Старосты бредут вдоль эшелона. Где-то в вагоне бренчит балалайка. Из дверей смотрит наружу дуло пулемета, рядом боец пристроил швейную машину и строчит при свете коптилки.
– Потерял кого, борода? – спрашивает портняжка.
– Командера бы нам, самого товарища Бебеля, кажись…
Бойцы смеются:
– Ух, деревня! Да энто у нас звания такая, кличка геройская. А командир у нас вовсе товарищ Масяськин. Только они на деревню до зазнобе утекли…
Выглядывает еще боец, на ходу он проворно тасует колоду.
– Чего надо, отцы?
– Да вишь, какая незадача, потолковать хотели с командером…
– Ты скажи: чего надо? Авось и без его сладим…
Староста влезает в вагон.
– Бабоньки, девоньки, до вас! – сокрушенно говорит он. – Велели девок да баб, которые покраше, посылать к им в отряд…
Воцаряется тишина.
– Побалуемся маленько, говорит, а завтре пропущать обещалися… Отряд имени товарища, не упомню, как по батюшке, дюже мудреный… Которые нас утром парили – оказывается, бандюки. А энти вроде правильные, заградители. Дак чего делать-то, девоньки?
Мужчины молча рассматривают женщин. Все вздыхают.
– Нужно бабам иттить, – решительно говорит мужик. – Чего поделаешь, хлеб везем…
– Пошли, Манюш, чего сидеть… – встает бабенка, кивая другой.
Та нехотя поднимается, оборачивается к Варваре:
– Ай ты у нас барыня?
Женщины вылезают из вагона, собираются кучкой.
– Все собралися? – Староста морщится, вздыхает. – Энто… которые девки целые – вы уж не ходите, што ли…
Навстречу женщинам высыпают бойцы, подсаживают их в теплушку:
– Кинареечки, давай сюды!
– Да их тута целая стада, столько не требуется, – смеется парнишка с фонарем. – Ишь, разохотилися…
В теплушке заградителей багровым огнем светится раскаленная буржуйка, на крышке, стреляя искрами, жарится сало. Приобняв Варвару за плечи, парень в распоясанной гимнастерке рассказывает:
– …Паек – хлеба хунт, да каша, да суп с воблы. А я энту воблу не кушаю. Приварок у нас, котловая довольствия, да спекулянта прижмешь…
Парочка появляется из темноты и идет к печке греться.
– …Сапоги дали, вещевая тоже довольствия. А то намаялся без сапог… Показал бы, да тута темень такая. Личность твою не разберешь. Семенов, дай, братец, свечку, бабу поглядеть…
Он встает, подносит огарок к лицу Варвары. Держа в руке стакан, она покорно смотрит на него.
– Отпущал бы ты меня, касатик. Дитё тама осталося.
– Зазябла, что ль? Дак самогонки выпей. Сейчас косточки-то разогреем… Куды ж ты собралася?
– С усадьбы мы. В прислугах служила.
– У буржуев?
– Зачем? Дворяны оне.
– Один хрен, сплотаторы.
– Поубивали их мужики, господ. Мальчонку и то не пожалели. Пришли пьяные, усадьбу спалили…
В темной глубине вагона вспыхивает драка, кто-то падает, визжат бабы.
– Того гляди, мешок сопруть, – бормочет Варвара. – Взял бы ты какую послаже, сынок…
– Маманя нашлася… А ну, катися! Одну тоску напущаешь…
Спрыгнув на снег, она дергает на лоб платок и пускается бежать по путям мимо костров.
В теплушке стоит храп на разные голоса. Огонек свечи вздрагивает в фонаре.
– …А на грудях орден серебряный. Ружье такая – не подымешь. Ужасный сильный. Он у их самый главный командер…
– Ты с им целовалася? – уплетая сало, интересуется Палашка.
– И не тронул, вот те крест! Добрый – страсть…
– Чего ж денег не дал? Небось богатый…
– Самому, говорит, нужно. – Варвара вздыхает. – Солдаты жруть, поди прокорми…
– А звать его как?
– Звать? Альфред.
– Жид, што ль? – удивилась Палашка.
– Бог его знаеть…
За окошком занимается рассвет.
Гремит дверь, появляются женщины, втискиваются на места. Варварина соседка не держится на ногах, ее тащит подруга. Староста приходит мрачный.
– Маненько дожидать придется, – бормочет он. – Начальника куды-то арестовали, новый теперя другой сидить…
– Плакали наши денежки…
– Вот завсегда так, – с трудом ворочая языком, говорит на весь вагон одна из девок. – Завсегда женщина омманутая. За что ж мы обиду терпели?
Подруга, не выдержав, прыскает, смеются и мужики.
В вагон влезают два китайца с винтовками в шинелях и папахах, за ними – курчавый юноша в кожанке с изможденным лицом, с темными кругами под глазами.
– Проверка документов! – объявляет он, картавя. – Комендантский патруль!
Люди вскакивают с мест, кричат и топают ногами. Вмешивается староста:
– Дак проверенные мы, господин комиссар, до исподнего проверенные! Мы сей минут трогаемся, нас пропущають…
– Граждане, сохраняйте порядок. Без нас не отправят, мы – чрезвычайка. Товарищ Чжан, приступай.
В теплушке закипает скандал.
– У тебя тут четыре пуда, не меньше…
– У мине девять душ на дворе! Справку видал? – в бешенстве вопит мужик.
– Есть нормы Совнаркома, у нас идет беспощадная борьба со спекуляцией…
Перед Варварой стоит китаец с непроницаемым лицом. Она объясняет:
– Пущал бы ты нас, дяденька. Усадьбу сожгли, господ убили. На деревню мы, тама и документ справим.
– Слазь, – кротко говорит китаец. – Не полозено.
Поезд уходит, проносится мимо последний вагон.
Варвара с Палашкой, навьюченные мешками, подходят к костру.
– Народу-то как на ярмонке, – сварливо замечает Палашка. – Небось по избам полно, ночевать не пустють…
– Чего ворчишь? Все ты на худое поворачиваешь…Не пропали же, Палань? Добрых-то людей завсегда больше…
Слышится протяжный гудок, рев его нарастает, Палашка затыкает уши. Из морозного тумана выползает паровоз, мелькают вагоны, гремя на стыках.
– Тридцатый на Ртищево, – говорит кто-то.
– Вон он стоит, загорает, тридцатый, – возражают ему. – А этого с ночи ждут, спецэшелон военный, перегон закрыли…
Варвара взваливает мешки на спину.
– Кто ж табе туды пустить, трясогузка? – смеется мужик. – Тама щяс одне армейские да чека…
Отойдя подальше, Варвара с Палашкой припускают бегом к станции.
Они бредут степным проселком. Солнце слепит, среди островков бурого снега бегут ручьи.
– Гляди – грач! – радуется Варвара. – Нам бы ишо самую малость, до травки до зеленой протянуть, а уж тама разживемся, не помрем…
Вот он, последний поворот. Вдали открывается хутор – соломенная крыша землянки, завалившаяся изгородь, голая труба печи.
Варвара всхлипывает, порывисто прижимает к себе Палашку.
– Кровиночка моя, доченька! Привел Господь, думала – уж не увижу… Вот он, хутор-то самый! Здеся ты на белый свет произошла, дитё моя ненаглядная!
– Тама печку топють, – бормочет Палашка.
Над крышей землянки вьется прозрачная струйка дыма.
У Варвары подкашиваются ноги:
– Иван!
– Тятькя-я! – вопит Палашка и со всех ног мчится к хутору.
Споткнувшись обо что-то, Варвара полетела кубарем через порог и растянулась на земляном полу.
– Хлебало откроешь – пришью, как жучку!
Незнакомый мужик в шинели уткнул ей под горло ствол винтовки, в другой руке у него бьется Палашка. Он отшвыривает девчонку и, вжавшись в стену, с винтовкой наизготове замирает у двери.
– Чтоб ни звуку!
Варвара, поднявшись, схватила перепуганную Палашку и забилась в угол. Мужик подскакивает и осторожно выглядывает в прореху крыши. Наступив на Варвару, он подтягивается, вытаскивает за собой винтовку и исчезает в кустах на дворе.
– Боюся, мамка… – хнычет Палашка.
Варвара запихивает ее под лавку, сама заползает следом.
– Пулять зачнуть – ляжи, не трепыхайся!
Однако на улице тихо, тенькает синичка.
Мужик появляется в дыму.
– Патрон жалко стратить… – бормочет он свирепо. – Какие были-то? Слышь, баба? Армейские али мужики?
– Дак не видали мы ни единого…
Переждав, Варвара высовывается. Он сидит на краю стола и торопливо ест. Сам он тщедушный, на нем длинная кавалерийская шинель.
Вдруг он закашлялся и стал колотить по столу, опрокинув бутылку.
– Пущай я жук навозный, а ты против мине сильно грамотный, паразит? – орал он неизвестно кому. – Всю гастрономию достиг, откуль у моржа яйца растуть? Командеры, мать вашу, мало вас драли…
Он покосился на них через плечо:
– А ну, брысь отседова! Расселася, гусыня…
Подхватив мешки, они кидаются к двери. У порога их останавливает окрик:
– Назад! – Он лязгает затвором. – Стоять! Не отпущаю! Крою беглым, бью на месте!
Они застывают, ни живы ни мертвы, под наведенной винтовкой.
– Слушай мою команду! Я тя арестовал. Теперя ты пленная баба. Допрос чинить буду, очную ставку табе ставить.
У Варвары брызжут слезы.
– Что ж ты над нами куражишься, пьяные твои бельма! – кричит она, заслоняя рыдающую Палашку. – Ружье убери! Дитё застращал, ирод!
– Отвечай по всей форме, даю важный вопрос. – Винтовку он все же поднимает кверху дулом. – Деньги есть?
