Счастье и гармония вернулись в наши отношения, да и дети стали намного ближе к отцу. Однако все хорошее, имеющее начало, непременно имеет и свой конец… Закончился и отпуск Фимы, он собирался ехать в Россию. Я не знала, как мне быть: оставаться с детьми в Германии (я не хотела, чтобы они прервали учебу здесь и продолжали учебный процесс на исторической родине) либо уезжать вместе с ним в Россию. Решили, что будем жить пока на две страны, тем более помощницы для присмотра за домами и детьми имелись.
Теперь, после Фимкиной любовной истории на стороне, я не могла, не имела права оставить его без присмотра, боясь повторения адюльтера (супружеской неверности). Такой мужчина, как Ефим, тем более без второй половины рядом, был весьма лакомым кусочком для любой женщины, желающей прихватить интересного богатого любовника или мужа, и я твердо знала, что все эти хищницы ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить желаемое!
Дома ждали неприятные известия от Виктора Васильевича, Лешкиного отца. Алешка лежал в реанимации местной больницы в тяжелом состоянии. Заступился на свою голову за девушку, и мерзавцы так обработали его, что сейчас он обитал меж двух миров, а поскольку не имел жены, а только пожилых родителей, то самыми близкими, несмотря на некоторые наши разногласия и любовные перипетии, оставались мы с Фимой.
– Ну, что делать, надо тебе, Олечка, туда поехать, – твердо заявил муж. – Все расходы возьмем на себя. Посмотри, может, надо перевести Лешку в частную клинику, если такая там существует. Всё оплатим, естественно. Возьми хороших сиделок и поддержи его, ведь мы его самые близкие друзья.
Конечно, подумала я, а как же иначе, друзья познаются именно в беде, ну и… в деньгах, разумеется. Хоть Лешка и занимался единоборствами, устоять в одиночку против толпы подонков не под силу никакому бойцу. Это ведь не голливудский боевик, в котором герой легко расправляется с сотней негодяев, а в реальности, к сожалению, силы неравны.
– Хорошо, Фимочка, сегодня же закажу билет, – мне стало вдруг невыносимо страшно за своего мужа, не дай бог, если что-то произойдет!
Я крепко обняла его, не желая от себя отпускать. Он понял без слов, что мною движет.
– Ничего со мной не случится, не волнуйся, прошу тебя, – ответил уверенно, словно прочитав мои мысли, и крепко прижал к себе.
Через два дня наш папа уехал, а я поставила свечку в храме за его здоровье, удачу и за Алексея, чтобы он поскорее пришел в себя и поправился. Вечером того же дня, как уехал Фима, вылетела на Север и я, где в последний раз была более десяти лет назад в день грустного Лешкиного дня рождения.
На Север уже пришло суровое время года со снегом, морозами и всеми атрибутами якутской зимы. Первым, кого я сразу увидела, выйдя из зала прилета, был… Виктор Васильевич, Лешкин папа, седой, убитый горем старик. Он узнал меня сразу, хоть мы и не виделись много лет, поспешил мне навстречу, обнял и… заплакал. У меня прямо сердце защемило, и я попыталась его успокоить.
– Ну что вы, дорогой, все будет в порядке! Леша обязательно поправится, вот увидите, – достав носовой платок, вытерла слезы на его выцветших и потерявших надежду глазах.
Для начала поехали в больницу. Что такое муниципальная больница? Это мрак и ужас. Я до сих пор с содроганием вспоминаю единственный в Союзе научно-исследовательский институт онкологии в Санкт-Петербурге, где занимаются проблемами раковых заболеваний, а также обследованиями и лечением онкобольных. Не знаю, как обстоят дела сейчас, но тогда, много лет назад, была полная разруха. В туалет просто невозможно было войти, ужас! Оторванные половые покрытия, сломанные карнизы и старые, покрытые, словно пеплом, толстым слоем грязи занавески. Более всего меня поразило странное объявление для посетителей в гардеробной, что дамы на гинекологический осмотр должны приносить инструмент и перчатки с собой! Вот такая вопиющая нищета! И это одно из серьезнейших учреждений, которое просто обязано состоять на государственном финансировании. Кстати, рак кожи, который диагностировали моему второму мужу Леве, мы благополучно вылечили там.
Не знаю, но такого нет ни в одной цивилизованной стране мира!
Мне следовало узнать, есть ли в этом городке какая-нибудь частная клиника с приличными условиями. Ответ не обрадовал: в этом захолустном городишке ничего подобного не наблюдалось. Однако мне ненавязчиво дали понять, что если не жалко потратить энное количество тугриков (имелась в виду российская валюта), то Леше могли здесь же предоставить персональную палату-люкс со всеми удобствами. Для Алексея мы ничего не жалели, ведь он наш с Фимой «крестный», поскольку без него мы никогда бы не встретились, и я принялась активно действовать. Пока же он находился в реанимации и положение его было крайне тяжелым. Сложная черепно-мозговая травма, ножевое ранение, многочисленные ушибы внутренних органов, переломы рук и ноги. Леша пребывал в коматозном состоянии и на искусственной вентиляции легких. Боже мой! Какие звери! Что надо было с ним, здоровым мужиком, сделать, чтобы довести до такого состояния?! В реанимацию нас не пустили, и я решила поговорить с лечащим врачом. Им оказался очень приятный молодой мужчина лет сорока. На бейджике стояло – Александр Анатольевич.
– Александр Анатольевич, – обратилась я к нему, скромно представившись родственницей пострадавшего, – какие у него шансы?
– Ничего не могу сказать конкретно, – ответил доктор серьезно, – с такими травмами мы и до больницы порой не довозим, но у него очень крепкий организм, поэтому шанс остается, постараемся вытащить, надеюсь, бог поможет!
Виктор Васильевич снова заплакал. Господи, он сам уже как ребенок, зачем только сюда приехал! Взяв старика за руку, вывела за дверь и вернулась в кабинет.
– Александр Анатольевич, я прошу вас, – попросила я, – поставьте, пожалуйста, его на ноги, мы с мужем вас отблагодарим. Он должен жить и вернуться в общество нормальным человеком.
Саша тяжело вздохнул, но решительно заявил:
– Попробуем! Простите, вас как зовут?
– Ольга Рафаиловна.
– Попробуем, Ольга Рафаиловна, ничего пока не обещаю, но сделаю все возможное.
– Сделайте, голубчик, очень вас прошу, сделайте, – с надеждой попросила я еще раз.
Этот молодой человек почему-то вселил в меня уверенность, что вытащит нашего дорогого друга из небытия и вернет его нам здоровым и полным сил. Виктора Васильевича немного пожурила, пояснив, что нет никакой причины так сокрушаться, и сын обязательно поправится. Надо, очень надо в это верить. Старик приободрился.
– А как вы оказались в аэропорту? – полюбопытствовала я.
– Твой муж сказал, что ты уехала сюда и назвал номер рейса, вот я и приехал. Спасибо тебе огромное, Олюшка, никогда не забудем твоей помощи, – он с благодарностью посмотрел на меня.
– Да будет вам, дорогой. Вот увидите, Лешка скоро придет в себя, и нам еще нужны силы, чтобы поставить его на ноги.
На время пребывания сняла номер в отеле, а старичок жил в Лешкиной квартире. Я металась между ним (надо было непременно помочь ему с некоторыми хозяйственными делами) и больницей. Каждый вечер мы созванивались с Фимой. Мой любимый муж очень скучал по мне, я чувствовала это даже на расстоянии тысяч километров. А как сама тосковала по нему, не могу даже выразить словами, ведь и до примирения он слишком долго отсутствовал в моей жизни! С другой стороны, мыслями была рядом с детьми. За них, в отличие от Фимы, совершенно не беспокоилась. В Германии царит порядок, и это главный фактор отсутствия у меня головной боли. Кроме того, дети в надежных руках их старшей сестры Эли и Юлии Сергеевны, проверенной годами и делами женщины.
Через два дня меня впервые пустили к нашему «раненому бойцу». Едва бросила взгляд на кровать, где, опутанный проводами и трубками, забинтованный с головы до ног, лежал мой одноклассник и возлюбленный (теперь уже бывший, плавно перешедший в разряд друга), как сердце мое сжалось от страха. Как же он может прийти в себя, если доктор сказал, что с такими травмами не выживают?! Я ничего, кроме смерти, не боюсь. Как-то раз змею, полутораметрового удава, смогла повесить себе на шею, чтобы сфотографироваться (хотя от неприязни и страха не могла смотреть на гадов даже по телевизору). А здесь мне страшно было подойти к Лешкиной кровати, пришлось приложить усилия, чтобы это сделать.
Мой бедный друг лежал, как огромная гусеница, в белом коконе из бинтов. Был виден только его заострившийся точеный профиль, которым я любовалась всегда, когда у нас бывали интимные отношения. Пальцы его изящных рук лишь слегка высовывались из толстенного слоя гипса, почти целиком покрывшего конечности. «Господи, что же они с тобой сделали?» – присаживаясь рядом, задала я вопрос, зная, что никто мне на него не ответит. Слегка коснулась его пальцев.
– Здравствуй, Алешенька, – тихо, но внятно сказала вслух. – Как же это с тобой произошло? – и помолчав, добавила: – Но ничего, не волнуйся, ты поправишься. И я, и папа рядом, а все наши «болеют» за тебя и передают огромный привет!
