– Тоже твои? – предположил Затохин, усаживая посетителя в мягкое кресло перед своим письменным столом.
– Часы и подставки – мои, а красотки «ваши», – усмехнулся Калевин. – Прости, Гена, но я бы на твоем месте сюда их не поставил. Рядом с настоящим ампиром «богини» не смотрятся.
– Ничего, побудут, пока подберу что-нибудь стоящее, – успокоил поэта предприниматель и позвал Иру. Секретарша внесла поднос с крекерами и чай.
– Как тебе вообще мой офис? – с гордостью поинтересовался хозяин кабинета.
– Вполне. Но из всего интерьера о твоем вкусе лучше всего говорит Ирочка.
Геннадий самодовольно хмыкнул:
– И стоит она мне прилично. На другие вещи один раз потратишься, и они стоят, денег не просят. А этой все мало… – пожаловался Затохин. И несмотря на улыбку, в голосе предпринимателя прозвучала искренняя печаль. Калевин понял, что расходы на красивую секретаршу серьезно тревожат босса.
– Ты еще не все видел. Пойдем, покажу свои тайные владения.
Геннадий встал, подошел к обитой шелком стене и нажал на кнопку. Невидимая глазу дверь отворилась, хозяин шагнул внутрь, жестом пригласив Леонида проследовать за ним. Калевин поднялся, вошел в потайную дверь и оказался в зале, посреди которого стоял великолепный бильярдный стол на кривых резных ножках. Заканчивались они бронзовыми копытцами.
– Недурно устроился, – восхитился Калевин.
– Надо же иногда отдохнуть от денег, – улыбнулся Затохин. – Раскатаем партию? Ставлю сто крон, чтобы маленький интерес возник…
– Не могу. Я, собственно, и пришел попросить взаймы. Рассчитывал на гонорар, да издатель подвел, – покраснел от смущения Калевин.
– Сегодня уже четверо. Вы что, сговорились? – ухмыльнулся бизнесмен. – Нет, взаймы не дам. Хочешь, сыграем?
– Как же играть, если я пустой? – возразил поэт.
– Помню, у тебя дома над столом фотография висит. Она в бронзовой рамке. Рамку ценю в пятьдесят баксов. Это шестьсот крон.
– Бабушка в той рамке. Ее большевики расстреляли. Не хочу играть на это… – отказался Калевин.
– Мне бабушка твоя не нужна. Я же о рамке речь веду. Повесишь бабулю без рамки… А там как знаешь.
Леонид подумал и согласился. Жребий выпал начинать бизнесмену. Разбив «пирамиду», Геннадий закатил два шара в лунки. Следующий удар выбил еще два шара. Через пятнадцать минут он выиграл партию:
– У тебя осталось пятьсот. Хочешь отыграться?
Отыграться Калевину очень хотелось, но он себя пересилил, вынул из кармана бумажник, долго в нем копался и наконец извлек синенькую бумажку. Это были последние сто крон, которые поэт хранил на сигареты. Без еды Калевин мог довольно долго обходиться, голод переносил легко, а без курева у него не получалось.
– Возьми свой выигрыш, – он протянул бизнесмену деньги, и с грустью отследив, как они скрылись в плотном бумажнике из желтой кожи, спросил: – Ты обмолвился, что я сегодня четвертый?
– Нет, ты пятый, – запихивая бумажник в карман брюк, уточнил Геннадий.
– Пятый, которому ты отказал, или на мне твоя потенция закончилась?
– Естественно, пятый, которому я отказал. Но ты первый, на котором я заработал. Так что у меня сегодня очень удачный день. А разговор о твоей рамочке остается в силе. Надумаешь – тащи. Шестьсот крон отвалю…
Домой поэт брел пешком. Денег на автобус у него не было. Но самое грустное, что в пачке осталась последняя сигарета. Он потянулся было за ней, потом представил, как дома сядет за машинку без курева, и убрал пачку обратно. По дороге отгонял от себя навязчивую мысль о рамке. «Нет, до такого позора он не опустится. Тревожить память бабушки грех». Придя к такому благородному выводу, ускорил шаг и не заметил, как добрался до дома. Войдя в подъезд, тоскливым взглядом осмотрел свой почтовый ящик. В нем что-то лежало. Когда он уходил, ящик был пуст.
«Небось опять счета за телефон, или электричество», – решил поэт и собрался пройти мимо. Но в последний момент передумал, упрямо тряхнул головой и фатально шагнул к неизбежному. Отомкнув ключом дверцу, обнаружил небольшой квиток. Счета присылали в конвертах, а этот валялся просто так. Леонид двинул к окну и надел очки. Он держал в руках почтовое извещение. Издатель выслал ему деньги. Огласив победным ревом лестничные пролеты, он выскочил на улицу и побежал на почту. Калевин получил даже больше, чем надеялся. Запихивая бумажник в карман, подумал: а не вернуться ли к бизнесмену, чтобы отыграть партию? Но вдруг громко расхохотался, напугав пожилого эстонца, отправляющего телеграмму, подошел к телефону, достал визитку Геннадия и набрал номер.
– Приемная генерального директора, – раздался в трубке грудной голос секретарши.
– Ирочка, это говорит поэт Калевин. Мы сегодня с вами виделись. Я хочу вас пригласить после работы со мной поужинать.
В трубке замолчали.
– Вы меня слышите?
Ирочка слышала, но не знала, что ответить. Поужинать с поэтом она была не прочь, но опасалась реакции босса.
– Он об этом от меня не узнает, – прочитал Калевин мысли девушки, и она согласилась.
Бреясь перед зеркалом, Леонид думал о странностях бытия и переменчивости судьбы. Сегодня он был пятым просителем у бизнесмена. Первым, которого Геннадий сумел ограбить на сто крон. Интересно, под каким номером он сегодня идет на свидание с Ирой? Но узнать ответ на этот вопрос ему было не дано. Есть вещи на свете, которые гораздо приятнее оставлять неразгаданными. Леонид побрызгал лицо туалетной водой, повязал галстук и еще раз огляделсебя с ног до головы в зеркале. На него взирал наглый, самодовольный тип с омерзительной улыбочкой на выпяченных губах. «Господи, какая же ты гадость», – сообщил Калевин своему отражению. Он вдруг понял, что бизнесмен Геннадий Затохин наказан уже тем, что сидит в его кресле, сдувает пылинки сего секретераи платит своей секретарше за ее кнему симпатию. Он позвонил девушке и отменил свидание.
Кохила. 2005 годБанальные краски осеннего пейзажа
Стонов проснулся оттого, что наступило утро. Солнце еще и не думало вставать. В конце сентября светало поздно. Просто Стонов нутром охотника и рыбака всегда знал время и очень любил ранние часы. Проснувшись, он понял, что ему хорошо. Это новое непривычное «хорошо» появилось с начала лета вместе с Ниной.
Натянуть бы сапоги, взять ружье – и в лес, да еще Гришку прихватить. Но сегодня ему предстояло две встречи в городе с переговорами о деньгах и книге. Книгу никак не удавалось издать из-за этих проклятых денег. Стонов взглянул на часы и вздрогнул от телефонного звонка.
– Саша, ты мне нужен.
– Нина, у тебя все в порядке? Ты здорова? – Он вслушался в трубку, стараясь по голосу понять, что случилось.
– Не по телефону. Можешь приехать?
Накидав в сумку традиционный дорожный набор – зубную щетку, халат, полотенце и пару белья, он спустился в гараж и открыл ворота. Гришка нехотя вылез из будки и для приличия сонно помахал хвостом. Стонов забросил сумку в багажник, машинально погладил пса и залез в машину. Старенький «Форд» чихнул и простуженно завелся. Фары с трудом пробили наползавший с реки туман.
Поселок спал. Стонов осторожно вырулил на трассу и, набрав скорость, свободно развалился на водительском кресле. За много лет водительства автомобиль стал для него маленьким передвижным домом, где жилец чувствовал себя защищенным от любых вторжений. Уютно светились приборные стрелки, указывая на то, что здоровье старенького авто в порядке и свои двести километров он осилит.
Нина жила в небольшом портовом городке. Она служила в местной газете. Стонов в этом городке проводил встречу с читателями, тогда они и встретились во второй раз. Нина подошла брать интервью для своей культурной рубрики. А три года назад у них произошел бурный неожиданный роман в заграничном турне. Они оказались соседями по самолетным креслам. Лететь предстояло долго. Первый час Стонов косил на завиток и маленькое красивое ушко соседки. Наконец она резко повернулась. Вопрос серо-голубых глаз, увеличенный стеклами очков, заставил Стонова улыбнуться. Видно, Нина без слов получила нужный ответ и тоже улыбнулась. К концу полета они стали друзьями, а через сутки сделались страстными любовниками. Сбегая с семинара, на который оба и прилетели в эту веселую, залитую солнцем страну бездельников, они не могли насытиться обществом друг друга. Не хватало суток, чтобы наговориться, нагулять узкие кривые улочки между белых вилл и снова бежать в номер, где на жесткой постели со скатанным вместо подушки одеялом отдать друг другу все, что скопилось за время этих прогулок и разговоров. В свете узкого луча, пробившегося сквозь щель ставни, Нина, прекрасная и по-детски беззащитная, потом часто вспоминалась Стонову в самые неподходящие моменты.
Семинар пролетел как одно мгновение. Солнечный праздник закончился и пришлось каждому возвращаться в свою ячейку. Нина несколько лет жила разведенной. В родном городке ее ждал новый жених. Из рассказов Нины стало понятным, что жених ее происходил из той породы однолюбов, что иногда встречается в мужском народе. Он любил ее со школьной скамьи и терпеливо ждал. Получив урок от легкомысленного смазливого эгоиста, Нина наконец решилась на второй брак, резонно сознавая, что ее школьный воздыхатель если и не очень ею любим, то вполне надежен. Хотелось простого бабьего счастья со спокойным любящим мужем. Такой станет восторженно ждать потомства и работать, не отвлекая на хобби и пьянство свой умеренный заработок.
