Мария поведала о своей прошлой жизни, из чего я понял, что у нее после развода было энное количество бурных романов. Это меня расстроило. Но обаяние собеседницы было столь велико, что я подавил в себе недовольство и продолжил беседу. Выяснилось, что Мария тоже научный сотрудник, причем, близкой специальности – микробиолог. Она получила много интересных данных, но никак не могла собраться с духом написать кандидатскую. Ей казалось, что материал сыроват. Хотя на самом-то деле результатов было немало. Как преуспеть в науке? Сколько бы ты ни сделал, считай это недостаточным. Как преуспеть с защитой диссертации? Сколько бы ты ни сделал, считай это предостаточным. «У меня маловато публикаций – всего три статьи», – посетовала она. Я заметил: «Оценивать продуктивность ученого по числу публикаций – всё равно, что измерять ум собеседника по количеству сказанных слов». – «Ваши высказывания тяготеют к пословицам». – «Само собой. Я афорист». – «Афорист? Это который сочиняет афоризмы?». – «Афорист – задумчивый дядька, радующийся метко сказанной фразе больше, чем зарплате», – усмехнулся я. Мария с улыбкой сказала про меня: «Вооружен афоризмами и очень опасен».
Узнав, что я занимаюсь изучением актиномицина и ДНК, Мария попросила рассказать. Я, как лихой ковбой, запрыгнул на своего любимого конька и поскакал по весь опор: «Актиномицин, представляет из себя белково-подобную молекулу, имеющую высокое сродство к ДНК. Он блокирует работу фермента, передвигающегося по поверхности ДНК и ответственного за синтез РНК, с помощью которой синтезируются белки. Существует две модели взаимодействия актиномицина с ДНК. Согласно одной из них, он встраивается внутрь ДНК. Согласно другой, он располагается на поверхности». «Простите, Викентий, а какая разница, где именно он находится – внутри или на поверхности?», – прервала Мария. «Конечно, для микробиологов и медиков это не важно, но если мы хотим повысить эффективность действия антибиотика и уменьшить осложнения, то нужно знать молекулярные механизмы. Более того, не ясно, каким образом актиномицин проникает к ДНК, ведь клеточная и ядерная мембраны являются барьерами на пути его проникновения». «Тогда как же он попадает к ДНК?», – спросила Мария. «По-видимому, он проникает не сам по себе, а в комплексе с каким-то переносчиком. Вероятно, такими переносчиками являются олигонуклеотиды. Моему американскому коллеге удалось показать, что актиномицин способен связываться с олигонуклеотидами, имеющими форму шпильки. Мне удалось доказать, что в таких шпильках актиномицин спрятан внутри. Сверх того, обнаружилось быстрое его перераспределение из шпильки к ДНК. Вероятно, в живой клетке происходит нечто подобное».
Через два дня я получил от Марии письмецо, в котором она интересовалась, где можно почитать мои афоризмы. Я отправил ее на свой сайт, хотя понимал, что она деликатно давала понять, что хотела бы продолжить знакомство. Но, взвесив имеющуюся информацию, решил, что это ни к чему. Слишком у нас разное отношение к стране…
Я наткнулся на Машу по ее фотке на Missing Heart. Прелестное создание: симпатичное личико, лучистые синие глазки; и ушки очень мило в стороны торчат. От ушек я просто офонарел: у моей первой любви (в начальной школе) ушки тоже оттопыривались. Анализируя свои влюбленности, прихожу к неутешительному выводу, что являюсь рабом примитивных рефлексов на ушки, ножки и прочие анатомические атрибуты. Женщины сконструированы хитрой природой так ловко, с такими привлекательными изгибами и поверхностями, чтобы мужской пол при первом же взгляде впадал в любовный экстаз, независимо от соображений и рассуждений. Солнце всходит и заходит независимо от того, хотим мы этого или нет; так и любовь. Как известно, любовь это взаимное притяжение, позволяющее преодолевать силы земного тяготения.
Я послал Маше бородатую фотку с тропы апалачей и попросил меня мысленно побрить и постричь. Она отреагировала так: «Стрижка – моя профессия. Только стригу не людей, а собак. Но если Вы, Викентий, не будете кусаться, то готова сделать для Вас исключение. А тропа апалачей – это где?». Я написал, что кусаться умею только афоризмами и что снимок сделан летом в районе реки Потомак в США, где я лазил по горам с приятелем Димой, живущим в Балтиморе.
Маша прислала длинное письмо о себе и своей родне. У нее было двое дочерей, мама, бабушка, тетя, собака, кошка, канарейка и куча прочей живности, причем, все женского рода. В квартире единственным важным предметом неженского рода было пианино. В этом семействе явно не хватало хотя бы одного предмета мужского пола.
Особенно подробно Маша почему-то рассказала о маме. Мама была пианисткой. А еще мама была фанаткой огородных грядок. Вы не замечали, друзья, что у женщин случаются в жизни три увлечения: в молодости – свадьбой, в зрелости – детьми, а в перезрелости – созреванием помидоров и огурцов? Как только женщина начинает активно ездить на дачу, она рискует окопаться там на всю оставшуюся жизнь. Мама Маши ездила туда на «Оке», тесном малоскоростном гробике.
Еще Маша сообщила, что ее мама собирает сейчас со всех знакомых по 2500 рублей соседям, у которых недавно сгорела дача. Маша очень жалела невезучих погорельцев и сетовала на то, что самые богатые сдают деньги особенно неохотно. И маме приходится тратить время и силы, чтобы уговорить людей дать деньги на благое дело. Поскольку описание ситуации было очень подробным, с указанием суммы, то у меня возникло ощущение, что это неспроста. По-видимому, Маша решила устроить мне «проверку на вшивость» (предложит ли Викентий свою помощь?). Я сердито ответствовал так: «У этих соседей ведь не квартира сгорела, а дача. Значит, речь идет не об обездоленных. Хорошая дача наверняка была застрахована; а если плохая – туда ей и дорога».
Ответа от Маши не было долго. Однако через неделю она прислала коротенькое письмецо о том, что не возражает против нашего свидания в выходные. Я обрадовался. И совершил подвиг: отутюжил брюки.
Но Маша не смогла прийти. Сообщила, что накануне заболела гриппом и лежит с высокой температурой, сбивая ее аспирином. Я написал Маше, что сбивать температуру нельзя. Высокая температура это способ защиты организма от инфекций, от вирусов и микробов. Вирусы и микробы быстро размножаются, но в момент деления легко погибают от перегрева (кстати, и опухолевые клетки тоже). Если жар у больного сильный, то нужно охлаждать поверхность туловища и головы, обтирая кожу водкой или холодной водой. И еще я написал, что могу приехать и помочь. Маша ответила, что приезжать не нужно и что у нее, по всей видимости, все-таки не грипп, а сильная простуда, осложненная инфекцией, которую лечит антибиотиками. Я посоветовал ей надеть шерстяные носки, выпить горячего молока с маслом, медом и содой, а потом подышать над паром вареной картошки. Для устранения инфекции надо жевать почаще лук и чеснок, не применяя антибиотики без крайней необходимости. Чеснок – реальная панацея от инфекционных болезней. Чеснок полезно употреблять почти в любых количествах (не на пустой желудок!), конечно, если в планах на день не намечены поцелуи. Попутно хочу заметить, что с помощью новых антибиотиков ученые и медики устраивают среди микробов столь жесткий отбор (в результате выживают самые устойчивые), что вскоре человечество столкнется с такими микробными монстрами, перед которыми огромные чудовища типа инопланетных «чужих» покажутся жалкими крабами.
Наконец мы встретились в кафе. Небольшого роста, стройная, с короткой светлой стрижкой и нарумяненными щечками Маша выглядела очень юной. В спортивной куртке и джинсах. Я заказал два шоколадных коктейля. Держалась Маша скромно, но с достоинством. Оглядевшись по сторонам, задала вопрос: «Викентий, Вы уже здесь бывали?». «Да, приходилось», – подтвердил я. «С другими женщинами?», – ревниво уточнила Маша. «Само собой. Не с мужчинами же», – усмехнулся я. «И много женщин у Вас вообще по жизни было?», – спросила она испытующе. «Мне хватило», – почему-то уклонился я от прямого ответа и, в свою очередь, спросил: «А у Вас?». «Что – у меня?», – непонимающе переспросила Маша. Но потом вздохнула и честно начала перечислять, загибая пальцы: «Муж… Потом появился один человек, но не сложилось. Потом было два коротких романа…». Я шутливо перебил: «Если пальцев на левой руке не хватит, чтобы сосчитать всех, кому Вы сказали „да“, то пальцы на правой будете загибать без меня». Она смутилась: «Хватает, хватает!».
После кафе мы бродили по дождливым полутемным вечерним улочкам. Было промозгло, сыро, сверху моросило. Неоновые надписи и свет из магазинных окон фрагментарно пронизывали влажную темноту, создавая вокруг нас иллюзию огромного аквариума. Мы, как две сухопутные рыбы, неторопливо проплывали по лужам мимо стеклянных витрин. Незаметно оказались на бывшей улице Горького. Глупо ее переименовали. Была улица в честь великого писателя, а стала не поймешь что. Впрочем, не глупо, а хитро. Под маркой «возвращения исторических названий» горе-реформаторы истребили целый пласт советской культуры и памяти. Кому помешал замечательный герб «серп и молот» – символы труда и народовластия? Тем, кто презирает трудовой народ. Позорит человека не труд, а позорное отношение к труду. Паразитам по нраву другой герб – хищный двуглавый орел, символ имперских завоеваний и самодержавного гнета. Ну что может быть глупее, чем дать Российской республике монархический герб с короной и скипетром?! Маразм. Хотя вообще-то Россия по сути всегда была империей. Империя остается империей, какая бы форма правления в ней не возникала; в противном случае великая держава превращается в содружество маленьких колоний.
