– А если бы была? – возмущенно спросил леший.
– А если бы была – то тебя бы здесь не было. Котяра, хоть и зараза, а умнее и хитрее тебя раз в сто, если не больше.
– Так уж и в сто, – пробормотал леший, понимая, что аргументировать нечем.
– Уж поверь мне! Стыдно признать, но эта скотина меня не единожды оставляла с носом. А сколько шишек мне это стоило! Все, достаточно! Рвать заразу, и незамедлительно.
– А как? – поинтересовался леший.
– Ты в преемники хочешь? – спросил шакал.
– Хочу! Очень!
– А раз хочешь – то и думай, как от конкурента избавиться.
– Да чего тут думать – послать волков, и дело с концом.
– Я же сказал думать, а не тупо перебирать варианты. Котяра находится в стане кабанов и якшается с самим их предводителем, которому молодые кабаны в пасть заглядывают. А ты слышал когда-нибудь, чтобы старый кабан своих товарищей сливал?
– Нет.
– Вот и я не слышал. А волки-то наши кабанам конкуренцию вряд ли смогут составить. И уж тем более – на их территории. Так что, предложение твое – глупое, непродуманное и бесперспективное. Одним словом – садись, и думай дальше.
– Может, отравить, а? – робко спросил леший.
– Может и отравить, но только как?
– Да так же, как в аглицком лесу, когда переметнувшемуся волчаре в лужу отравы подсыпали.
– А кто подсыпать будет, а? Может, ты?
– А че сразу я? У нас что – волков нету?
– Да волки-то у нас есть, вот только – кто их к коту-то подпустит? Да и потом – не станет котяра с первым встречным из лужи сербать. Вот по-любому не станет.
– Такой гордый?
– Такой умный, – громко сказал шакал и, немного подумав, добавил: – Хотя вариант с отравлением мне определенно нравится.
– Так – будем травить? – с радостью произнес леший.
– Будем думать, – не дал развить тему шакал. – Будем долго думать и быстро действовать. Иди и мозгуй, включай воображение, подключай злость, коварство и подлость, выстраивай все в сценарий, и только тогда приходи. Понял?
– Ну, понял.
– А раз понял, то и чеши себе с миром.
Леший удалился, повесив гриву и шаркая лапами. Старый шакал все еще чертовски рассержен, и пытался успокоиться. Все, о чем пробовал думать хитроплет, заканчивалось одной и той же картинкой – эпизодом травли кота с последующим разрыванием на части стаей услужливых волков. Спустя примерно полчаса шакал полностью успокоился, погрузившись в царство раздумий, подлости и козней. Это была его, шакалья, стихия, и он мог проводить в таком состоянии дни напролет. К тому моменту, как солнце спряталось за верхушками сосен, наш хитроплет пребывал в приподнятом настроении, обусловленном придумыванием способа разрыва кота. Судя по всему, он таки кое-что придумал, однако оглашать придумку ни лешему, ни, тем более, медведю не собирался. Вразвалочку бродил по поляне взад-вперед и насвистывала какую-то мелодию…
Утро в стане кабанов было ранним. Вернее, утро-то было обычным, а вот пробуждение – ранним. Шакаленок, как ошпаренный, бегал по поляне и что-то тараторил. Кабаны просыпались, отмахивались, еще раз просыпались и, уже окончательно растормошенные, зло смотрели на нарушителя спокойствия.
На очередном кругу болтливое создание изловили, усадили напротив возмущенного сообщества, тряхнули, как следует, чтобы обратить внимание на собравшихся, и вопросительно посмотрели в глазенки, горящие от возбуждения.
– Ну? – задал единственный уместный в данном случае вопрос старый кабан.
Шакаленка как будто ударило током: он встрепенулся, увидел доселе невидимое сообщество и, не придумав ничего умнее, выпалил:
– Доброе утро, дяди коты-кабаны! Как спалось?
– Спалось хорошо, – ответил за всех кот, – а вот вставалось, благодаря одной шумной скотине, прямо скажем, плохо. Что же касается твоего пожелания доброго утра, то от того, что мы сейчас услышим, будет зависеть, станет ли это утро добрым и для тебя. Ну?
– Что?
– Это ты говори, чего хотел? – сказал котячий друзяка, отвесив запутавшейся животной воспитательный подзатыльник.
– Я, это, – начал толстоносый, почесывая место приложения подсказки. – Я чего думал…
– Думал, значит, – задумчиво повторил предводитель.
– Ну, я это… Я вдруг смекнул…
– Смекнул, значит, – вновь, как бы самому себе, произнес старый кабан.
– Я, короче, понял…
– Понял, значит, – сказал клыкастый, сгребая щенка в охапку. – Или ты немедля говоришь, чего понял, или то место, на котором обычно сидят, будет наказано прутьями…
– Не надо меня прутьями!.. – взмолился шакаленок.
– Так мы и не тебя вовсе, – подыграл предводителю котячий друзяка. – Нет, мы тебя не тронем. Что мы – люди, что ли? Мы вместо тебя накажем то место, из которого твои задние лапы растут.
– А в чем разница? – резонно заметил шакаленок.
– А в том-то и дело, что разницы никакой, – вступил в разговор котяра. – Ты самым нахальным образом ворвался в сон присутствующих, разрушил сказку, в которой сии уважаемые звери пребывали, вернул живность в мир проблем и пороков, и продолжаешь испытывать их терпение, не говоря о причинах, заставивших тебя совершить столь гнусный во всех отношениях поступок. Еще раз повторю вопрос предводителя: чего ради, хитрая скотина?!
– Ну, так…
– Говори, говори! Мы пока еще тебя слушаем.
– Я хотел поделиться с вами своим открытием, а вы сразу драться, – сказал шакаленок, хитро посмотрев на присутствующих.
– Говори, говори.
– Ну, в общем, я чего вдруг понял, – сказал центр внимания. – Я понял, что вся живность в лесу одинакова. И что между нами нет никакой разницы.
– Так уж и нет, – возразил котячий друзяка. – Тогда почему одни хищники, а другие – травоядные?
– В том-то и дело! Я всего ничего побыл в обществе кабанов, и уже недолюбливаю своих сородичей шакалов.
– Ну, правильно, а за что их любить? – резонно заметил котячий друзяка.
– А за что ненавидеть? Вы ведь именно так к шакалам относитесь?
– Ну, да. Так ведь они все – негодяйцы.
– Все?
– Ну, почти все.
– И я?
– Да ты, вроде как – нет. Ты куда клонишь?
– А вот вы представьте… Если взять щенка шакала и поместить его в малом возрасте в стадо кабанов, то кто из него вырастет?
– Ну, если правильно воспитывать, – сказал медленно предводитель, – то кабан. По крайней мере, убеждения будет иметь кабаньи.
– Вот! – воскликнул шакаленок.
– Что – «вот»? – не поняли кабаны.
– Продолжай, продолжай, – с интересом сказал котяра.
– А если взять молодого кабана и отдать его на воспитание старому шакалу?
– Испортит поросенка, как пить дать, испортит, – безапелляционно произнес предводитель.
– Вот!
– Да что – вот? Что ты вообще заладил: вот да вот? – ничего не понимал котячий друзяка.
– Да то, что Лев создал всех зверей абсолютно одинаковыми.
– Как это?
– У всех – одна голова, два уха, четыре лапы, хвост, а все остальное – воспитание. Вы же сами согласились, что воспитанный старым шакалом будет, мягко говоря, недолюбливать всю лесную живность, кроме шакалов, а воспитанный кабанами – возненавидит шакалов.
– Ну да, согласились.
– Вот и получается, что если бы не наши учителя – жили бы зверушки в лесу, не зная горя и ненависти к себе подобным.
– Ты, щенок, либо мухоморов нажрался, либо конопли жженой нанюхался, – резюмировал котячий друзяка.
– Молодца, носатый, – сказал многозначительно котяра, – мо-лод-ца. Я это понял, когда был намного старше тебя. Так держать!
– Что понял? – тупил котячий друзяка.
– Я тебе потом объясню, – перебил друга котяра.
– Зачем мне потом? Мне сейчас интересно. Потом я могу совсем забыть, о чем мы тута гутарили.
– Правильно говорить не тута, а здеся, грамотей, – разрядил обстановку кот.
Со всех сторон раздался громкий звериный смех.
– Хорошо, слушай, – начал кот, дав слушателям насмеяться вдоволь. – В мире зверей, как, собственно, и в мире людей, действуют одни и те же законы. За тысячи лет существования жизни никто ничего нового так и не придумал. Если животинка живет в мире со своими соседями, находит общий язык и не имеет проблем в общении, то вероятность того, что она будет прислушиваться к каким-нибудь проходимцам типа старого шакала, сводится к нулю. Соответственно, и нести ему шишки, якобы на общее дело, она не станет. А старого шакала такой расклад вряд ли устроит. Как сам думаешь?
– Думаю, да. То есть – нет. То есть – не устроит.
– Вот наши предки, такие, как старый шакал, и придумали, как лесом управлять, разделяя зверье по видам, интересам и амбициям.
– А им вот просто так взяли все да и поверили?
– Нет. Просто так не поверили. Тогда они стали воспитывать подрастающее поколение зверья через своих засланных казачков: стравливать между собой, приглаживая одних и обвиняя других, приподнимая первых и опуская вторых, хваля тех и ругая этих. В конце концов, звери сгруппировались по видам и пытались выжить в навязанном им противостоянии, собираясь стаями, выводками, стадами и прайдами. Тут же появились свои идеологи, учителя и подстрекатели. Со временем примитивные, но алчные существа заняли места вождей, и стали промывать мозги запуганной и потерявшейся живности. Живность же, не понимая, что на самом деле происходит, стала прислушиваться к бредням ораторов и, в конце концов, уверовала во всю эту чушь. В результате, одни зверушки стали считать себя лучше и важнее других, претендовать на что-то большее, нежели спокойное сосуществование с себе подобными, а конкретно – на подчинение одних другим. Дальше – больше. Проходимцы из идеологов заявили, что одни вправе вершить судьбы других, определяя – жить этим другим, или сдохнуть, чтобы стать пищей для первых. Все стали либо бояться, либо ненавидеть друг друга, а старый шакал получил инструмент управления всем лесным сообществом сразу. Вот и смотри, что получилось: кабаны, научая своих поросят ненавидеть шакалов, на самом деле подыгрывают старому хитроплету, позволяя, с одной стороны, запугивать толстоносых, а с другой – показывая напуганным животным, у кого им искать защиты. Сам угадаешь, к кому шакалье бежит за помощью и советом?
