«Не жалеешь, что переквалифицировалась в бизнес-вумен?», – спросил я. «Жалею. Да жизнь так повернулась, что приходится заниматься всякой ерундой, чтобы зарабатывать», – посетовала Алена. Я глубокомысленно изрек: «Тот, кто решил стать бизнесменом, должен воспитать в себе два качества: скупость и щедрость. Только тот живет не зря, кто живет так, как хочет. Когда богатство – благо? Когда за него не заплачено жизнью. Я вот стараюсь делать так, чтобы деньги служили мне, а не я им». – «А я стараюсь обеспечить достойную жизнь себе и коту», – улыбнулась она. – «Какому коту?». – «Своему. Он у меня очень прожорливый». – «Почему?». – «Да, понимаешь, год назад, когда он вырос, пришлось его кастрировать. От этого он стал толстый, но сколько ни съест – всё мало. Причем, мышей не ловит, ленится. А „вискас“ лопает с утра до вечера. Просто прорва какая-то». «Ну, пусти его на воротник», – глупо пошутил я. «Да ты что! Это мой любимый кот! Сибирский. Очень красивый, пушистый. Шерсть дымчатая, в полоску. А главное очень умный! Всё понимает. Именно за ум его и люблю». – «Разве любят за ум? Вот у меня есть пес. В сравнении с человеком дурак дураком. Но красивый, ласковый и верный. За что и люблю. И ты своего кота ценишь, наверно, все-таки не за ум». «Ну, скажем так: не только за ум», – согласилась она.
Я проводил Алену до маршрутного такси. Не смотря на лютый мороз, она была с непокрытой головой. Я спросил: «Почему опять без шапки? Хочешь заболеть?». «Не люблю шапку носить! Дурацкий в ней у меня вид», – гордо мотнула она головой. Я съехидничал: «Боишься, что большая шапка придаст важности, но убавит сообразительности?». Мы пристроились на остановке в конец очереди и, переминаясь с ноги на ногу от холода, стали ожидать маршрутку. Когда машина подошла, очередь смешалась, все захотели быть первыми. «А ну расступись! Я тут раньше всех стою на своем х@ю!», – крикнул какой-то пьяный придурок, пролезая вперед и истово матерясь. Народ уважительно посторонился. «О, господи! Среди кого живем!», – вздохнула Алена. Я кивнул: «Гегемон при демократии люмпенизируется, а интеллигенция перерождается в бухгалтеров». Тут подошла вторая маршрутка. Мы договорились о встрече в выходные в Биогавани. Алена, прощаясь, подставила щеку. Я от неожиданности чмокнул ее торопливо и послушно, как юнец. Она села в маршрутку и уехала, помахав рукой.
Перед выходными я получил от Алены сообщение об отмене встречи: «Викентий, извини. Заболел сынуля». Оказывается, у нее есть сын! Меня это нисколько не огорчило. Скорее наоборот: если женщина с ребенком, значит, у нее вряд ли есть толпа любовников. В конце письма Алена написала: «Надеюсь, что к четвергу он выздоровеет. А пока расскажи, Викентий, как ты жил до меня». И тут я поступил как болван: кратко и сухо изложил факты из личной жизни. Самое удивительное, я прекрасно осознавал, что этого делать не надо; что это можно только при долгой личной беседе, иначе любимая может подумать обо мне бог весть что. Но, не взирая на такое понимание, с обреченностью маньяка отправил честный рассказ, причем, в телеграфном стиле.
Ответа не последовало. В среду я ей позвонил. «А, Кеша! Перезвони через 5 минут», – приторным голоском пропищала Алена. Через 5 минут ее автоответчик сообщил, что абонент не доступен. И через 20 минут он был недоступен. И через час. И назавтра. Я понял, что это конец.
Но это был еще не совсем конец. Прошло три недели. За это время я смирился с утратой и старался не вспоминать Алену. В один из дней приехал в Москву по делам. Был стылый пасмурный день. Глядя под ноги и перешагивая через лужи, я задумчиво шел мимо Большого театра и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Не знаю, чем я его ощутил: кожей, сердцем, мозгом или другим местом. Хотя твердо знаю, что никакой телепатии в природе нет, но также твердо уверен, что в тот момент какой-то необъяснимый электризующий импульс заставил меня отвлечься от размышлений и поднять глаза. Передо мной была Алена. Она шла навстречу. Ее взгляд был сосредоточенно направлен на асфальт. Мы поравнялись. Межу нами было всего пять шагов. Ее глаза упорно смотрели вниз. Я остановился. Она продолжала идти, не поднимая головы. Я хотел окликнуть ее. Да нет, хотел броситься к ней. Но гордость. Проклятая гордость сковала ноги и горло. Я долго смотрел Алене вслед и думал: «Женщина, пусть даже умница, всегда остается женщиной: легковерной, своенравной, слепой и не понимающей, где же истинная опора».
Сомнения придают нам силу в любимой науке, но не в науке любви. Влюбившись в Женьку, я оказался жертвой собственных сомнений. То мне казалось, что она хочет ответить взаимностью, то мерещилось, что она водит меня за нос и встречается с другими мужчинами. Сомнение – ступень к мудрости и две ступени к бездействию. Мы виделись энное количество раз в кафешках; этим всё и ограничивалось. Я никак не мог решиться сделать следующий шаг. Каждый мужчина время от времени стоит перед выбором: развивать отношения с женщиной или порвать; и этот каждый, как буриданов осел, частенько вообще не в силах сделать выбор.
Евгения не была красавицей, но была потрясающе притягательной. Представьте себе 35-летнюю женщину, выглядящую на 25. Ну, ладно, ладно, пусть не на 25, а на 29. Стройная. Почти высокая. С женственными параметрами 90/60/90. Короткая стрижка. Темные волосы. Светло-голубые глаза-васильки. Маленький носик. Чувственный ротик. Пухлые румяные щечки. Грациозная походка. Внешняя сдержанность. Внутренний огонь. Уверен: читатели облизнулись, читательницы фыркнули «подумаешь!».
При первой встрече Женька смотрелась не лучшим образом, так как торопливо пришла на свидание в потертых джинсах и старой куртке. Поздним вечером она вышла ко мне из своего дома. «Здравствуй, Кеша!», – приветствовала она меня как хорошего приятеля. Впрочем, мы до этого пару недель переписывались, так что имели друг о друге некоторое представление. «Здравствуй, Женя!», – так же радостно выпалил я. Мы пошли по вечерней улице. Евгения пояснила извиняющимся голосом: «Я спешила, выскочила из дома, не успев привести себя в порядок. Дремала в постели перед телевизором». «Ничего, сейчас темно», – глупо успокоил я ее и иронично брякнул: «Есть две категории женщин: те, которые смотрят в зеркальце, и те, которые смотрят телевизор». Тут я испугался, что обидел ее. Она не подала виду, но на второе свидание пришла во всем блеске: сделала прическу, намакияжилась, приоделась в элегантную черную водолазку и черные стильные брюки. Обалдеть. Невозможно определить что такое стиль; но без стиля всё становится неопределенным или даже уродливым.
Надо сказать, что телевизор Женька обожала, смотрела всё подряд, начиная от баскетбола и кончая теленовостями. Особенно ей нравился футбол. Она вообще была футбольная фанатка: могла запросто махнуть на чемпионат в другой город. Я подтрунивал над ней: «Футбол, хоккей, баскетбол и прочие командные игры это зрелищные массовые психозы. Миллионы людей теряют время на то, чтобы поглядеть, в какую сторону летит мяч или игрок». Женька не сердилась, а увлеченно объясняла: «Побывать на стадионе это праздник. Разве плохо, что миллионы людей радуются?». Я занудствовал: «Миллионы бездельников обеспечивают двум десяткам играющих лоботрясов миллионы». Она восклицала: «Но это же кайф: посмотреть, поволноваться, поорать!». Я милостиво соглашался: «Конечно, пусть уж лучше люди пинают мяч, чем друг друга».
Кроме того, Евгения была собачницей. Пожалуй, не «кроме того», а в первую очередь. Дома у нее жило пять собак. Это были не какие-нибудь дворняги или болонки, а серьезные псы – шнауцеры. Женька и ее мать их обожали, фотографировали и возили на выставки. Один пес был чемпионом страны, другой – Европы и т. д. «Медалей на выставках мне понадавали кучу. Теперь чувствую себя сербернаром», – шутила Женька. По ее рассказам, в квартире скопилось столько призовых кубков и медалей, что занимали целый шкаф. «Вот скоро у меня будет День рождения, придешь и увидишь!», – пообещала она.
Но незадолго до обещанного дня, смущенно глядя себе под ноги, она сообщила, что День рождения отменяется, так как заболел родной дядя. Мне показалось, что это не правда или не вся правда и что просто она не рискнула притащить меня к своей родне, поскольку наши отношения находились в подвешенном состоянии. «А может быть, она собралась пригласить домой другого ухажера?», – тоскливо подумал я. Для таких мыслей основания имелись. Как-то раз я пришел в кафе на встречу, ждал битый час, а потом официант подозвал меня к телефону. Я удивился. В трубке услышал Женьку: «Кеша, извини! Я задержалась, но скоро буду. Ой, у тебя по телефону такой красивый голос! Просто „секс по телефону“. Я балдею». Через час она явилась, слегка чем-то недовольная и под хмельком. Я сделал вывод, что она встречалась с кем-то в другой кафешке и что этот кто-то ей надоел. Я не стал ее ни о чем расспрашивать. Спрашивать женщину уместно лишь о том, о чем она жаждет рассказать сама. Спрашивай – и наполнишься сведениями; не спрашивай – научишься думать.
