– Аннотация к последней книге, – честно признался отец Дэмьен. – Флавия покупает кучу книг, я тоже иногда, но она больше, и пересылает их сюда, потому, что там у нее нет места для книг, и вообще, ей нравится, когда всё в одном месте; и я взял из коробки последнюю книгу Фрая почитать, поржать; иногда у него бывают хорошие пассы; а в аннотации зачем-то написали, что, ко всем прочим титулам и увлечениям, Стивен Фрай активно борется с вмешательством католической церкви в частную жизнь, причем это официальный статус – борец против вмешательства католической церкви в частную жизнь; а к книге, к сюжету, это вообще никакого отношения не имеет; просто так написали…
– О, неужели где-то католическая церковь еще вмешивается в частную жизнь? – Оуэн подыграл Декампу, но увидел, что Маттиас нахмурился.
– Вооот, Оуэн оценил иронию, а Мёльдерс нет.
– Потому что я вмешиваюсь в личную жизнь, и Стивен Фрай мне не указ.
– Как ты можешь?! Стивен Фрай против. А как ты вмешиваешься, дай-ка подумать… Приносишь людям поесть… с детьми сидишь. В магазин ходишь. Ухаживаешь за больными. Отговариваешь наркоманов от дозы. Да… Абсолютное зло. Я когда прочитал эту фразу, полдня лежал на полу и пил. Какое дело до католической церкви Стивену Фраю – вот что я подумал? И почему католическая церковь? Что за фигня? Мы же и так полупрозрачные, ни на что не влияем. Люди в свою жизнь пускают кого угодно, тетушек двоюродных, бабушек, прочих родственников, Опру, всяких прочих безумцев с ТВ, психологов-любителей, Стивена-сука-Фрая, и они гораздо более чудовищны. Я прямо прифигел от этой приписочки… Вот тогда я и подумал, что Стивен Фрай Антихрист. Не знает, чем бы нас еще добить. Дьявол – вот что печально. Дьявол – это вот такие вот приписочки на книжках всяких знаменитых педиков.
– Предлагаешь организовать фонд защиты от родственников и психологов? Устроить аутодафе книгам Фрая?
– Да срать я хотел на Фрая. Просто я подумал, что мы и вправду в жопе. Кому мы нужны вообще? Церковь совсем уже утратила статус «помощника», поддержки… Кто к нам пойдет вообще? У нас есть куча благотворительных программ. Мы все тут с дипломами медиков, психологов, педагогов, филологов, философов. Но помогаем мы как-то действительно херово… Мы скорее часть декорации – какого-то старинного театра, типа Шекспира в классических костюмах; необычное увлечение…
– О чем ты говоришь, Декамп?! Не ты ли часть живой церкви? Посмотри на Собор в воскресенье, в Пасху, в Рождество? На что ты жалуешься, не понимаю, ты-то еще как вмешиваешься в личную жизнь…
– Чью? Я живого человека исповедующегося уже сто лет не видел. Они ко мне редко ходят. Если только к отцу Амеди опять не протолкнуться, а надо вот к причастию пойти срочно. Блиин, а кто принимает… только отец Декамп… вот жопа… Все любят отца Амеди. Он сидит и плачет с ними часами, будто он не исповедник, а подружка лучшая.
– Конечно. Знаешь, как это бесценно? Только благодаря таким людям, как отец Амеди, церковь встает с колен. Ты хоть представляешь жизнь обычного человека? Без коньяка, оперы, красивых женщин, лошадей, сапог ручной работы? Люди не видят Бога, но не сомневаются в нем, в отличие от тебя. Еще они много смотрят телевизор, а молодые – свои телефоны. Ты же беспощаден. Придумал свой собственный католицизм, своего Бога, такого киношного, Арагорна с мечом, и по своим меркам меряешь людей. Какой был твой последний совет, когда тебя впустили в личную жизнь? Это была мадам Доу, если я правильно помню… ее бьет муж, всю жизнь; они уже пожилые люди. Но она ни разу не обращалась в центры реабилитации за помощью, а вот пришла к отцу Декампу и вдруг разговорилась…
– Я сказал, чтобы она перестала уже это терпеть и треснула его сковородой по башке, самой тяжелой, не Тефалем каким-то там, а настоящей чугунной, можно купить на блошином рынке. Сказал, что даже одолжу. А потом сбежала со всеми деньгами… Он хранит все деньги в доме, под кроватью в коробке, а не в банке на счете на Каймановых островах – бери и беги.
– Самое смешное, что она почти так и сделала, – Маттиас развел руками. – Просто сбежала со всеми деньгами, когда он был в парке с собакой, и подала на развод. Оказалось, у нее уже даже завелся молодой любовник. Суд еще выдал предписание месье Доу, чтоб не приближался к ней за километр. Скандал был нереальный, потому что она в интервью газете сказала, что последовала совету своего священника.
– Ну, любовника я ей не советовал… это была ее импровизация… Да, я плохой священник, но зато я хороший человек, – отец Декамп прямо запрыгал в кресле от смеха и виртуозно не расплескал коньяк. – Ааа, я сумасшедший и горжусь этим. Я вот что хочу сказать по поводу церкви. Люди и вправду разрешают лезть в свою жизнь кому угодно – писателям, журналистам, друзьям, родственникам, а вот если полезет не в свое дело церковь – нас накроют медным тазом. Мы такие ужасные, такие ужасные, даже если делаем что-то хорошее – это мы уже не знаем, как свои грехи отмолить. Это мы дьявол для них. Как всё перевернулось. Эх, нам нужна реклама. Нас совсем забыли. Мы и должны стать как дьявол – везде и все такие клевые из себя, о, они же как Тайра Бэнкс, им можно доверять…
– Ну, такой опыт уже был; как же не хватает нам группы «L&M» – после их концертов процент заявлений на переход в католичество вырастал в местности до неприличия, наши даже тасовали результаты в минус, чтобы никто не прознал, не дай Бог, из журналистов… Можно проделать подобную рекламную кампанию и с Оуэном – молодой католический писатель… ты детективы писать умеешь, Оуэн? Можно придумать очаровательного следователя, занимающегося всякой мистикой, католика, а еще лучше священника…
– Дилан Томас, – хором сказали они с отцом Декампом. Маттиас вопросительно поднял свои тонкие коричневые брови.
– Это парень из Братства, – объяснил отец Декамп, – он… да черт знает, чем он занимается, но похоже на то – выезжает на всякие дела, в которых есть что-то необъяснимое, когда у церкви официально требуют консультации; типа странных самоубийств с четками в руках или серийных убийств тоже с какой-нибудь зажатой в руках или зубах или под ногтями католической символикой…
– Тот, что с Ричи Визано возрождает Инквизицию? – вот про это Дэмьен ничего не знал, он писал Ричи письма почти каждый день, ему, бабушке и вот теперь будет Тео и ван Хельсингу – но ни о чем таком Ричи не упоминал; да и кто он был для Ричи, чтобы тот рассказывал ему о политике Ватикана… что-то дрогнуло внутри Дэмьена, вот так всегда… вот так всегда… вот Тео наверняка всё знает… что-то хрустнуло даже, Дэмьен заморгал. – Ну, я имел в виду что-нибудь более харизматическое, менее маниакальное…
– Можно попробовать.
– Вот. Такой красивый священник бегает и расследует преступления, и заодно поддерживает приход в полном порядке; набор колоритных персонажей…
– Всё-таки вряд ли я смогу писать… ну, без изысков постмодернистских…
– «Имя Розы» дубль два тоже не помешает. Тем более, твое фото на обороте весьма поспособствует тиражам. И потом сериал снять…
– С Фраем мне всё же сложно соперничать. Я слишком молод. Такие как я приходят и уходят… А Фрай и Эко, как королева…
– Да ладно. У него там что? Нос и морщины, всё обвисло уже.
– Галстуки и брови домиком.
– Галстуки и брови – это наживное. Между прочим, на тебе просто нереально прекрасный галстук. И еще – ты меня прости, конечно, но Мёльдерс, ведь правда, что Оуэн нереально хорошенький? Я могу оценить человеческую внешность абсолютно объективно, а не с точки зрения голубых соплей. Господи… или я всё-таки столько выпил?.. Да, молодой католический ученый, филолог, искусствовед, киновед, пишет черно-юморные – они же правда будут черно-юморными? – детективы про молодого современного католического священника в маленьком городке – или в большом городе?.. да, надо нам продавать Дэмьена как божий товар.
Маттиас вдруг загрустил.
– Я каждый день делаю свою работу, но знаю, что за спиной готовится буря – католическое возрождение, католический захват. Но мне страшно. Может, ничего не нужно? Может, сейчас самое лучшее состояние мира – когда каждый человек, вне зависимости от образования и развитости души, может выбрать то, что ему хочется, то, что он понимает? Пусть со стороны это наивно и смешно, провинциальная трактовка католицизма, буддизма, смеси всех чаев… Что готовят моим старушкам и наркоманам ваши Визано и Томас? Тотальный контроль над грехами и счетами? В некоторых странах происходят вовсе не черно-юморные церковные возрождения; власть не знает границ – это опять либо контроль за людьми и навязывание каких-то правил, в современном мире абсурдных, либо опять деньги – опять церковники хотят денег. А что мы хотим? Мы сами не знаем, чего хотим. Что мы можем им дать? За что люди готовы платить не только деньгами, но временем, душой? Почему мы не можем остаться всего лишь альтернативой в этом мире – наравне с психологией, эзотерикой, высшим образованием, тоталитарными и демократическими режимами, рок-музыкой, супермаркетами и бутиками; так много всего, чтобы найти забвение и утешиться; Бог – не самое первое средство от боли; свобода выбора – вот высшая ценность, и ее дал нам сам Иисус, – Дэмьен был поражен этой печалью, этой отповедью – Маттиас будто и вправду не хотел для Церкви будущего; но отец Декамп вспыхнул.
