Таянье Богов Цикенбаума
С миром что-то не так, – прошептал много раз Цикенбаум,
Девы, водка, Ока, даже я ему мнились лишь сном,
Он то в лона глядел, то заглядывал в темные ямы,
Мир пытался встряхнуть или перевернуть кверху дном…
– И зачем жизни смысл привязался ко мне как липучка, —
Деву нежно обняв, Цикенбаум шептал снова в даль, —
Может, миру нужна очень хорошая взбучка,
Чтобы жертву приняв, успокоился вечный алтарь?!…
Дева лоном развеяла странные страшные мысли
И профессор вздохнул, как младенец, испив молока,
И другие девы на нем сладострастно повисли,
Словно блажь прилетела откуда-то издалека…
И профессор смеялся и тешил дев обладаньем,
Водку пил, закусив шашлыком, угощая меня,
Он как будто проник взглядом во тьму мирозданья
И с девой в Оке удалился из скорбного сна…
Я молчал у реки, ощущая его растворенье,
Я с такою же девой забыл о том, что есть срок
Уходящим в Вечность виденьям и светлым мгновеньям
И я в лоне девы тоже растаял как Бог…
Воплощения Сидорова и Цикенбаума
Несчастный Сидоров, счастливый Цикенбаум
Нашли вдвоем приют на берегу,
Пил водку Сидоров, храня безмолвный траур,
Пил Цикенбаум, улыбаясь на Оку…
И девы то смеялись, то рыдали,
Их окружив весельем и тоской,
Профессор чуял раздвоение в реале,
Словно кто-то рисовал вдали покой…
Несчастный Сидоров лежал под нежной девой,
Цикенбаум с девой слился под волной,
Ослеплял блаженства страстный невод,
Мысли быстро уносились в мир иной…
Профессор с девой ощущал несоответствье
По независящим причинам от него,
Он проникал в чарующее девство,
Воплощая в жизнь стремительный рывок…
И вдруг почувствовал, что платит своей жизнью
За эту связь, за наслажденье, красоту,
За обладанье сказочною высью,
За право воплотить свою мечту…
Вот отчего так Сидоров печален,
Даже под нежной девой слезы льет,
Профессор чуял воплощение в реале
И сам на атомы делился как народ…
Сидоров был к древу девою привязан
Сидоров был к древу девою привязан,
Юная блудница измучила его,
Всю ночь несчастный прокричал в экстазе,
Потом забылся и не помнит ничего…
Очнулся Сидоров в какой-то древней лодке,
Туман повис над спящею Окой,
В руках его дрожит бутылка водки,
А вкруг древа дева обвилась змеей…
Выходит, что и вправду было чудо
И это он всю ночь ревел будто медведь,
От страсти Сидоров опустошил посуду
И чует древо начало твердеть…
И дева изогнулась коромыслом,
Их губы встретились как ветерок с рекой,
И необъяснимо вечным смыслом
Заполнился таинственный покой…
И плакал Сидоров, жалея это счастье,
Как будто чувствуя, как унесут года
Лоно девы обладающее властью
И всех впустившее существовать сюда…
Дверь для Сидорова в Вечность
Сидоров в волнах опять хмельной
Деву юную рукою нежно гладит,
Блестит слезой, пронзив ее стрелой,
Луна дрожит на водной глади…
Душой проникнув в лоно всех невест,
Сидоров рыдает в наважденье,
В нем словно ангел пробудился бес
И дева смотрится безумным привиденьем,
И телом сладостным весь разум его ест…
Полны слезами радости глаза,
Ока волнуется от безграничной схватки.
И дева шепчет: Ну, еще дерзай,
С тобою мне и трепетно, и сладко…
И Сидоров уже рычит как зверь,
Он ничего уже не понимает,
Он ощущает, как раскрылась в Вечность дверь
И озаряет его сердце светом рая…
Безумные рассужденья Амулетова
Цикенбаум умер в наслажденьях,
Сидоров от страсти просто сгинул, —
Вот с таким безумным рассужденьем
Амулетов в речку удочки закинул…
Я на углях занимался с шашлычком,
Глядя, как друзья мои пируют,
Девы – ошалевшим косячком
За кустами с ними кувыркались в буре…
Цикенбаум себя чуял властелином,
Сидоров – небесным существом,
Амулетов за крючком бросался в тину,
А я угли шевелил под шашлыком…
И думал, – вот, грешочек первородный,
Из рая смылся даже сам Адам,
Чтоб девой насладиться благородно,
Раскрыв в лоне сладостный Сезам…
Амулетов вдруг заматерился,
Крики дев всю рыбу распугали,
В ловле рыб он видел больше смысла,
От любви боялся быть в печали…
Так как нам жить, как тратить жадный разум,
В чем или с кем ловить свою надежду?! —
Цикенбаум в девах скрылся сразу,
Сидоров свалился к ним поспешно…
Амулетов матерится, рыбу ловит,
Ярко солнце на волнах блестит,
Крик летит, вмиг созданный любовью,
Я и Амулетов чуем стыд…
Так зачем же нам грешочек первородный,
Зачем из рая убежал Адам,
Чтоб создать такое множество народа
И мощью страсти всех разбросить по кустам?!…
Так думал я, стряхнув шашлык в тарелку,
Амулетов нежно обхватил рыбешку,
У Цикенбаума немало будет деток
И Сидоров в ЗАГС побежит с матрешкой…
В бурлящих водах Осетра
Нежит дев безумный Цикенбаум,
И Сидоров теряет с девой разум,
Мы ж с Амулетовым тоскуем у костра,
Мы с девами не плавали ни разу
В бурлящих водах Осетра…
Шум волн от страсти бьющихся о камни
Перекрывает крики сладких дев,
Любого смертного тоска любви изранит,
Когда он видит, как другие озверев,
Исторгают свое яростное пламя
В волнах Оки и Осетра, под тенью древ…
Кто б подсказал, как нам любви добиться,
Мы с Амулетовым не можем без нее,
Нас не утешит крепкая водица,
Нам бы деву превратить в свое жилье
И ее безумьем насладиться,
Посылая в Вечность бытие…
О, наши переменчивые лица
Мы у себя безжалостно крадем,
Когда ласкает нас счастливая девица,
Из лона образуя дивный дом…
В бурлящих водах Осетра
Цикенбаум с девами как демон, —
Соблазняет всех его игра,
Напоминая оснащенный тягой невод…
И Сидоров с девчонками в волнах
Снова ловит сердцем наслажденье,
Осетр бурлит, и волны на камнях
Тут же разбиваются в мгновенье…
Вот и мне б разбиться о девчонку
Иль девчонке долго биться об меня,
А потом в животике ребенку, —
Все рождается из яркого огня…
И вдруг она, – прелестница из рая
Схватив губами, в реку понесла,
Мы исчезаем в волнах, мы сгораем,
Мы превращаем в воздух нежные тела…
Один лишь Амулетов тихо бредит,
Вороша золу уснувшего костра,
Девчонка нежится на моей чудной тверди
В бурлящих водах Осетра…
Ноу-хау профессора Цикенбаума
А если жизнь только сон?! —
Подумал вдруг Цикенбаум
И на деву взглянул,
С которой ласкался в Оке…
И дева шепчет, что он,
Возможно, открыл ноу-хау
И шелест листвы, странный гул,
Ночных сновидений букет…
И даже лоно ее
Ставшее вмиг сокровенным,
Давшее счастье ему
Останется сном внутри сна…
Профессор глядит в бытие,
О, как оно драгоценно,
Но снами уходит во тьму,
Где ни крышки ему и ни дна…
Дева рвется в Оку
И тащит его за собою,
И ноги раздвинула вновь
В подтверждении чувств…
– Странно, что я все могу,
В тебе быть и рядом с тобою,
Неужто мне снится Любовь,
Чтобы приснилась и грусть?!…
Ты странный, – дева сказала
И лоном втянула его,
И дыханием страстным
Опять к волшебству подвела,
И сон нарастающим валом
Создал безумный рывок
И он растворяется в счастье,
Река связала тела…
– Кто ответит за нашу иллюзию,
Если мы зарываемся в прах?!
– Профессор вашу диффузию
Ждет очень безумный размах!
Дева заполнена семенем,
Смеется как чудо в ночи,
Очищая разум от бремени,
В волнах рыбешкою мчит…
И профессор за нею
Тут же дал стрекача,
Зачем нести ахинею,
Подруга вместо врача…
И не важно, что снятся
Люди другим и себе,
Мы будем снова теряться
С любовью в загадочном сне…
Цикенбаум хохотал до слез,
Он деву вытащил из тьмы библиотек
И в чаще у Оки любил всерьез,
А после обсуждал с ней прошлый век…
Аспирантка в лабиринте чужих судеб
Извлекала для себя опять урок,
Разговор научный был так труден,
Что профессор сразу занемог…
К черту страстность жалких революций,
С рабством слабого и глупого царя,
У меня уже огонь поллюций
Разгорелся как безумная заря…
Человек, он, что ни скажет,
Обязательно добудет в жизни ложь,
И все грехи его в шумах ажиотажа
Вряд ли запросто осмыслишь и поймешь…
Лучше есть друг друга светлой ночью
Под песенку разнеженных сверчков,
Священный жар нам явится воочью
Как свет зовущих вдаль зрачков…
Мы были, есть, а после нас не будет,
Но эта яркая безумная луна
Соберет лучами горстки судеб
И будет снова наша страсть отражена…
Другие также будут ковыряться
В архивах пыльных, извлекая чужую жизнь,
Точнее пыль ее, возьми любые святцы,
Везде за мыслью ускользает мысль…
Вот так и мы друг в друга проникаем
И создаем свой чудный нежный путь,
Чтоб уже цивилизация другая
Проникла в наши чувства как-нибудь…
