– А я за коммуняк буду. Они обещали эСэСэСэР восстановить. Сейчас я, правда, что-то не слышу об этом, но перед предыдущими выборами обещали. Пущай выполняют, раз давно обещали!
– Чего вам дался этот СэСэР? Зачем он? Вот уж без чего ну совсем никак! Конечно грустно, что исчезло такое государство, но людям должно быть иногда грустно. И страны иногда должны распадаться. Президент же сказал, что «у того, кто не жалеет о разрушении Советского Союза, нет сердца, а у того, кто хочет его воссоздания в прежнем виде, нет головы».
– Пусть без СэСэРа, но всё равно я за «красных»! Что нам эти перебежчики? То ли дело – коммунисты! Всю жизнь верны одним ценностям, как и положено настоящим самураям. Не то, что все эти перевёртыши, которые то за ваших, то за наших. При красных они были за красных, при белых – за белых. Как говорится, из павлов назад в савлов. То они за коричневых, то за зелёных…
– Теперь все за голубых стеной встали.
– Ха-ха-ха!
– Такова логика жизни. Всё течёт, всё изменяется.
– Не знаю, у кого там чего течёт и в каком месте изменяется, а я за коммунистов. За старых добрых коммуняк.
– Они же церквы закроють!
– Ничего они не «закроють» – сейчас и так все без царя в голове «ходють». Это в семнадцатом году на Бога замахнулись, потому что в народе вера отцов глубоко сидела, а надо было людей переманить в новую религию. А теперь и переманивать некого, некуда, да и незачем. На днях какой-то певец в спущенных подтяжках на сцену вышел, а сегодня уже полстраны в таком же прикиде ходят, своему божеству подражают. Вот и вся современная религия. Так что не дрейфь, бабка, не тронут твои церквы. Они ещё не всюду и открыты.
Когда Лиза ехала с работы, на спуске по эскалатору в метро увидела на стене надпись, где напротив фамилии одного известного политического деятеля было написано нехорошее и очень грубое слово «падла».
– Мама, а вчера мы ехали, и про этого дяденьку было написано, что он фашист.
– Не читай настенные надписи, это неприлично!
– Батюшки-светы! – ахнул кто-то на эскалаторе. – Энто ж наш дяпутат в кандядаты.
– Да не дяпутат в кандядаты, а кандядат в лектораты.
– Да не то вы глаголите, бабы! Лектораты – энто мы.
– Мы?!
– Ну.
– Надо жа! Аж легше дышать стало, как узнали про себя такое…
– Нет, а кто фашист-то, кто? – бился на эскалаторе любопытствующий избиратель, но бездушная лестница увозила его от такой жизненно важной информации.
– Ну как же! Это же из партии «Прыг-скок».
– Что за партия такая?
– Партия Регулярной Ызмены, где собрались все перебежчики из других партий, которые на предыдущих выборах не пролезли.
– Не «не пролезли», а «не преодолели барьер в…». Сколько там нынче процентов-то надо преодолеть?
– Не знаю. Помню, но смутно.
– Ага, «помню только, что стены с обоями».
– Да про него же сейчас по всем программам говорят! Он на всех телеканалах: нажми любую кнопку на пульте – не ошибёшься. Разве что в «Давай поженимся» ещё не засветился. Вы что, телевизор не смотрите?
– Телевизор у меня включён постоянно, но я давно не обращаю на него никакого внимания. Ещё в Перестройку по дурости политикой интересовался, но теперь – увольте. Переболел этой гадостью. Надоели все до смерти! Умел в своё время как-то отличать либералов от радикалов, а демократов – от левых и правых. Теперь вижу тех же, но у всех одно выражение лица: «Как бы нам ещё раз облапошить этих… избирателей, мать их». А вы смотрите телевизор?
– Не то, чтобы специально смотрю или слушаю, но сейчас шумиха сама в уши лезет. Сейчас ведь люди разучились только для себя жить – у них всё для народа делается, чтобы в соседнем квартале слышно было. Телевизор включат, так весь дом вынужден слушать. По телефону орут так, словно боятся, что не все окружающие увидят, что у них телефон есть. Всё для публики и ничего для себя! Я домой приеду, спать лягу, а у меня от соседей сверху – теледебаты, от соседей сбоку – политполемика по радио, снизу – концерт «Поющие депутаты», на улице кто-то кому-то морду бьёт по причине расхождения в политических предпочтениях. Я совершенно аполитичен, но волей-неволей знаю, кто от какой партии, кто сколько любовниц в прошлом году поменял, у кого – новый «Мерседес», а у кого – две квартиры на Тверской.
– Да-а, эпоха всеобщей и поголовной информированности. Уж и не знаешь, куда эту «ценную информацию» складывать, чтоб мозги себе не перегрузить.
На платформе кто-то за спиной у Лизы чего-то где-то вычитывал:
– Как странно. Оказывается, слова «министр» и «администратор» происходят от латинского «слуга, помощник». Вот уж никогда не подумал бы! А на деле человек как выбьется хоть в министры, хоть в какие самые вшивенькие администраторы, скажем, квартальной бани, сразу столько спеси лезет. И уж меньше всего он настроен на то, чтобы служить, а, напротив, сам ждёт, кто ему теперь прислуживать станет.
– Правильно. Как говорил один промотавшийся цирюльник, что «ежели когда человек поднимется умом выше лаврской колокольни, да глянет оттудова на людей, так они ему сдаются-кажутся такие манюсенькие-манюсенькие, как пацюки»[5].
– А мне из наших министров только Шойгу нравится: всё время при деле, всё время там находится, где ему и надлежит быть.
– А мне нет. Он говорить не умеет.
– Ой-ёй-ёй, эка важность уметь языком чесать! Кто это придумал, что политик должен быть оратором, хорошим актёром? На самом деле такой театр себе могут позволить только очень развитые страны, где политикам больше нечего делать, как красиво говорить и красиво себя подавать. В отсталых странах типа нашей политик ценен прежде всего способностью к работе. Политик, мне кажется, вообще не должен что-либо говорить, чтобы не тратить драгоценное время, на которое его выбрали, а, засучив рукава, приступать к работе. Как чудище из сказки «Аленький цветочек», которого никто не видит и не слышит, зато толку и пользы от него больше, чем от иного речистого красавца. Вот придёт к тебе сантехник, ты же ему не скажешь: я вам не доверяю мой унитаз ремонтировать, так как ваши ораторские способности отстают от Цицеронова эталона. Пришлите мне сантехника-оратора да и покрасивше шобы!
– Ха-ха-ха!
– А то выберут какого-нибудь говоруна, и он все четыре года о чём-то говорит-говорит-говорит, потом спохватывается что-то делать, а уже новые выборы на носу. И снова кулаком по столу стучит перед избирателями: «Дай нам власть на новый срок!». Да сколько же им можно давать? Они нас совсем за безропотных давалок держат! И так всю страну поимели и в гриву, и в хвост, и всё дай-дай, дай-дай… Голубчики мои, чего вам ещё надо, чего мы ещё должны сделать, чтобы заставить вас разумно этой властью воспользоваться? Народ обобрали до нитки и опять тявкают: дай-дай, дай-дай! Всё мало, всё не нажраться. Сколько лет эта чехарда продолжается? «Выбери меня, так я для вас что-нибудь да сделаю». Ты и так уже в Думе сидишь, так делай! Ты уже тридцать лет там штаны протираешь, а собираешься что-то сделать именно перед каждыми выборами. То с олигархами лобзаются, то перед выборами начинают их дружно лаять и срамить. Дескать, мы с ними на одно поле не сядем и вообще всех пересажаем, если вы нам ещё на четыре года власть дадите. И сколько им ни дай, а они всё опять спустят невесть куда. Так дураку миллион дашь, он его просадит, а потом опять придёт канючить: «Дай ещё». Им четверть века было дадено, и они ничего не сделали. Да и не будут ничего делать. Если бы они могли или хотели чего для избирателей сделать, уж давно бы сделали. Каждые четыре года вылезают с одной и той же песней: «Мы вас щас осясливим до невозможностев, токмо проголосите за нас». Ещё со времён Горбачёва многие эту успешную карьеру ведут. Я хорошо помню: многие нынешние маститые политики тогда как раз первые шаги делали в умении вешать народу лапшу на уши. Горбачёва давно с престола согнали, а сами сидят уже больше двух десятилетий и всё осчастливить нас грозятся. Да за столько-то лет и Емеля подвигнулся бы за водой на прорубь сходить! Целое поколение выросло, целое поколение состарилось, два поколения вымерло, а они всё «дай-подай нам ещё власти» твердят, как нищий на паперти. Мол, в этот раз мы начнём что-то делать для вас. А на что ты последние тридцать лет потратил? На то, что с мигалками катался по столице? На пляски и песни с эстрады? На пьяный ор в прямом эфире? Годы ведь утекают сквозь пальцы, их не остановишь. Так что нет, ребята, всё, баста. Как в детской считалочке поётся: в первый раз прощается, второй запоминается, а в третий раз не пропустим больше вас.
– Они сами пролезут. Такие и в жопу без мыла пролезут! Им тут мигалки запретили, так главный мигалочник осерчал. Он, вишь, обосновал своё возмущение тем, что, дескать, когда я еду с мигалкой, то народ видит, что едет важный для государства человек. Чего он знает о народе-то, и что этот народ о нём конкретно думает?
