N. печально усмехнулся, порылся за пазухой, достал сложенный вчетверо листок.
– Я предусмотрительный человек, – шепнул он доверительно. – Просчитываю на десять ходов вперед. Извольте, – он протянул бумажку доктору, и тот, помявшись, взял ее двумя пальцами. Повисла тишина. N. в конце концов ее нарушил и попросил:
– Если можно, доктор, – общий наркоз. Прошу вас. Не умножайте мои страдания физической болью!
Врач безмолвствовал. Он машинально сворачивал справку в трубочку и смотрел в пол.
– Целая операционная! – сказал он отчаянно, обращаясь сам к себе. Переведя взгляд на N., стоматолог воскликнул: – Как же вы без зубов-то будете, а? Перейдете на каши и кисели?
N., чувствуя, что выиграл схватку, пожал плечами:
– Что такое кисель по сравнению с чистой совестью? Поживем – увидим. Возможно, протезы… Да! – спохватился он, хватаясь за бумажник. – Не сочтите за провокацию – я в долгу не останусь!
Доктор отмахнулся, невольно решая, как бы половчее отказаться, чтоб все же взять.
– Идемте, – сердито сказал он, избегая прямого ответа. – Честное слово, я ощущаю себя преступником! Ох! – вдруг ударил он по лбу. – Как я мог забыть – наркоз ведь дело нешуточное! Мне понадобятся сведения о вашем сердце, давлении… – он поперхнулся, увидев, как N. склоняется над пакетом и извлекает оттуда толстую медицинскую карту. Почему-то доктор знал, что все анализы свежие, сделаны накануне. Не обращая больше внимания на документы, он вышел в коридор. На ходу доктор щелкнул пальцами, предлагая N. поторопиться.
…N. шагнул в белоснежную комнату, любовно окинул взором строгий операционный стол. Во рту пересохло – рот словно готовился к агрессии, живя по своим нехитрым законам и не завися от воли хозяина.
* * *
Супруга N., дородная властная дама, присела на тахту, раскрыла записную книжку. Близилась торжественная дата: день их с N. серебряной свадьбы, нужно было всех обзвонить и пригласить – список насчитывал двадцать четыре персоны.
Госпожа N. сняла трубку, набрала первый номер. С минуту она слушала протяжные гудки, затем в раздражении отключилась. Та же история вышла со следующим номером, потом – с третьим, восьмым…
«Повымерли они все, что ли?» – подумала госпожа N. недоуменно. Ее чувства пришли в расстройство. Начиная закипать, она снова и снова крутила телефонный диск.
* * *
Стоматолог усиленно моргал, пот плавно тек ему в глаза. Доктор трудился на совесть, под пальцами похрустывало и похлюпывало.
N. лежал неподвижно. Наркоз оказался волшебной штукой – совершенно фантастические, неземные краски, захватывающие звездные дали, блаженство свободного парения. Собственный голос, звучавший со стороны, убаюкивал вкрадчивым счетом: …четырнадцать… девятнадцать… двадцать три… двадцать четыре…
N. снилось, что ему вырывают зубы.
© март 1998
Антигримаса, или Осторожно, март!
Гадалка нагадала Ейвину, что у него все, в общем-то, сложится в жизни неплохо, когда бы не март. «Вот месяца марта – берегись» – так она его напутствовала, забирая денежку.
«Март?– внутренне удивился суеверный Ейвин. – Надо же, какая напасть».
И он стал вспоминать все прошлые марты, надеясь приплести к ним те немногие неприятности, что с ним, как и с каждым, случались. Но приурочить что бы то ни было именно к марту ему не удалось. Пару раз Ейвину почудилось, что он вышел на след, однако пристрастный анализ разрушал его построения.
А март был на носу. Ейвину пришло в голову, что он никогда не жаловал эту пору. Зима и так по сути своей дрянь, а тут еще тление этой дряни, сопливый лед, небесная манна, которой лучше бы не было… Разложение не то что умершего, но никогда не жившего. Вот апрель, а в особенности май – другое дело! Почки набухают, листья распускаются, цветут цветы.
Ейвин справился по календарю насчет числа, узнал, что нынче – февраля двадцать четвертое. «Пожалуй, – решил он, – стоит уладить все дела загодя. Чтобы не осталось ничего важного, ничего сомнительного, на чем можно поскользнуться». И он немедленно взялся за работу. Правда, улаживать было нечего. Дела служебные шли гладко, дела семейные – за отсутствием семьи – тоже. Квартира застрахована, она же – на сигнализации и за двумя железными дверями, есть и скромные сбережения. Друзья и знакомые? Симпатичные люди без камней за пазухой и ножей за поясом. Женщины? Иногда, без взаимных претензий. А! Вот! Здоровье!
Ейвин отправился в поликлинику, наплел с три короба насчет вымышленной поездки куда-то – дескать, нуждается в полном обследовании, которое и получил, и выяснил, что отклонений в нем не замечено. Не пошел к одному только психиатру: тот полез бы раскапывать старые комплексы, а Ейвин хорошо про них знал и без врача. Комплексы глухо бухтели, Ейвин, если они слишком уж наглели, орошал их грибным рациональным дождичком, и все становилось нормально.
Но все-таки кое-что он предпринял: всем подряд написал письма, застраховал, в дополнение к квартире, собственную жизнь, составил завещание, приобрел газовый пистолет, заглянул в церковь, где и покаялся. И образок купил, повесил на стену. На упаковках с пищевыми продуктами внимательно отслеживал дату изготовления и срок реализации. Перестал пользоваться легковым транспортом, полагая, что грузовой общественный – надежнее. И вообще ходил с опущенным взором, так как не мог исключить вредоносности постороннего глаза.
Надо же было такому случиться, что именно 1 марта его пригласили в гости. Ожидались только свои, посиделки предполагались безобидные – никаких кабаков и девок, избави Бог, культурно-разморенное едье и питье под забытых бардов. Суеверный Ейвин все же был не до такой степени труслив, чтобы отказаться. Не лежать же целый месяц пластом на кровати, глядя в потолок, который запросто может обрушиться. Он оделся почище и пошел, купил по дороге букетик каких-то цветочков – Ейвин не разбирался в растениях. Ему показалось, что красивые. И хозяйке показалось, что красивые: так она сказала. И убрала подальше: цветочки, выбранные Ейвиным, дарили одним покойникам.
Подоспело время кушать, все расселись, нашлепали салатов, нацедили беленькой. Ейвин потянулся за салфеткой, чтобы защитить свои светлые брюки, и с ужасом заметил на правом бедре непристойное, необъяснимо крупное пятно. Именно что вляпался во что-то – бедром, а не прислонился, не капнул. Откуда оно взялось? Аккуратный Ейвин не мог не обратить на него внимания и уж, конечно, не надел бы в гости таких брюк. Дефект нуждался в срочной маскировке, и потому Ейвин развернул салфетку полностью и постелил с правым креном. Но ему казалось, что омерзительная клякса видна и сквозь крахмальную белоснежную ткань.
Разумеется, пришлось отказаться от танцев. Покурить Ейвин выходил бочком, прихватывая себя за бедро и тетарально морщась: разболелся, знаете ли, тазобедренный сустав. Работа-то сидячая! Сидим вот и заплываем жиром, костенеем в солях, а любовь к производственной гимнастике умерла нерожденной. Исподтишка Ейвин ощупывал пятно: оно ощущалось жирным и влажным; после он украдкой нюхал пальцы и хмурился: запах был слабый, но неприятный, неприличной разновидности. В конце концов пятно настолько растревожило Ейвина, что он укрылся в туалете, где приспустил брюки и принялся жадно исследовать дефект. Прежде всего он отметил, что сама по себе нога совершенно чистая. Зато брючина пропиталась неизвестной пакостью насквозь, с шелковой подкладкой вместе. Примостившись поудобнее, Ейвин согнулся и теперь уже в полную силу, с проникновением в суть вещей внюхался в пятно. Явно рвотный компонент в аромате. Как он, Ейвин, добирался? Автобусом, понятно. Вот вам и безопасность общественного транспорта – какая-то забулдыжная сволочь не сдержала харч.
Ейвин встал, глубоко вздохнул, застегнулся и вышел к гостям. Подманив пальцем хозяйку, он с застенчивой улыбкой попросил пятновыводитель. «Кто-то меня мазнул, а мне и невдомек!» – рассмеялся он непринужденно. Хозяйка, видевшая, откуда вышел Ейвин, внутренне усмехнулась, допуская, что этим «кем-то» мог быть в силу своей общеизвестной нелепости сам гость, но эта мысль никак не отразилась на ее лице. «Конечно, пойдемте!»– она подхватила Ейвина под локоть и проводила в ванную комнату, вручила пузырек. «Посыпьте, и пусть так побудет», – объяснила хозяйка. Ейвин снова улыбнулся – на сей раз в искреннем восторге – и шумно, облегченно выдохнул. Хозяйка чуть скривилась: воздушная струя пришлась ей прямо в лицо. И Ейвин подметил это мимическое движение.
Посыпая пятно порошком, он думал: «Отчего она поморщилась? Неужели у меня скверно пахнет изо рта? Наверно, да. Но почему? С зубами-то все в порядке, я недавно посетил стоматолога. И почистил их – перед выходом. И пососал в пути мятную конфету. Гастрит? Проверено, все чисто. Я даже заглотил эту кошмарную кишку с фонариком. Видно, в салате был чеснок. Почему же я его не распробовал? У меня очень тонкий вкус, обычно я сходу распознаю компоненты самых замысловатых блюд. Бог с этим, как бы там ни было, нужно принимать меры. Если дефект существует, он должен сделаться сокрытым».
