– Откуда они узнали, что я готовлю вас к ЕГЭ?
– Ну, я сказал. Разве – тайна? – Он смотрит с вызовом. – Иду, а он говорит с охранником. Что это, говорит, за тетка? В смысле, – ученик спохватывается, – женщина? А охранник молчит. Как пень. А потом говорит: какая женщина? А Ванька… В общем, я понял. Говорю: моя учительница. По русскому ЕГЭ.
– А он?
– Да ничего. Пошел. Они ваще какие-то странные. И он, и… Ну, в смысле, его родители. Особенно мамаша. Все время улыбается. Как-то, не помню, чего-то хотел, говорю: дай номер мобилы. А он говорит: нету. Чего, говорю, нету? А он говорит: мобильного телефона. Во врать! Теперь – у каждой кошки. Старухи – и те с мобилами…
– А как вы это поняли? – я обрываю. – Что речь именно обо мне?
– Ну… Ванька говорил. Типа там куртка… шапка… вязаная.
Не то чтобы ученик сказал что-то обидное. И все-таки мне расхотелось петь.* * *
Женщина, открывшая мне дверь, не походила ни на прислугу, ни на хозяйку. Блондинка лет сорока.
– Пожалуйста, раздевайтесь… – она улыбалась смущенно. – Нет-нет, это совсем-совсем не обязательно.
Все-таки я сняла сапоги.
Стояла, осматриваясь украдкой. Узорчатые обои. Пейзажи в золоченых рамках. Темный бронзовый светильник: женская фигура. В руках три плафона, похожие на колокольчики. Такие я видела только в антикварных. Прихожую хотелось рассматривать подробно и не спеша.
– Может быть, кофе?
Мы вошли в гостиную. Мебель красного дерева. Мне показалось – старая, но тщательно отреставрированная. Занавеси пастельного тона…
Обычно я отказываюсь. Но тут почему-то согласилась. Думала: мать Максима права. Действительно милая.
Домработница – мне вспомнилось слово экономка – внесла поднос. Розоватые чашки с пейзажами, сахарница, бисквиты… В памяти мелькнуло печенье мадлен .
– У вас очень красивая квартира. Необычная…
Не из вежливости. Я говорила искренне, от всего сердца.
– Это все муж. – Что-то проступило в ее лице, легло едва заметной тенью. – У нас работал дизайнер из Англии. Мой муж… – она замялась. – Любит все самое лучшее.
Я кивнула. Печенье мадлен осталось за Дуврским проливом. Джейн Остин. Гордость и предубеждение.
Мы перешли к насущным делам.
Сын. Ученик одиннадцатого класса. Собирается поступать на экономический. Задача репетитора – подготовить к обязательному ЕГЭ. Я ждала, что мне перечислят дополнительные занятия: конная школа, теннис, курс продвинутого английского. Или что там еще, учитывая аглицкую направленность. Но мать моего будущего ученика сказала:
– Время вы можете назначить любое. После школы Ваня никуда не ходит.
– Мы должны обсудить условия… – прежде чем приступить к деликатному вопросу, я всегда набираю воздуха.
– Ваши условия нам известны, – супруга англомана ответила поспешно.
Кажется, мы обе были рады, что этот пункт договора не потребовал дальнейших уточнений.
– Поверьте, я сделаю все возможное, но результат зависит не только от меня.
Заводя привычную волынку, я говорила о том, что репетитор – не волшебник. Если мальчик будет стараться, прилагать серьезные усилия. На это она должна была ответить: конечно, мы все понимаем. У вас замечательные рекомендации. Наши верхние соседи, родители Максима…
Но она сказала:
– Иван все делает серьезно. Это он настоял на том, чтобы пригласили именно вас. Простите, я сейчас…
Я ждала, прислушиваясь. Мать моего будущего ученика шла по коридору, торопливо постукивая каблучками.
Он вошел и остановился в дверях.
Тот самый мальчик, с которым я столкнулась на лестнице.
Тогда он смотрел на меня внимательно. Разглядывал, как диковинное животное. На этот раз в его глазах не было ни тени любопытства. Ленивый взгляд старшеклассника, коим они встречают будущих репетиторов: вежливая сдержанность, за которой маячит скука.
Мы договорились начать во вторник.
Подходя к дому, я попыталась представить себе их разговор. Двух народных правнуков.
«Ну, и как она?»
«Татьяна? Да ничего. Нормально. Зануда, конечно. Но после нее, короче, сдают без проблем. И вообще… Короче, трудолюбивая».
Здесь народные правнуки должны были рассмеяться.
«Прикинь, даже в бизнесе пахала».
«Эта?.. В бизнесе? – Мой будущий ученик морщится. – Ладно гна-ать… За версту видать – честная».
«Не веришь? Отвечаю. Отец пробивал. По своим каналам…»
Открывая дверь в свою кошачью парадную, я думаю: тоже мне – проблема… Если что, всегда можно отказаться. Выдумать какой-нибудь повод, сослаться на семейные обстоятельства. Слава богу, не ссыльнокаторжная.
– Это что – как в «Крутом маршруте»?
Я слышу Янин голос. Ясно, как будто я иду, а она едет в лифте. Медленно, вровень с моими шагами.
Раньше эта книга лежала в морозильнике. В целях конспирации мы говорили: письма Васиной мамы. Мемуаристка давала уроки мальчику: по тем временам новая русская семья. Отец – начальник политуправления, мать – домохозяйка. Окружила себя обслугой из контриков : портниха, прачка, маникюрша, учительница – все из ссыльных… Интеллигенция, репрессированная как класс.
– Ну, знаешь… – меня возмущают ее сравнения.
– Разве дело в названии?..
Конечно, не в названии. Если понадобится, придумают что-нибудь новенькое. Вместо хорошо забытого старенького.
– Не знаю. Все равно противно.
– Да плюнь ты! Тебе-то какая разница? Смотрел и смотрел.
– Я не зверок, чтобы меня разглядывать.
Из лифта доносится хихиканье.
– А что если вьюнош тобой заинтересовался?
– Птичка моя, это – даже не извращение, а бред сивой кобылы… – я вынимаю связку ключей. – Лолита, вывернутая наизнанку?
Этот роман мне никогда не нравился: защитительная речь главного героя, рассчитанная на присяжных обоего пола – не слишком изощренных в анализе литературных произведений, чтобы докопаться до его глубинных мотивов.
– Ну-ну… – Яна снова хихикает. Впрочем, так и не решившись выйти из лифта.* * *
Дома меня ожидал сюрприз: две кофейных чашки. На кухонном столе.
– Это кто, папа?
Последнее время мой бывший что-то зачастил.
– Почему папа? Не папа. Витя, – она стояла, покачивая остывшей туркой. – Посидели, попили кофе. Хочешь, я тебе тоже сварю.
– Свари, – меня обдало горячей волной.
– Представляешь, пришел и говорит: все как в детстве. Я, говорит, всегда вспоминал: и комнату, и кухню. Прикинь: оказывается, когда засыпал, смотрел на наши портреты. Говорит, закрою глаза, а сам знаю: они на меня смотрят, – она хихикнула, – прямо как Большой Брат. В смысле, два. Два Больших Брата. Представляешь, он их боялся. Ужасно. Правда-правда… – Александра ворковала над закипающей туркой.
– Боялся? – меня покоробило сравнение с Братьями. Неуместное, чтобы не сказать неделикатное. – А ты? Ты тоже их боялась?
Я пыталась представить себе нашу встречу. Родственные объятия. После стольких лет.
– Я? – Александра откликается удивленно. – Конечно нет! Витьку-то укладывали в кресле, а меня на диванчике: помнишь, стояли так и так, – жестами она демонстрирует взаимное расположение раскладного кресла и детского диванчика. В те времена меня интересовали другие диваны и кресла. – Я же их не видела. А Витька как раз напротив. Вот, бедолага, и пялился. А они – на него… Говорит: откуда ж я знал, что они – просто писатели , думал, мало ли… Но зато в старших классах! Там, в учебнике… Короче, смотрел как на родных.
Ногтем большого пальца я царапаю узорчатую клеенку. Общие предки, висящие на моей стенке, превращали их в кузена и кузину. Сколько-то там юродных . В некоторых культурах такие браки даже приветствуются. Например, в той же Англии…
– Ой, опять сбежал! – Александра хватает кухонную тряпку – остатки рваного пододеяльника. – Ну была же нормальная губка, ты опять, что ли…
Роется в нижнем ящике: пустые банки, средство для мытья раковины, пластмассовый контейнер, дуршлаг…
– Была же целая упаковка…
– И чем он теперь занимается?
– Работает, – Александра отвечает охотно. – Торгует землей.
– О! – я восхищаюсь. – Земля – перспективная тема. Уж чего-чего, а земли у нас предостаточно…
– Витя говорит, что земли-то как раз мало: все дело в инфраструктуре. Если посмотреть на карту Ленинградской области, освоены только пятна. Вдоль железных дорог. – Она водит по клеенке указательным пальцем, словно рисует наши вечные дороги. Для полноты русской картины недостает только дураков. Когда-то давно, году в девяносто первом, ее отец тоже водил пальцем по столу. Рисовал идеальную линию, отсекающую будущее от прошлого. – Проблема в том, чтобы перевести федеральные земли в земли сельскохозяйственного назначения…
Она рассказывает с воодушевлением. Похоже, успела освоиться с терминами. Если так пойдет и дальше, очень скоро ей приснятся полки́ двенадцатиаршинных бревен. Идущие стоймя на лесной склад.
