– О… это моя любимая! Видишь, какая сумасшедшая экспрессия, магнетизм, когда алая кровь льется ручьями, заливая всё вокруг, вот это и есть то высшее… познание мира… это нечто та…
Договорить он не успел, потому что его окликнул слуга, и жаждущий крови приятель ушел вместе с ним. Боже мой, какой бред! Он все-таки чокнутый, а вот мой спасительный перстень не мешало бы привести в боеготовность. Я побежала искать своих друзей. Четыре мужика и баба с одним-то маньяком справиться сумеют! Ребята сидели в тени ветвистого дерева, а Левка вальяжно качался в гамаке. Эти евреи всегда найдут возможность неплохо устроиться! Я пожаловалась:
– Что-то хозяин мне не нравится! Он какой-то странный, с маниакальным уклоном. Надо глядеть в оба!
Но Левку трудно было запугать, и он равнодушно спросил:
– С чего ты взяла?
Пришлось рассказать про фотку.
– Не бери в голову, мать! Я слышал про такие, это последний писк в фотоиндустрии. Ты же знаешь, искусство в Европе имеет теперь свои, особые стандарты. В последнее время тенденции все больше напоминают психические отклонения, чем шедевры!
Я немного успокоилась: хорошо, если так!
Через десять минут гостеприимный хозяин пригласил нас к столу. Стол был смешанный, русско-туземный. Тут тебе и устрицы, и что-то непонятное под соевым соусом, и даже условный винегрет не из традиционной картошки, а сладкого батата, какой-то фигни вместо моркови, вроде бы соленого огурца и, как сказал Никитка, рогатой дыни вместо свеклы. Сочетание мне показалось малоаппетитным. Есть побоялась в страхе на весь вечер застрять в туалете. Вспомнила одну нашу знакомую: та во все блюда, даже в салат с селедкой, добавляет либо мандарины, либо персики или же крошит все подряд. В говяжий бульон, например, летят мясо, рыба, крабовые палочки, лапша, яйца и апельсины до кучи! Да… люди – очень странные существа и почти половина из них «с приветом»!
– За ваш приезд! – вывел меня из размышлений голос хозяина трапезы, и мы, подняв рюмки с русской водкой, разом выпили за свой благополучный приезд.
Далее разговор потек по намеченному маршруту.
– Никита, я знаю, что у тебя есть человек, с которым можно переговорить о переброске средств в Европу. У нас будет возможность с ним встретиться? – озабоченно спросил Олег.
Сегодня в этом и заключалась основная роль Никитоса, за которую он должен был получить серьезный гонорар.
– Да, есть! Его зовут Норман Флетчер. Он ждет встречи с вами в Аккре, я его уже предупредил. Можете говорить с ним откровенно.
– А не продаст? – поинтересовался Вовка.
– Думаю, нет, кто же сворачивает голову курице, которая несет золотые яйца?
– Слушай, Кит, – вмешалась я в разговор, – расскажи, какой он, ну… в общем, как нам с ним себя вести?
– Обыкновенно, – сказал Никита, – торгуйтесь! Он, к примеру, попросит два процента, а вы дайте ему один и всё, никаких уступок! Покочевряжится, не без этого, и в конце концов согласится.
Все удовлетворенно кивнули и, вновь взявшись за рюмки, подняли новый тост.
– За удачу! Чтобы все прошло успешно!
Тут в процесс вмешался Левка, который спросил Никиту в лоб:
– Твой интерес?
Никольский не дрогнул и сказал:
– Полташка… зеленых, разумеется!
– В смысле? – не понял Лева.
– В смысле пятьдесят тысяч долларов, – невозмутимо ответил «бизнесмен».
«Ну шакал, он и в Африке шакал, а еще партнером называется! Прямо даже совестно перед ребятами. Скажут потом, что и мы такие же крохоборы», – с горечью подумала я, вспомнив попутно поговорку: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты!»
– Согласны, – не раздумывая, отозвался Олег, – только деньги после операции, – безапелляционно добавил он.
Никитка понял, что сидящие с ним за одним столом гости – люди более чем серьезные, а посему выпендриваться и торговаться, требуя с нас аванс, не стал и, кивнув в знак согласия, объявил:
– Ну, что же, по рукам!
С одной стороны, это, конечно, огромные деньги, но с другой стороны, найти того, кто сможет принять грязные «бабки», тоже очень сложно, а без такого человека нам никак не обойтись! Я была рада, что всё сложилось просто и естественно, без всяких дурацких споров и ругани. К Никитке подошел слуга и что-то шепнул на ухо, после чего Кит спросил:
– Друзья, сейчас подадут горячее, кому что? Есть жареное филе удава, обезьяньи ребрышки или особое и очень впечатляющее блюдо из гусеницы бабочки павлиний глаз.
После озвучивания дальнейшего меню меня затошнило. Съеденный мною ранее кусочек чего-то, очень похожего на рыбу, рванулся из желудка наверх, совсем как тогда, в наш первый приезд в Гану, когда нам хотели пожарить улиток и мой завтрак – сосиска, яйцо и кофе – точно так же, как сейчас, чуть не вырвался из организма. Перед глазами всё поплыло. Я представила извивающегося удава, которого силком кладут на сковородку, мартышку, разделанную на части, и огромную, жирную, отвратительную гусеницу, лакомящуюся листочками и до последнего момента своей жизни не подозревающую, что сама скоро превратится в лакомство и мне стало совсем плохо! Едва ворочая языком, произнесла:
– Ой, я так объелась, больше не могу, спасибо!
Левке меню тоже не понравилось, и он поддержал меня:
– Я тоже сильно наелся! Выпил бы с удовольствием чашечку кофе.
Бойцы невидимого фронта заказали бедного удава, а Володька взял ребра несчастной обезьяны. Садист! Что африканцу в радость, то русскому уж точно смерть!
Удава в руках я держала всего один раз. Как-то проходя мимо метро с маленькой дочкой, мы увидели фотографа с несчастным змеенышем в руках и безучастным ишаком, терпеливо стоящим рядом. Из толпы любопытствующих желающих сфотографироваться с гадом не было. До этого момента я очень боялась змей и сейчас их не люблю, но тогда откуда-то взялась оголтелая решимость, и, посадив дочку на ишака, я разрешила фотографу повесить себе на шею полутораметрового удава. Страх куда-то улетучился. Малыш висел у меня на шее и, как ласковый котенок, все норовил прижаться к моей щеке. Пришлось даже придержать шалуна рукой. После съемки люди, стоящие вокруг, громко зааплодировали нам, и я немного полюбила змей, но ненадолго, и вот сейчас снова терпеть их не могу!
Чтобы не видеть пожирающих жуткие блюда, вышла на веранду. В раю живет мужичок, прямо в раю! На дереве примостилась симпатичная потешная обезьянка, косточки собрата которой обсасывал в гостиной кровожадный Володька. Проказница спустилась по стволу и уселась передо мной. Затем, оглядев меня с ног до головы, равнодушно почесала стопу и, от души зевнув, снова стала карабкаться вверх. Обезьяны – чрезвычайно интересные существа и, как утверждал старик Дарвин, являются нашими предками. Только вот мне совершенно непонятно одно: почему некоторых из них труд превратил в человека, а других нет? Хотя в нашем, человеческом обществе, как и у обезьян, у многих нет ни малейшего желания взять в руки кайло или лопату, а то и встать к станку, зато абсолютное большинство готовы постоянно петь, плясать, скакать и заниматься словоблудием, день и ночь таскаясь по кастингам, конкурсам, увеселительным мероприятиям и шоу. А наши братья меньшие, в общем-то, так похожи на нас, людей. Самки подвергаются репрессиям со стороны самцов, как обычные женщины со стороны мужей. Совершенно идентична и семейная жизнь. Самец, не спрашивая, желает самка или нет в данный момент с ним совокупляться, просто запрыгивает на нее. Она тихо и без возражений терпеливо ждет, когда надоедливый процесс закончится, как это делают многие наши тети, которым после ударного труда на работе, воспитания детей, стирки, глажки, готовки и походов за продуктами для полного счастья не хватает только последнего сексуального аккорда, как апофеоза трудового дня!
Однажды в одной передаче показывали, как гоняется за самками и лупит их разъяренный самец. Может, разозлился, что самочка плохо вычесывала блох или притащила не те корешки, но отметелил он ее по полной программе. Вот точно так же колотят жен и детей нажравшиеся водки до потери человеческого облика и наши мужики! После жестокой экзекуции бедняжка мамаша-шимпанзе, сидя под кустом с малышом на руках, не поверите, плакала горючими слезами, ощупывая свои синяки и ссадины, как наши многочисленные женщины, истерзанные своими невменяемыми пьяными мужьями, не в силах уйти от садистов, как и обезьяньи самочки от самца из стаи. Наверное, ученый Дарвин был все-таки прав: мы с обезьянами связаны кровными узами.
– Мать, ты где? – за спиной послышался голос Левы.
Муж подошел ко мне.
– Там Вовке плохо, – с едва сдерживаемым раздражением произнес Лев.
– А что с ним? – испугалась я. – Не хватало нам еще неприятностей!
– Да обожрался, блин! – с досадой сказал супруг. – Накинулся от жадности на ребра, а они такие жутко острые, что ему поплохело. Дай какие-нибудь сердечные капли, что ли.
