже.
Работать пришлось плотно: давали план. И к черту сдалось такое физическое развитие! И много раз хотелось бросить лопату. В конце концов, он не обязан так упираться. Но он только разгибал спину, поглядывая на Колю. А Коля, сухонький и маленький, работал ровно, чисто, без усилий – раз-два! раз-два! И Кирюша снова упирался.
А потом как-то вдруг стало легко и весело. И Кирюша с удовольствием чувствовал легкость тяжелой лопаты и пружину тела – раз-два! раз-два!
И даже не заметил, как все побросали лопаты и уселись перекуривать.
– Кирюша! Иди к нам…
– Ишь, размахался…
– Смотри, яму не вырой!
– Вагон не перегрузи…
А после перекура работать стало снова тяжело.
Но в конце концов вся работа кончилась.
И они снова долго шли по выработкам, выбираясь на поверхность.
И Кирюша так обрадовался небу, словно и не надеялся увидеть его больше.
– Подумать только – небо над головой! – сказал он Коле. – Словно из преисподней.
– Гора, она и есть гора, – сказал Коля. – Только привычка тоже много значит. Преисподняя – это точно. А вроде без нее как-то скучно…
«Надо же, – думал Кирюша, раздеваясь в гардеробе. – Все кажется, будто мы не такие, как они. А мы встаем спозаранку. Идем на работу. Вкалываем. Таскаем обеды. Напиваемся в субботу. Ай да мы! Да ведь мы работяги!!»
Кирилл бежал по тропке в гору. Он бежал мимо последних домов. А потом домов не стало. Они как бы бежали с ним в гору, но все отставали. Их становилось все меньше, и лишь одиночки еще взбегали вместе с Кириллом вверх. Но потом и они отстали. Старуха с вязанкой попалась ему навстречу и поспешно отошла за обочину, словно от грузовика.
Кирилл побежал к стадиону. По полю бегали футболисты. Кирилл подумал, как они сейчас на него посмотрят, а кто-то приостановится и еще что-то скажет, и он перешел на шаг. Прошел, словно прогуливаясь, мимо поля. За стадионом начинался лесопарк – место гуляний, – и Кирилл снова перешел на бег. Здесь росли полноценные, не полярные ели. Их пощадили: строить ничего не стали, сделали парком.
Народу не было. Ноги, сначала бывшие ватными, теперь стали резвыми и могли бежать так, что не хватало дыхания. Кирилл знал: чтобы бежать дольше, надо не стесняться своего дыхания. Он выдыхал громко, со стоном. Пот, здоровый, крепкий, бежал по лбу, путался в бровях, и время от времени его приходилось смахивать тыльной стороной ладони.
Бежать было приятно. Ритм. Все делается само: ноги выбрасываются по очереди вперед – сами, дыхание вырывается – само, и стон, и пот.
Глаза смотрят под ноги, выбирают путь, а путь убегает под ноги – серый, ровный, – как будто едешь. Так можно бежать очень долго.
Но послышались голоса. Женские.
Кириллу стало досадно.
Но бежал.
Из-за поворота показались две девушки. Они замолкли – стали смотреть на Кирилла. Он незаметно смахнул пот со лба и побежал особенно упругими, длинными прыжками, а дыхание сделал таким легким и ровным, словно бежать ему ничего не стоило. Не обращая на девушек внимания, он пробежал мимо, еле сдерживаясь, чтоб не выпустить с шумом воздух из легких.
Девушки остались сзади, и они заговорили, смеясь и пересмеиваясь.
Над ним, над Кириллом…
Кирилл не обернулся. Когда он представил, что девушки уже скрылись, он сбавил темп и легкость бега и с трудом унимал сердце, ловил воздух.
«Сбили, мерзавки!» – злился он.
Когда он снова вошел в норму, за поворотом показались мальчишки. Замерли – сделали стойку.
«Что они сейчас из меня сделают?!» – со страхом и смехом подумал Кирилл.
Поравнялись.
Мальчишки испытующе на него посмотрели. Кирилл заискивающе полуулыбнулся им.
Мальчишки развернулись и побежали рядом.
– Дяденька, вы куда бежите? В Москву, да?
– Дяденька, а дяденька, ваша мама была лошадь?
– Дяденька…
Кирилл жалобно и заискивающе улыбался им.
Мальчишки не отставали. Мальчишки сочувствовали:
– Бедный, бегает… Вес сгоняете?
– Такой толстый и бегает…
– Как ему тяжело…
– Так трудно.
– Жирный… Жирный!
Кирилл не выдержал и бросился за ними. Мальчишки рассыпались, как дурной сон.
Побежал дальше – собрались. Назойливей, смелее.
Мальчишки не отставали. Мальчишки командовали:
– Дыши носом!
– Тяни носок!
– А ну, поднажми!
– Тяжеловоз!
– Бомбовоз!
– Говнодав!..
Кирилл больше не реагировал, и они отстали.
Лесопарк перешел в лес, а лес кончился. Вскоре начался спуск. Ноги снова побежали сами. Склон порос травой и становился круче. Из долины дохнул холодный ветерок и обдал разгоряченное тело, приятно заполз в раскрытый ворот рубашки, под мышки и по спине. В широко раскрытый рот набился тугой, плотный комок ветра, и Кириллу с трудом удалось проглотить его.
Склон становился круче. Ноги бежали сами.
И их уже трудно было сдерживать. А потом уже ноги не могли быстрее: того и гляди, не поспеют за стремительно рвущимся вперед туловищем – и кубарем.
Но спуск кончился.
Вот и речка, и тропка плавно уходит вдоль нее, по ущелью, в горы. Из ущелья тянет ветром. Кирилл бежал, сбавив скорость, переводя дух. Справа впереди был заброшенный лагерь. Серые доски высокого длинного забора где провалились, где покосились. Забор убегал волнистой линией. С него свисали рыжие пряди колючей проволоки. И на высоком столбе будка сквозила, как пустая глазница.
И все это осталось позади.
А впереди показались стреноженные лошади, серые и в яблоках. Щипали траву. Одна из лошадей посмотрела на Кирилла грустным нервным глазом и тихонько заржала. Она беспомощно вздернула передние ноги и мелко шагнула.
У Кирилла остро и тревожно защемило сердце, как бывало, когда он слышал крик петуха. Ему стало словно неловко перед лошадью, что он бежит.
И он перешел на шаг.
Да и устал он тоже.
Он отошел от речки и, цепляясь за кривые кустики, вскарабкался в лоб на гребень. На гребне ветер зло и крепко наддал ему в грудь.
Здесь ветру было просторно. Впереди, прямо по гребню, была вершина и казалась совсем близкой и невысокой, а внизу рассыпался крохотными кубиками город, и блюдце озера, и спички труб. А еще дальше, за озером, – снова горы.
Горы.
Кирилл полез по гребню. Разработавшееся тело действовало отлично. Пот обсох, дыхание выровнялось. Каждая мышца чувствовалась отдельно, чистая, звонкая, покорная, и все они вместе – как часы.
Он шел быстро, умело выбирая, куда поставить ногу, руку, снова ногу. Сейчас бы он всем доказал, что действительно не хвастал, когда рассказывал, как здорово ходит по горам. «Все бы до одного отстали», – думал он.
Рука, нога, рука, снова нога.
Он шел быстро и долго, а когда посмотрел вперед – оставалось ровно столько же.
И так было несколько раз, что оставалось ровно столько же. Потом начались «вершины»: то, что он видел вершиной, оказывалось просто изгибом гребня, а впереди – снова вершина.
Но в конце концов не осталось ничего.
Он стоял выше всего.
Он мог смотреть в любую сторону, и ровным счетом ничто не заслоняло ему взгляда.
А город совсем слился. А озеро – капля. А за теми горами – еще озеро и еще горы. И все это – без конца. И направо – без конца. И налево – без конца. И впереди – без конца. И назад – без конца.
А ветер свистит в ушах, бьет, хлещет в грудь, обнимает ноги, холодит лицо.
Кирилл стоял как бы немного внизу и смотрел на себя вверх: вот он стоит, красивый, на вершине, и ветер развевает его волосы, облегает его стройную, сильную фигуру, ударяет в широкую грудь, в открытое, мужественное, обветренное лицо…
А потом ему вдруг стало холодно, и ветер был совсем некстати, и от снежников веяло ледяным. А ноги отдохнули и стали деревянными.
И Кирилл заспешил вниз. Он спускался и спускался, и всему этому не было конца.
Под ногами подворачивались камни, выскальзывали, цеплялись за ногу. Кириллу уже не удавалось так уверенно находить место ноге, как при подъеме. Он пытался собрать себя. Но каждый раз после некоторого улучшения снова подворачивалась нога и потом уже дрожала, становилась неверной и снова подворачивалась. Это отнимало много сил, которых уже было мало.
«Всякое неравновесие отнимает кучу энергии… Главное – сохранять равновесие», – пытался внушить себе Кирилл. Но потом уже не пытался, и ноги спотыкались, подворачивались, а то их так разносило вниз по склону, что Кирилл боялся, что полетит, покатится вниз по острокаменной осыпи…
