Теперь он одной рукой держался за штурвал, а другой за бутылку, из которой делал маленькие глотки.
– Вроде и не лезет, а все равно пью, – похвастался летчик, – вот что значит пить на дармовщинку!
– Мы что над Бл*довитым океаном пролетаем?! – поглядел вниз летчик.
– Над Индийским! – крикнул в отчаянье Эскин.
– Эвона нас куда занесло! – удивился летчик. – Слушай, а чё это мы здесь делаем-то?!
– Мы ищем моего отца, – дрогнувшим голосом ответил Эскин.
– Вот, твою мать! А он чё, утонул что ли?! Его же фиг, разглядишь, в волнах-то! Но море прям как океан Лядовитый. А может, ты мне набрехал, про отца-то, сын бл*довитый?!
Эскин в отчаянье махнул рукой, ожидание неминуемой катастрофы сменилось приступом безумного веселья.
– Ти-ра-ра! – запел он, открывая и себе бутылку пива.
– Еще бутылочку! – попросил летчик.
– А вы не лопнете?! – усмехнулся Эскин, протягивая ему бутылку.
– Во, какой скупердяй, – обиделся летчик, и открыв зубами пробку, жадно присосался к бутылке.
– А вы хоть знаете, где мы летим?!
– Над Балтикой, что ли?! – недоверчиво поглядел на него летчик.
– Вам совсем нельзя пить!
– Слушай, ты мне тут мозги не заговаривай! – крикнул на него летчик. – У нас топлива уже с гулькин нос осталось, а ты мне все мораль читаешь!
– Как с гулькин нос, – опешил Эскин.
– А так вот! Тут вообще топливный датчик не работает, – глупо заржал летчик.
– Как не работает?! – Эскин задрожал всем телом, привалившись всем телом к ящику с пивом.
– А так вот! В уме надо все держать, – доходчиво объяснил, посмеиваясь, летчик, – но ты не ссы, со мной не пропадешь! Дядя Яша – помощь наша!
Эскин помнил, что летчика звали Яков Юшкин, хотя это его нисколько не успокоило.
– Я, вообще-то не пойму, вы шутите или издеваетесь?! – спросил с возмущением он.
– Или издеваюсь?! – ответил с улыбкой летчик. – Кстати, там вон островок какой-то слева показался.
– Где, – кинулся к окошку Эскин.
И действительно, на горизонте был виден какой-то небольшой остров с высокой горой и пальмами, росшими по песчаному берегу.
– Надо садиться! – закричал летчику Эскин.
– В тюрьму, что ли, – захохотал летчик.
– В нее самую, – устало ответил Эскин.
Он так в эту минуту ненавидел летчика, что если бы тот не сидел за штурвалом, то он бы точно его задушил.
– Ну, ладно, зема, ты уж не сердись, – заметил злой взгляд Эскина летчик.
– У всех людей есть слабости, только иногда из-за этих слабостей погибают, – хмуро ответил Эскин.
– Так ты поверил, что у нас топливо кончается, – еще громче захохотал летчик.
– Идиот! – обиженно вздохнул Эскин.
– Дай еще бутылочку! – попросил летчик.
– Вот посадишь наш вертолет на остров, тогда и дам!
– Ну, тогда я и сам возьму, – летчик продолжал смеяться, оставаясь в добром расположении духа.
Его вертолет уже медленно шел на посадку. Эскин с молчаливым любопытством разглядывал незнакомую землю. «Неужели дядя Абрам где-то здесь, – подумал он, – и его подруга тоже?! Как будто вчера еще расставались!
Время летит как конь без узды! Еще вчера я был ребенком, и дядя Абрам водил меня за ручку в детский сад!» Воспоминания вызвали у Эскина слезы, и он поклялся себе, что рано или поздно встретится с дядей Абрамом.
Вертолет приземлился на песчаном пляже, и Эскин тут же выбежал из него на поиски своего отца.
Летчик же выпил еще пару бутылок пива, окунулся прямо в одежде в море и разлегся под сенью пальмы.
Однако спать ему долго не пришлось, его быстро разбудили каких-то два аборигена – огромный и весь обросший мужик с косматой бородой, и совсем юная женщина с грудным ребенком.
Мужик с бородой очень умело связал ему руки, пока он спал, а теперь о чем-то шептался со своей подругой.
Потом он ткнул летчика заостренным деревянным копьем, чей наконечник был весь в крови, и поскольку летчик не знал, что это была кроличья кровь, то он от страха лишился дара речи.
А тут еще как назло он вдруг вспомнил, как его друзья, тоже бывалые летчики, в шутку его уверяли, что на этих необитаемых островах очень часто селятся племена людоедов.
К тому же за долгое пребывание на острове дядя Абрам с Ритой и дочкой так сильно загорели и обросли, что и на самом деле походили на дикарей.
В свою очередь, дядя Абрам с Ритой приняли летчика Юшкина за китайца, поскольку на вертолете были нарисованы китайские иероглифы, а мать у Якова Юшкина была чукчей.
Поэтому свою операцию по захвату вертолета дядя Абрам с Ритой решили провести молча.
Про себя они подумали, что летчик все равно их не поймет, а так они своим молчанием больше нагонят на него страха.
Подойдя к вертолету, дядя Абрам развязал Якову Юшкину руки, но тут же набросил ему на шею удавку из лианы, отчего летчик был теперь весь в его власти.
Ужаснувшись наброшенной на него удавке, Юшкин и думать забыл про Эскина, и как только дядя Абрам усадил его за штурвал, сев рядом с ним и взмахнул ему рукой, показывая на приборную доску, и когда Рита с ребенком захлопнула дверь, он тут же поднял вертолет в воздух и полетел, дико вращая глазами.
«Главное, до своих добраться, – подумал Юшкин, – а там уже не они, а мы их сами слопаем!»
– Сволочь! – заорал Эскин, задирая кверху голову, думая, что пьяный летчик специально бросил его одного на необитаемом острове, а когда вертолет исчез из его глаз, Эскин упал в заросли густой тропической травы и зарыдал.
– Неужели я повторю путь своего отца? – прошептал он сам себе сквозь слезы.
Его слова были пророческими, ибо на этом острове он, как и его приемный отец дядя Абрам, провел тоже четыре тоскливых месяца.
Глава 75. Иногда человек светится изнутри как драгоценный камень
– Египетская сила! – заорал Яков Юшкин. – Что же вы раньше-то со мной не заговорили?!
– А мы побоялись, что вы нас не испугаетесь, – смущенно пробормотал дядя Абрам.
– А потом вы так здорово на китайца похожи! – нахально засмеялась Рита, укачивая плачущую малышку, хотя вертолет и без того так качало и трясло, что она могла бы этого не делать.
– Ну и дела, – вздохнул дядя Абрам, открывая себе и летчику по бутылке пива, – выходит, я собственного сына, который прилетел спасать меня, кинул на этом злополучном острове.
– Не такой уж он и злополучный, если у нас там Анютка родилась, – улыбнулась Рита.
– Да уж, это точно, – кивнул головой дядя Абрам.
– Нет бы, вам пораньше заматериться! – посетовал Юшкин.
– А вам бы пораньше на штурвал сблевануть, – усмехнулся дядя Абрам.
– Жизнь такая штука, что как ни мудри, мудрым не станешь, – хихикнул Юшкин.
– Или как ни крути, крутым не станешь, – пошутил дядя Абрам, поглядывая на штурвал, за которым держался Юшкин.
– А может, назад за Левой вернемся?! – спросила Рита.
– Но я же сказал, что нам не хватит топлива! Прилетим, заправимся, тогда уж и вернемся! А эти повязки на бедрах, из какого зверя сделаны?! – полюбопытствовал Юшкин.
– Из кролика, – с неохотой ответил дядя Абрам.
– Надо же, – удивился Юшкин, – а я думал из какого-нибудь экзотического зверя!
– Какой-нибудь экзотический зверь нас и сам бы съел, – пошутила Рита.
– И как же вы одни жили на этом острове, там же, наверное, с ума сойти можно?! – неожиданно спросил их Юшкин.
Дядя Абрам с Ритой смущенно переглянулись и промолчали, им явно не хотелось рассказывать этому малознакомому летчику, как Рита впала в депрессию, и, наверное, до сих пор бы пребывала в ней, если бы однажды ее не укусила за ногу какая-то ядовитая змея.
От ее укуса Рита даже чуть не умерла, она билась в лихорадке, у нее был сильный жар, и разумеется, что ее молоком было опасно кормить дочку. Тогда дядя Абрам в скорлупе из кокоса истолок земляной орех арахис, добавил туда мякоть банана, замешал, превратил все это в кашу, залил кашу водой и получил питательную смесь для ребенка.
Три дня Рита находилась между жизнью и смертью. Дядя Абрам сразу же отсосал из ее ранки яд, но видно какая-то часть яда уже попала в кровь.
Дядя Абрам как в каком-то помешательстве бегал между плачущей малышкой и умирающей женой, но через три дня Боги сжалились над ними, и Рита исцелилась сама, а может благодаря отвару змееголовника, которым дядя Абрам отпаивал ее каждый день.
Еще он в этот отвар добавлял уголь пальмового дерева, конечно, он не был таким пористым, как березовый, но все равно освобождал зараженное тело Риты от ядов.
Однако больше всего дядю Абрама обрадовало то, что не исчезло молоко.
– Вы так молчите, будто там целую Вечность уже прожили, – хитро заметил Юшкин.
– Что ж, иногда действительно человеку за жизнь отпущено так много, что он становится равным самому Господу Богу, – призадумался, вздыхая, дядя Абрам.
