Прочитав их статьи, я уверился в мысли, что что-то не так. Начал подозревать, что итальянцы имеют дело не с замедленной люминесценцией, а с фосфоресценцией – слабым свечением, которое может возникать после изменения так называемого «спина» – направления вращения электрона. Меня смутило отсутствие в статьях итальянцев некоторых контрольных опытов. Например, не было опыта с магнитным полем, к которому чувствительна фосфоресценция. Чтобы проверить, какова природа той разновидности замедленного свечения, которую обнаружили итальянцы, я послал к ним аспиранта Ивана Саманцева, высокого парня со строгим лицом мраморного херувима и крупным телом голливудского супермена. Наказал ему первым делом проверить: не фосфоресценцию ли там детектируют? Для поездки Вани мы получили от FEBS небольшой грант на 3 месяца.
Ваня вернулся через 3 недели. Оказалось, что Франко и Агата напортачили, причем, всё было гораздо хуже, чем я предполагал: они имели дело даже не с фосфоресценцией, а с тривиальным попаданием части света от мощной лампы на детектор из-за сильного отражения на поверхности объекта. Более того, когда Ваня убедился, что опасения сбываются в самом плохом варианте, он столкнулся с тем, что итальяшки под каким-то смешным предлогом запретили работать дальше и стали усиленно спроваживать его на пляж и экскурсии, обещая продолжить работу как-нибудь потом. При этом Франко и Агата избегали обсуждения результатов. Поэтому Ваня вернулся раньше времени. Я хлопнул Ваню по плечу: «Молодец!». А потом собрал оттиски статей итальяшек, порвал их и выбросил в мусорную корзину. Как говорится, чем дальше эксперимент от разумной теории, тем ближе к мусорной корзине.
Когда с непознанным встречается мистик, он говорит о Боге; когда с непознанным встречается ученый, он говорит о финансировании. Эксперимент совпадает с теорией во всех финансируемых случаях. Бытует мнение, что вот-де на Западе наука это наука, а у нас – так, научные задворки. На самом-то деле задворки есть и у нас, и у них, причем, там их не меньше, только они лучше финансируются. Вдумчивые читатели, конечно, уже поняли это из некоторых предшествующих событий. Приведу еще пример.
На конференции в Констанце в Германии я познакомился с одним биохимиком. Его звали Найджел. Это был моложавый, спортивного вида, англичанин, успешный во всех отношениях. У него была огромная прекрасно финансируемая лаборатория, занимающаяся переносом электронов в белковых комплексах. Найджел ознакомился с моей книжкой «Photonics» и предложил сотрудничество. Получив поддержку FEBS, я отправил к Найджелу двух своих магистрантов. По возвращении назад они продолжили изыскания. Выяснилось, что возрастание флавиновой люминесценции, наблюдаемое английскими коллегами при смешивании двух белков, вызвано тривиальной причиной: вываливанием флавиновой молекулы из белка. Кроме того, мы обнаружили ряд других явлений, которые англичане упустили. Полученные данные отправили Найджелу. Он долго молчал, а потом написал, что сомневается в наших результатах и что их пока не стоит публиковать. Он старался сберечь честь мундира. Мы еще раз проверили данные, после чего написали собственную статью и опубликовали. Найджел был шокирован. Но как разумный человек понял, что против правды не попрешь, и внес коррективы в свою работу.
Кстати, когда я ехал в Германию на конференцию, то незадолго до Констанца в электричку вошла женщина. Меня как током ударило. То ли она заметила мой взгляд, то ли случайно так вышло, но села она прямо напротив, хотя вагон был полупустой. Она была… Не нахожу слов, какая она была. Если напишу, что красивая, это будет неправда. И слово «симпатичная» тут тоже не подходит. Она была такая, словно я знал ее всю жизнь. Вот она какая была. Я влюбился и растерялся. В волнении пялился в окно и изредка бросал на нее быстрый взгляд. Она смотрела куда-то вниз, возможно, на мои потрепанные ботинки. Когда наши глаза мельком встретились, она едва заметно улыбнулась и что-то произнесла по-немецки, кивнув в сторону окна. Я понял, что она хочет обратить внимание на роскошный альпийский луг, уплывающий назад между гор. По-немецки я знал только несколько слов из военных фильмов: «хенде-хох», «ахтунг», «шнель» и «швайн». Ни одно из них для ответа вроде не подходило. Поднатужился и вспомнил одну фразу, которую и озвучил: «нихт ферштейн». Она поняла, что перед ней иностранец-дебил. Она вздохнула, вытащила из сумки бумаги с графиками и начала просматривать. Краем глаза я увидел, что это распечатка научной статьи. «А вдруг она тоже едет в Констанц!?», – обрадовано подумал я. «Ну, конечно, тоже на конференцию!», – скоропалительно сделал я заключение из предположения. И решил познакомиться с ней на первом же заседании. Но на остановке в Констанце она не вышла. А я поспешно вышел, попросив ее пропустить меня, убрав ноги. Попросил я так: «I have to exit». Небось, она подумала: «Он не слишком-то вежлив». Не будь я нерешительным тугодумом, жизнь могла бы сложиться иначе.
Однажды на каком-то из сайтов я увидел фото женщины, лицо которой меня поразило. И дело тут было не только в природной красоте: филигранный овал лица, умные светло-карие глаза, безупречный нос, маленькие пухлые губы, русые волосы, на висках слегка тронутые проседью; никакой краски или макияжа. Красота прекрасна отсутствием прикрас. Меня взволновало выражение лица: спокойное благородство высокого интеллекта. Я всматривался в удивительно гармоничные черты и думал: «Бывают же на свете такие женщины, как произведение искусства, как гимн природы! И что же это в нашей стране с мужиками произошло, если такая женщина вынуждена прибегать к сайту знакомств?». Я не стал писать Алене, ибо здравый смысл подсказывал: «Кеша, надорвешься». Есть ли смысл в здравом смысле, если он не спасает от огорчений?
Здравый смысл обычно побеждает лишь в кино, а в жизни побеждает аппетит. Прошло сколько-то недель, и вот на сайте Missing Heart я обратил внимание на безымянную анкету без фотки. Анкетка была чрезвычайно короткой и не содержала никаких сведений; лишь в разделе «кого ищу» была написана одна строка: «доброе сердце, смелый взгляд, светлый ум». Я восхитился: «Ай да умница! В нескольких словах вся суть». Затем попытался мысленно примерить на себя все три критерия. Доброе сердце? Пожалуй, соответствую: иногда жалостливый, как баба, да и чувство злобы мне не знакомо. Злиться на других – бессмысленное занятие, ибо гнев ничего не исправляет, но только вызывает ответный гнев… Смелый? Пса моего так зовут… Взгляд? Выражение глаз? У меня оно обычно испытующе-внимательное или иронично-грустное, или сдержанно-веселое. Вообще я веселый грустный человек. Временами бываю храбрым и смотрю беде в лицо, не прячась. Но и трусить приходилось. Не зря говорят, что храбрость это обнаглевшая трусость… Светлый ум? С этим сложнее. Докторская степень и тяга к мудрым мыслям свидетельствуют «за». Но, вспоминая то число ошибок и ляпов, которые я совершал по жизни, склоняюсь к мысли, что не такой уж ум светлый, как хотелось бы. После этих размышлений всё же решился выдвинуть свою кандидатуру. Каково же было мое изумление, когда в ответ я получил письмо и фотку той самой Алены! Я решил, что это судьба и распустил слюни любовного аппетита.
Алена написала, что давно в разводе, по образованию математик, долго и с удовольствием преподавала в школе, а теперь из материальных побуждений устроилась на фирму. Мы некоторое время переписывались, а потом встретились в пятницу вечером в ЦУМе в кафе «Европа».
Я пришел на свидание заблаговременно и уселся за угловой столик. Взял со стеллажа газету «Мы не рабы!» и подумал: «Да, мы рыбы»; развернул и стал читать. Кстати, рабство проистекает из немощи плоти и бедности духа. Если бы не рабы, то никаких деспотов в мире не было. Деспотизм – приблудное детище гулящей демократии. Единственный способ рабов обратить на себя всеобщее внимание – восстание. Вообще бунтуют в государстве те, кого не допустили к дележке общественного пирога.
Сначала я просмотрел все заголовки. Некоторые тянули на афоризмы. К примеру. «Кто хочет сохранить структуру, тот бережет номенклатуру». «Пастух баранам не родня». «Политик предсказывает, а жизнь доказывает». «Демократия – народный тоталитаризм». «Кто в Думе сидит, тот там и спит». «Политик назвал своих дочерей-близнецов Демократия и Анархия». «Милосердие и твердость – щит и меч монумента справедливости». «Служи народу, но не беспокой его». «А у вас телохранители в намордниках?».
От заголовков я перешел к текстам, выбирая самые интересные абзацы. Как известно, читать всё подряд – признак слабоумия.
В передовице обсуждали Конституцию. Бегло просмотрев страницу, я подумал, что хорошо бы ввести в Конституцию специальную статью о праве неисполнения дурацких статей Конституции.
Дальше шел материал о политических свободах. Из многословной высокопарной галиматьи я откопал ряд осмысленных фраз: «Свобода; с этим словом легче дышится; но трудней живется», «Завоеванная свобода – победная песнь; подаренная свобода – никчемная подачка», «Свободный человек, он и в цепях размышляет о свободе, а раб – он и без цепей помнит о своем рабстве», «Свободу нельзя увидеть, потрогать руками или измерить мерой, на нее невозможно указать перстом, попробовать на вкус или взвесить, но ее можно ощущать в сердце». Прочитав статью, я подумал: «Приход свободы не означает отмены рабства, а лишь позволяет рабам свободно говорить о свободе. Кто не хочет быть рабом обычая, тот устанавливает новый обычай, для новых рабов».
